О трагическом и комическом в современной рецепции исторического опыта римской имперской системы

Вряд ли можно поспорить с утверждением, что «политическая история человечества по большей части – это история империй» [5, c. 3]. Настоящее время ознаменовано впечатляющим взлетом «имперских орлов»; причем, сегодня мы можем наблюдать не только очередной этап генезиса собственно имперской идеи. Генетически восходя к Риму, слово «империя» (как замечает С.В. Ткачев) входит в нашу обыденную жизнь в названиях развлекательных журналов, компаний, магазинов – и при этом предполагаются исключительно положительные коннотации этого слова. В общественно-политической публицистике «империя» – слово, звучащее уже постоянно; в качестве эпитета им «награждают» Россию, США и реже ЕС; в западной, и особенно американской, политологии проблематика империи переживает своего рода новое рождение.

Как известно, соблазн мирского величия – один из самых сильных [2, с. 160]. Рим претендовал на то, чтобы стать государством вселенским, единственным во вселенной, совпадающим по своим масштабам со всем цивилизованным миром. Римская империя мыслила себя… скорее не как государство, а как цивилизованное и политически организованное человечество... [2, с. 123–124]. Однако все империи смертны. В своей работе «Судьба цивилизатора. Теория и практика гибели империй» А. П. Никонов пишет: Но отчего-то падение великих империй отзывается в человеческих душах камертоном высокой трагедии и возникает странное ощущение... Ощущение непонятной утраты. Порой оно появляется, даже если человек в этой империи никогда и не жил… [4, с. 7]. И в этом смысле очередной исторический Secret de Polichinelle прост: «на ландшафте истории империи обнаруживают странную особенность – их тайна и смысл раскрываются постфактум, с точки зрения Вечности. Воспринимаемые при жизни как подчас несносное бремя, империи, превращенные в миф, начинают жить своей особенной жизнью, волнуя и притягивая как магнит, мороча головы миллионам, едва зарастут сорняками колонны и храмы их капитолиев» [6, с. 142] .

Одна из особенностей римского имперского мифа заключается в его потрясающей резистентности внешним историческим обстоятельствам, способности к саморегенерации, в результате которой могут меняться частности и детали в интерпретации тех или иных событий сакрализированного прошлого Populus Romanus [2, с. 149]. Современной же рецепции исторического опыта Римской империи в равной степени присущи трагические и комические моменты (как известно, комическое и трагическое по отношению друг к другу являются логическими коррелятами). При этом можно обозначить закономерность: вглядываясь в прошлое Римской империи, мы подмечаем и наделяем особой значимостью в первую очередь те ситуации, которые ясно и недвусмысленно перекликаются с реалиями жизни современной. Т.е., подобное «узнавание» самих себя в формате «здесь и сейчас» применительно к событиям далекого прошлого заставляет относиться к проблеме извлечения исторических уроков более чем серьезно. А чертами комического наделяются не только «узнаваемые» факты и ситуации, но и то, что не может быть понято и логически объяснено вследствие причин ментального свойства, отсутствия должной подготовки, а подчас и просто научного интереса. И в особенности это применимо к России (традиционно напрямую никогда не идентифицировавшей себя с империей Римской), где историческая память слишком коротка даже применительно к собственному прошлому, а исторические уроки, как подчас кажется, и вовсе никогда не будут усвоены.

В исторических уроках Римской империи нас тревожат такие актуальные и злободневные темы, как: тяжесть и несправедливость налоговой политики в Империи, направленной, по сути, против широких слоев населения; невозможность заработать честным путем, повлекшая за собой не только протестные настроения, но и массовое возникновение банд грабителей. Также обращают на себя внимание вопиющее социальное расслоение; то, что Римская империя эпохи упадка была миром сибаритствующих олигархов, окруживших себя личной охраной в своих виллах; разорение и исчезновение «среднего класса», инфляционные процессы (Рис.1), а также действующие в унисон богатые слои населения и правительство. Многие подмечают пагубность распространившейся в Империи политики поиска покровителей, размах коррупции на фоне многочисленных, но неэффективных попыток борьбы с ней. Одним словом, в данном случае речь идет о тех процессах и проявлениях результатов внутренней политики, которые заставили в свое время римлян «смотреть на собственное государство как на злейшего врага» [13].

