Томские бунты XVII в. в оценках Н.Н. Оглоблина

Видный ученый рубежа XIX–XX столетий Н.Н. Оглоблин выделяется среди своих современников как исследователь колоссального объема документов Сибирского приказа. По его материалам историк изучил и Томские бунты XVII в.

Н.Н. Оглоблин указывает, что причиной первого из них, относящегося к 1637 – 1638 гг., явились злоупотребления воевод. Служилые люди («мир») требовали от государя признания своих прав и интересов. Московская же администрация боролась с самостоятельностью служилых людей, что, по мнению исследователя, показывает неординарность причин бунта [3, с. 229].

Н.Н. Покровским принимается точка зрения Н.Н. Оглоблина, утверждавшего, что мирские люди, игравшие основную роль в томских бунтах, принадлежали к различным сословным группам, но, несмотря на это, они объединялись и подавали челобитные о злоупотреблениях воевод [4, с. 77].

Ученый считал поводом к восстанию указ сентября 1637 г. об отмене хлебного жалованья служилым людям, имеющим «немалые пашни», тогда как собственником «малых пашен» это жалованье было уменьшено. Указ был объявлен томскими воеводами стольником князем И. Ромодановским и стольником А. Бунаковым, а также дьяком Анисимом Трофимовым.

Осуществление данного указа подрывало благосостояние служилых людей, приносило немалую прибыль государевой казне, а томские воеводы рассчитывали при этом получить не только словесное, но и материальное поощрение.

Как отмечал Н.Н. Оглоблин, восстание было поддержано служилыми людьми, за исключением советников воевод (в основном детей боярских). Инициаторами бунта явились казаки во главе с пятидесятником Андреем Губой. В поддержку движения выступили посадские и ясачные люди уезда, несмотря на то, что их появившийся указ не касался. Они протестовали против злоупотреблений воевод. Жалобы посадских и ясачных людей касались и случаев, нередких при князе И. Ромодановском, когда посадские и ясачные люди вынуждены были закладывать и продавать своих жен и детей [3, с. 230]. Служилые люди, в свою очередь, возмущались злоупотреблениями воевод – не только И. Ромодановского, но и князей И. Пронского, И. Татева и других.

По данным Н.Н. Оглоблина, количество бунтовавших составило порядка 700 человек. После ареста 7 пятидесятников вслед за ними добровольно сели в тюрьму более полутораста служилых людей, и тогда вина служилых людей была распределена на всех захваченных, и все восставшие были освобождены. В это же время начинаются мирные переговоры бунтовщиков и властей.

Н.Н. Оглоблин сообщает, что Андрей Губа и поддерживавшие его служилые люди бежали в ясачные волости, поднимая их против Москвы. Позднее Андрей Губа с челобитной от имени посадских, служилых и ясачных людей явился к царю.

Бежавшие из Томска и вновь вернувшиеся туда весной 1638 г. служилые люди продолжали оказывать сопротивление воеводе, держа позицию «мира» [3, с. 231].

По замечанию Н.Н. Оглоблина, при столкновении с беглецами князь И. Ромодановский даже становится на сторону поднявших бунт служилых людей, что насторожило московское правительство, и оно вскоре сменило И. Ромодановского на князя С.В. Клубкова-Мосальского, И.С. КОбыльского и дьяка Д. Жеребилова, которым было тут же поручено произвести сыск по факту бунта. Прежнего воеводу вызвали в Москву, его советников направили по разным городам. Сыск, проведенный С. Мосальским, не привел к наказанию воевод московским правительством, как и в других аналогичных случаях [3, с. 232].

Неожиданная мера правительства, которая вызвала бунт среди служилых людей, затрудняла и без того сложное финансовое положение плохо обеспеченных служилых людей в Сибири, где свой урожай хлеба почти отсутствовал, привозной же хлеб стоил очень дорого. Правительственная мера, с точки зрения Н.Н. Оглоблина, была бы справедлива полвека спустя, когда в сибирской провинции появился свой хлеб, поскольку ее колонизация уже шла полным ходом. В 1630-х гг. же пашни являлись для служилых людей очень слабым подспорьем к государеву жалованью [3, с. 233].

К тому же, – указывал Н.Н. Оглоблин, – пашни уже были обложены сбором (именовавшимся «выделенный хлеб») в пользу государевой казны, что равняло их с пашнями посадских людей и «оброчных крестьян». Стало быть, служилое землевладение не являлось в Сибири XVII в. прибыльным занятием.

По сведениям Н.Н. Оглоблина, летом 1637 г. князь И. Ромодановской образовал комиссию по описанию земель служилых людей, состоящую из письменного головы Афанасия Боркова, одного подьячего, приходского попа, двух казачьих пятидесятников – Андрея Губы и Аггея Чижова – и 4 рядовых конных и пеших казаков. Андрей Губа возглавил выступление служилых людей против нового указа, так как был близок к рядовым служилым людям по положению и мог понять ту ситуацию, в которую они попали с изданием нового указа [3, с. 234].

Окончание работы комиссии означало вступление в силу данного указа с сентября 1637 г. Вскоре в адрес воевод поступила словесная угроза служилых людей о предстоящем оставлении ими своих земель. Последовавший после этого караван с хлебным жалованьем и его раздача согласно новому указу возмутили служилых людей, так как после скудной выдачи привозные хлебные запасы остались в большом количестве [3, с. 235].

Как отмечает Н.Н. Оглоблин, в Томске произошел неординарный случай, сопровождавший выполнение указа. Остатки хлебного жалованья были свезены по приказу князя И. Ромодановского во дворы некоторых служилых людей для воеводских нужд. Изначально возмутившиеся привлечением к перевозке хлеба, служилые люди сделали попытку отказаться от нее, но им пришлось повиноваться. Возглавляли перевозку хлеба дети боярские Г. Черницын, П. Сабанский и О. Харламов, помощь им оказывали подьячий Андрей Глазунов и конный казак Макар Колмогорец. По поводу действий М. Колмогорца и А. Глазунова было составлено множество челобитных.

На взгляд князя И. Ромодановского, заводчиками бунта явились томские казаки, владевшие пашнями и отказавшиеся выполнять приказ. Среди них были пятидесятник А. Губа, А. Чижов, И. Володимерец. Всего в восстании в 1637 г. изначально участвовали 56 казаков, требовавших раздачи свозимого оставшегося хлебного жалованья служилым людям. Воевода настойчиво объяснял служилым людям содержание принятого указа [3, с. 236-237].

Как писал Н.Н. Оглоблин, А.Губа и другие служилые люди объявили воеводе о своем намерении изъять государевый хлебный запас. Выступавшего десятника И. Матвеева ударил И. Ромодановский, что послужило началом восстания. При этом 7 казачьих пятидесятников были отправлены в тюрьму, вслед за ними сели добровольно и другие служилые люди. Спустя три дня по приказу И. Ромодановского к нему были приглашены 7 пятидесятников, после чего все остальные заключенные сами освободились и также предстали перед воеводой [3, с. 238].

По данным ученого, администрация предприняла новую попытку заставить служилых людей свезти хлебные запасы с судов в хлебные амбары и подчиниться новому указу. Волнение в городе росло, в связи с чем воеводы решили выдать хлебное жалованье тем служилым людям, которые не имели пашен. Такая мера должна была, по мнению воевод, привлечь на их сторону хотя бы половину бунтовщиков. Эту уступку те встретили отказом: и хлебное жалованье не взяли, раз оно предлагалось не всем служилым людям, и к съезжей избе по распоряжению воевод не явились.