Категория трагического в вышеобозначенном контексте отражает острейшие противоречия, коллизии далекого прошлого, те ситуации и обстоятельства, которые развертывались в процессе крушения Римской империи и которые сопровождались человеческими страданиями на уровне повседневности, гибелью прежних ценностей. При этом трагическое в гибели Римской империи родственно прекрасному и возвышенному в том, что оно неотделимо от идеи величия – величия Государства. «Империя – это монументальное величие человека, стремящееся к реализации некой сверхзадачи. Эта монументальность отличительная характеристика универсалистского имперского мироощущения». И далее, в своей статье «Трагедийный аспект имперского бытия» А.А. Цуркан пишет: «Величие империи идет рука об руку с трагедийностью переживания ее истории. Она оказывается обратной стороной этого величия, и не случайно Г. Ферреро называет свой монументальный труд, посвященный истории Рима, «Grandezza e decadenza di Roma». Галерея трагических образов, почерпнутых из имперской истории Европы, дает на протяжении столетий почву для размышлений выдающимся представителям европейской литературы – от Данте и Шекспира до Мережковского и Иосифа Бродского» [6, с. 142–143] .

В сегодняшней России особый трагизм в осмыслении «имперской темы» (равно как и неожиданная ее актуальность) связаны с неизжитыми советскими амбициями, с чувством государственной ущемленности и прочими социально-общественными мотивами [1, с. 112]. А.И. Любжин [3] говорит о двух мощных ассоциативных рядах, вызываемых у нас словом «Империя» (с одной стороны, «тюрьма народов» и беспросветный гнет правящей верхушки, с другой – русские орлы на альпийских высотах и за Балканами у стен Константинополя). Закономерно побеждать стал второй…

И это не случайно. Так, Э. Паин заметил: в России сохранился и в настоящее время воспроизводится взаимосвязанный комплекс факторов, который можно называть «имперским синдромом». Он состоит из следующих основных элементов: первый элемент – «имперское тело» – территория, сохраняющая рубцы колониальных завоеваний, второй элемент – «имперское сознание», включающее сложный комплекс традиционных стереотипов, например, имперские амбиции, третий элемент – «имперский порядок». Это, прежде всего, наднациональный политический режим, сущность которого состоит в том, что государственная власть отчуждена от нации (общества) и рассматривает народ своей страны если не как покоренное население, то уж, во всяком случае, всего лишь как послушных поданных, как трудовые ресурсы и сырье для политического манипулирования.

Если обратиться к современному Западу, то можно заметить: престиж римской цивилизации в западном мире сегодня низок как никогда: торжество римской символики во времена американской революции стало прощальным приветом Рима Западу – сейчас Рим стал скорее символом отупляющей цивилизации (так обозначает современную ситуацию в своей известной статье «Второе падение Рима» М. Линдт). Тем не менее, идея «Вашингтон – Новый Рим» в настоящее время мало кем оспаривается системно и всерьез.

В этой связи хотелось бы отметить три недавно вышедшие в Принстоне и Оксфорде книги, посвященные империям: «Империи в мировой истории» Дж. Бербанк и Ф. Купера [7], «Правление империй» Т. Парсонса [12] и «Империя свободы» Р. Иммермана [8]. Первые две работы представляют собой попытки систематического изучения империй; в труде Р. Иммермана особое внимание уделяется критике имперских устремлений США. При этом (что является знаковым) ни одну из этих работ нельзя назвать апологией США. Авторы всех трех работ гораздо меньше обеспокоены тем, что номинально представительские учреждения уступают место авторитарным лидерам, и существенно больше – тем, как одно государство или этническая группа расширяют свое влияние и часто территорию за счет других. Подобная расстановка приоритетов не вызывает удивления, ведь большинство работ по империям появилось в ответ на серию интервенций, предпринятых Соединенными Штатами после окончания «холодной войны».

Авторы пишут: проводимая империями политика особенно жесткой бывает на периферии – там, где и возникают вызовы. Границы никогда не бывают четко зафиксированными и стабильными: даже Римская, Китайская и Берлинская стены были местами возникновения волнений. Часто блестящие и беспощадные командиры, которым удавалось захватить власть над империей, – Юлий Цезарь, Чингисхан, Наполеон Бонапарт – начинали свои кампании на периферии и продвигались внутрь, стремясь к богатым провинциям и центру.

Римская империя не знает иной реальности, кроме реальности имманентного. Поэтому ценность политико-правовых форм ее бытийствования для носителей и пропагандистов имперской мифологии – вещь несомненная [2, с. 147]. Закончился ли век империй, как полагают многие? После событий 1989 года, происходивших в Европе, американские наблюдатели праздновали наступление «гражданского общества», веря, что, настойчиво используя накопленную силу, организованные группы, в частности церкви, союзы и движения протеста, смогут свергнуть репрессивный бюрократический аппарат. Однако после терактов 11 сентября привлекательность идеи гражданского общества померкла.

Так, в работе профессора Бостонского университета Джозефа Уильяма Джерома «Упорство варваров и высокомерие Империи: вызов сверхдержаве», мы встречаем следующую формулировку: «как и Рим, США пришлось стать империей. Это империя, созданная по необходимости: «события 9/11» пробудили в США уже было задремавшую Империю. Сегодня США столкнулись с той же проблемой, с которой столкнулся в свое время Рим вдоль Рейна и Дуная. К счастью, на современном этапе у США есть преимущество – опираясь на опыт Рима, следует осознать, что война с террором никогда не будет выиграна артиллерией, бомбардировками и насилием (Рис.2). Варваров этим не остановить – и судьба Римской империи это подтверждает [9, p. 8–10].

Противовесом трагического в восприятии опыта Римской империи выступает комическое. Комическое – это категория, отражающая социально-значимые противоречия римской цивилизации под углом зрения эмоционально-критического к ним отношения с позиций современности. По мнению большинства исследователей, сущность комического состоит в противоречии: комизм той или иной ситуации чаще всего проявляется как результат контраста, противостояния. Таким образом, во всяком комическом противоречии действуют противоположные начала, одно из которых кажется положительным и привлекает к себе внимание, но на деле оборачивается отрицательным свойством.

В исторических уроках Римской империи потомков, как правило, забавляют: снобизм и высокомерие римских правителей, их маниакальная приверженность «римскому мифу» даже в условиях, когда это кажется абсурдом. В современных реалиях достаточно комично и узнаваемо выглядят различные проявления «политического мачизма» (например, тяга к личному участию в гладиаторских боях однажды побудила самого Нерона вооружиться охотничьим копьем и вступить в схватку со львом – но ходили упорные слухи о том, что хищнику предварительно вырвали зубы и порвали главные мышцы); практика показушных «регулярных встреч» (бессмысленных и ни к чему не обязывающих) правителя с народом, обеспокоенность правителей проблемами устроения различного рода грандиозных спортивных мероприятий (задававших своеобразный ритм повседневной жизни в Империи); пропаганда, представлявшая поляризованное и раздираемое противоречиями римское общество преданным и находившимся в полном согласии с властями Империи. Не менее узнаваемыми представляются страсть к массовым зрелищам, всеобщая распущенность, нежелание иметь детей, иждивенчество и прочие пороки римского «общества потребления» (Рис.3). Также на современном этапе представляются наивными попытки римлян различными способами поднять уровень цивилизованности варваров (в более широком и узнаваемом контексте – народов, которые желают пользоваться благами столь ненавистной им цивилизации, но при этом, ссылаясь на свою этноконфессиональную идентичность, по сути, не желают принимать «правила игры» в новом доме) – и тем самым приспособить «миграцию и мигрантов» к нуждам Империи (а по большому счету, к нуждам ее элит).

Распространено мнение, согласно которому комическое отличается от элементарно-смешного именно своей социально-критической направленностью. В этом отношении комическое всегда социально окрашено. Комизм имперской теме Рима придает сам утопический характер имперского проекта. Имперский проект одновременно столь же идеален, сколь и недостижим. Как замечает А. А. Цуркан, недостижимость этого идеала становится очевидной и вызывает снисходительно скептическую усмешку постфактум, после неудачного окончания очередного эксперимента, когда немедленно обнаруживается масса запоздалых провидцев и критиков, со знанием дела разводящих руками (так было в Германии после поражения нацизма или в бывшем СССР после распада Союза). Но пока эксперимент продолжается, все будто зачарованы его ходом и искренне верят в его счастливое завершение. Много ли сомневающихся в «вечности» Рима было после победоносного взлета империи при Траяне или счастливом благоденствии Рах Romana под властью Антонина Пия? [6, с. 144] .

Римляне в свое время создали империю не из «страсти к завоеваниям», а из-за «страха быть завоеванными». Но «покой для империи губителен. Это один из парадоксов имперского бытия: империя, в своей сверхзадаче стремящаяся к абсолютному и совершенному покою, крайне тягостно переживает остановку своей экспансии, состояние стазиса, ибо последнее – «момент истины» для тех, кто осуществляет имперское строительство на практике. Наступает момент отрезвления и отказа от прежних, вызывающих насмешку ценностей» [6, с. 145].