Как подчеркнул Н.Н. Оглоблин, служилые люди, поднявшие бунт, решив направить челобитную государю об отмене указа «о службе с пашен», снарядили А Губу, И. Володимерца, И. Матвеева и других служилых в Москву. По пути А. Губа собрал челобитные о злоупотреблениях И. Ромодановкого и остяцкого князьца Нандрика, владения которого находилось в ясачных волостях Кортульской, Шепильской и Чурюбарской на реке Оби. В нижних ясачных волостях по Оби А.Губа также взял челобитные от населения [3, с. 239, 240]. Содержание челобитных касалось разных налогов, пошлин, оброков, собиравшихся с населения в различных видах [3, с. 243]; были и другие притеснения и незаконные сборы. Остякам в некоторые годы, бедные на добычу пушнины, приходилось продавать и закладывать своих жен и детей, чтобы выплатить ясак. Аналогичную ситуацию испытывали посадские люди, которым князь И. Ромодановской приказал построить новую мельницу [3, с. 244].

По наблюдению Н.Н. Оглоблина, князь С.В. Клубков-Масальский пытался обелить своих предшественников, в том числе князя И. Ромодановского, утверждая, будто все привезенные в Москву челобитные были написаны под диктовку и не отличались достоверностью.

Исследователь приводит данные о злоупотреблениях воевод из шести челобитных, доставленных в Сибирский приказ А. Губой и И. Володимерцем 28 января 1638 г. Челобитные касались не только злоупотреблений действовавших воевод, но и притеснений прежних, а также содержали сведения о том, что не выданный служилым людям хлеб воеводы оставили себе [3, с. 241, 242].

Новая волна бунта поднялась весной 1638 г. Речь шла о необходимости устранения воевод от власти. 1 апреля 1638 г. в томскую съезжую избу к ним явились сбежавшие с челобитными казачьи пятидесятники Ф. Клементьев, В. Капустин и В. Сидельников, заявив о намерениях выступить с другими служилыми людьми против воевод. Князь И. Ромодановской попытался отправить «изменников» в тюрьму, но во время начавшейся драки служилые люди отстояли своих товарищей [3, с. 246-247].

Н.Н. Оглоблин отмечал, что после речи И. Ромодановского толпе, собравшей по его приказу у съезжей избы, князь сам схватил И. Матвеева и других его помощников и пытался отвести в тюрьму. В ходе восстания служилые люди были высвобождены и угрожали убить сторонников воевод (детей боярских, подьячих, таможенного голову Ф. Печецына и других) [3, с. 248].

Назначенным в Томск С.В. Клубкову-Масальскому, И.С. Кобыльского и дьяку Д. Жеребилову был дан наказ выслать из города прежних воевод и их сторонников, выполнение указа «о службе с пашен» приостановить, по делу о смутах 1637 – 1638 гг. провести расследование. Расспросные речи служилых людей о бунтах не принесли новых сведений, причем некоторые из служилых людей отказывались давать показания с целью смягчить вину всех восставших [3, с. 249].

О заговоре томской «литвы», состоявшемся в 1634 г., свидетельствуют выявленные Н.Н. Оглоблиным отписка томских воевод стольника князя Н.И. Егупова-Черкасского, его товарища Ф.Г. Шишкина и дьяка А. Строева (июнь 1634 г.), расспросные речи в томской съезжей избе, наконец, «выпись» Сибирского приказа для доклада государю [1, с. 6].

Н.Н. Оглоблин указывает, что в августе 1633 г. в Томск было прислано 150 «литовских людей», часть которых поверстали в конные и пешие казаки; некоторые попали в дети боярские, некоторые – в пашенные крестьяне. Вместе с ранее присланными здесь насчитывалось уже около 200 «литовцев». Вскоре недовольство ссыльных вылилось в бегство 30 человек. В заговоре с целью побега участвовало 50 служилых людей и 25 крестьян. Организаторами заговора были конные казаки И.П. Белиловец и И. Краснопольской [1, с. 7].

Н.Н. Оглоблин называет и других участников заговора, игравших в нем активную роль: В. Борисов, конный казак М. Голящевской, пешие казаки С. Стасейской, К. Михайлов и Т. Левонтьев, крестьянин С. Иванов и З. Левонтьев (холоп томского воеводы князя Н.И. Егупова-Черкасского). Ученый перечисляет заговорщиков и из другого сословия, например, сына боярского М. Гробовецкого [1, с. 8].

Их целью было «побить» воевод и их сторонников, захватить казну денежную и пушную, взять оружие и лошадей, поджечь город, острог и посады и направиться степью мимо Тары на Волгу в сторону Литвы.

Как установил Н.Н. Оглоблин, о планах бунтовщиков во всех подробностях узнали в съезжей избе от пашенного крестьянина Т.Е. Смолянинова, состоявшего в рядах заговорщиков [1, с. 9].

Основные организаторы заговора, названные Смоляниновым, были схвачены и подвергнуты пыткам. Второстепенных участников заговора, несмотря на их отпирательство, также допрашивали. В результате расследования без разрешения московского правительства томские воеводы князь Егупов-Черкасский и Шишкин, дьяк Строев приказали повесить 12 человек. Еще 12 человек, которые не были причастны к заговору, тоже были казнены [1, с. 10], ряд бунтовщиков посадили в тюрьму.

По замечанию Н.Н. Оглоблина, воеводы объявили населению Томска, что «литовские люди» по-прежнему будут туда присылаться. В Сибирский приказ была направлена «выпись», содержащая данные о количестве казненных и заключенных в тюрьму людей; ответа на эту «выпись» не последовало. Н.Н. Оглоблин сообщал, что вскоре брошенные в тюрьму были освобождены в связи с заключением мира с Польшей [1, с. 11].

По определению Н.Н. Оглоблина, Томский бунт 1648 г. вылился в борьбу двух враждующих сторон: служилых и жилецких людей против князя О.И. Щербатого, И. Н. Бунакова и дьяка Б.И. Патрекеева. Бунт 1648 г. закончился, как и предыдущий, отстранением воевод.

По окончании бунта против Бунакова как его организатора были выдвинуты обвинения князем Щербатым. Бунаков же обвинял первого воеводу в тайных связях с калмыцкими тайшами [2, с. 3].

Как показывает Н.Н. Оглоблин, у Бунакова и Патрикеева было много сторонников среди служилых людей, среди которых называл сына боярского Ф.И. Пущина, подьячего Т. Мещеринова, казачьего пятидесятника И. Володимерца, черкашенина М. Яроцкого, казака В.М. Мухосрана; их ряды возглавлял ссыльный Г.О. Плещеев-Подрез и сын боярский П. Сабанской [2, с. 4].

Н.Н. Оглоблин приводит грамоту от 19 сентября 1648 г. томскому воеводе князю О.И. Щербатому, в которой описывалось начало бунта служилых людей против воевод. От имени служилых в Москву Бунаковым и Патрекеевым были отправлены челобитчики. Привезенные ими челобитные сообщали об обидах на воевод, налогах, притеснениях, а также содержали просьбы о смене воевод и наказании Г. Плещеева, назначением администраторами в Томске Бунакова и дьяка М. Ключарева [2, с. 5-6].

Н.Н. Оглоблин излагает содержание и другой грамоты (от 19 сентября 1648 г.) И. Бунакову и дьяку М. Ключареву, повторяющей сведения из предыдущей грамоты и вместе с тем содержащей новые данные, к примеру, о своевольном заточении в тюрьму И. Бунаковым и Б. Патрекеевым князя О.И. Щербатого, П. Сабанского и 23 их сторонников. В грамоте высказывались опасения по поводу того, что Щербатый до приезда новых воевод будет мстить служилым людям, поднявшим бунт в Томске.

Одна челобитная (от 17 сентября), адресованная И. Бунакову и дьяку М. Ключареву Пущиным и Володимерцем, фиксирует насильственный захват князем Щербатым дворовых людей и ясыря у служилых людей. Пущин и Володимерец просили вернуть отнятое служилым людям [2, с. 6].

Как отмечает Н.Н. Оглоблин, отправленная в сентябре 1648 г. следующая челобитная томских служилых и жилецких людей содержит просьбу запретить князю Щербатому осуществлять вывоз из Томска дворовых людей и ясырь. В этом документе есть ссылка на приговор князя А.Н. Трубецкого направленный в Тобольск боярину и воеводам И.И. Салтыкову с товарищами о привлечении к суду князя Щербатого и тщательном расследовании. В ответ на эту челобитную последовала грамота тобольским воеводам (1648 г.), где говорится об исполнении приговора [2, с. 7].

По наблюдению Н.Н. Оглоблина, немало сведений о бунте 1648 г. содержит и наказная память (1648 г.) новым томским воеводам М.П. Волынскому и Б.А. Коковинскому, дьяку М. Ключареву. В памяти идет речь и об отправке из Москвы в Томск за «воровство» Г. Плещеева-Подреза. Память предписывала заключить его в тюрьму в случае нового «воровства» [2, с. 8].

В памяти содержатся и сведения о насильственном захвате жены Татьяны сыном боярским Ф. Пущиным у сына боярского Л. Полтева и угрозах в его адрес. В памяти упоминается о том что Пущин, Патерекеев, Бунаков, Мещеринов, Федоров собирали челобитные со служилых людей против князя Щербатого, вознаграждая их за подписи, не желающих же подписывать такие челобитные избивали [2, с. 9].

Следуя памяти, Н.Н. Оглоблин указывает, что приверженцы Бунакова и Патрекеева осуществляли нападения на сторонников князя Щербатого. Патрекеев занимался продажей вина, требовал исполнять молебен в церкви в свою честь, избивал неугодных. Князь О.И. Щербатый в свою очередь запрещал крестьянам выдавать дочерей за служилых людей, ссыльных, присланных для службы, направил на пашню [2, с. 10].

По замечанию Н.Н. Оглоблина, в розыскных речах приведены сведения о заточении в тюрьму Плещеева, выступлениях сторонников последнего, освобождении его из неволи и последующем сближении с князем Щербатым. Расспросные речи, как и некоторые грамоты, указывают на заговор Плещеева и его сторонников против князя Щербатого, отправку челобитчиков в Москву, установление своих порядков Плещеевым в Томске, притеснения им служилых людей [2, с. 11-13]. В расспросных речах содержались и показания служилых, ясачных и жилецких людей, направленные против Плещеева [2, с. 14].

Другие показания служилых людей, а также воевод и основных участников восстания, содержатся в «очной ставке князя Щербатого с Бунаковым в Сибирском приказе» (1651/52 г.). Здесь также упоминается о переписке колмыцкого тайши с Бунаковым [2, с. 20-21].

Посадские и служилые люди Томска и Сибири вообще выражали недовольство воеводским управлением, выступали против государственных повинностей, натуральных сборов, системы податей, злоупотребления «приказных людей» и феодальных форм управления, что отмечалось Е.В. Чистяковой [5, с. 208].

В оценке Н.Н. Оглоблина волнения населения Томска показали московскому правительству недостатки воеводского управления крупным сибирским городом.

Литература:

1. Оглоблин Н.Н. Заговор томской "литвы" в 1634 г. // Чтения в Историческом Обществе Нестора-летописца. Киев, 1894. Кн.8.

2. Оглоблин Н. Н. К истории Томского бунта 1648 г. // Чтения в Обществе истории и древностей российских. 1903. Кн.3.

3. Оглоблин Н.Н. Томский бунт 1637 – 1638 гг.//Исторический вестник. 1901. № 7.

4. Покровский, Н. Н. Начальные челобитные Томского восстания 1648- 1649 гг. // Литература и классовая борьба эпохи позднего феодализма в России. Новосибирск, 1987.

5. Чистякова Е.В. Городские восстания в России в первой половине XVII века (30-40-е годы). Воронеж, 1975.