Интересны для изучения (а для сторонних наблюдателей – забавны) ситуации и конкретно-исторические обстоятельства, в которых вдруг Империя начинает вести себя не «по-имперски». И здесь скрывается целый комплекс взаимосвязанных факторов, раскрывающих причины подобных «неожиданных» и «возмутительных» казусов. К примеру, В. Каганский отмечает: «Россия – все еще империя, но империя менее, нежели когда-либо за всю свою историю». Также все чаще говорят о том, что претензии на лидерство России презентуются лишь в программных документах, а «былое величие» является «продуктом внутреннего потребления». Таким образом, Россия на сегодняшний день предстает в формате PR–империи для граждан России и «обыкновенной страной» – для всего остального мира (т.е., PR–империя – это поддержание имперской самоидентификации граждан страны в формате тех идеологических установок, которые реализует власть). Социолог Ю. Левада характеризует современное состояние российского общества как период имитации: «Но у нас эпоха имитации прошлого величия... Имитация порядка, страха, доверия, успеха… Все, что не тронешь, все имитация». Данный феномен уже начал последовательно разрушаться под воздействием публичных недружественных актов по отношению к России со стороны не только современных геополитических тяжеловесов, но и руководителей стран, некогда являвшихся республиками СССР.

Также многим представляются достаточно забавными проявления излишнего имперского рвения (если только это самое рвение не направлено на них). Действительно, можно утверждать, что ни одна страна не доминировала так, как США за всю историю со времен Римской империи в области культуры, экономики, технологий и военного дела. Вот только лозунг «Разделяй и властвуй» Imperium ROMAnum трансформировался в Imperium USAnum и звучит следующим образом: «Освободи и правь»…; а решение проблем самоограничения по примеру Рима (Рис.4.) представляются американским экспертам неизбежным и жизненно необходимым.

Таким образом, история Римской империи – неисчерпаемый источник вдохновения мыслителей во все последующие эпохи. Подчас современность может направить это вдохновение против самой истории, усматривая не аналогии, а смысловые тождества между древностью и современностью. Тем не менее, сравнение с гибелью других империй действительно помогает взглянуть на современные российские и многие международные геополитические проблемы в более широком контексте. При этом первостепенный вопрос заключается в том, смогут ли страны, способные действовать как империи, функционировать в рамках международной системы, которая, в отличие от предыдущей, менее иерархична и в большей степени опирается на общность интересов. К тому же, история свидетельствует, что грань между гуманитарными и имперскими интервенциями весьма тонка…[11]. И в то же время, Рим по-прежнему останется тем главным и самым значительным уроком, которого будут пытаться избежать государства, воспринимающие себя (либо воспринимаемые) в формате «Империя».

Литература:

1. Кантор В. Империя как путь России к европеизации // Вопросы литературы. –2007. – № 4. – С. 112–156.

2. Лурье С. В. От древнего Рима до России ХХ века: преемственность имперской традиции // Общественные науки и современность. – 1997. – № 4. – С. 123–133.

3. Любжин А. И. Что такое империя? // Россия в глобальной политике. – 2004. – №5 (сентябрь/октябрь) [электронный ресурс] // URL: http://www.globalaffairs.ru (дата обращения: 18.12.2011).

4. Никонов А. П. Судьба цивилизатора. Теория и практика гибели империй. – М.: ЭНАС; СПб.: Питер, 2010. – 260 с.

5. Ткачев С. В. Империя как современная полития: Дис... канд. полит. наук: 23.00.01. – Владивосток, 2005. – 217 с.

6. Цуркан А. А. Трагедийный аспект имперского бытия (к вопросу о типологии языческой империи и православного царства) // Вестник ВГУ. Серия Гуманитарные науки. – 2004. – № 1. – С.142–161.

7. Burbank J., Cooper F. Empires in World History. – Princeton: Princeton Univ. Press, 2010. – 528 p.

8. Immerman R. Empire for Liberty. – Princeton: Princeton Univ. Press, 2010. – 286 p.

9. Jerome J. W. Barbarian Tenacity & Imperial Hubris: the Challenge of a Superpower: Boston University Professors Program. – Boston: Boston Univ. Press, 2006. – 127 p.

10. Kennedy P. Rome offers Obama a lesson in limits // The Financial Times. – 2009. – 29 December [электронный ресурс]. URL: http://www.ft.com (дата обращения: 03.09.2011).

11. Maier Ch. S. Empire without end: Imperial Achievements and Ideologies // Foreign Affairs: Published by the Council on Foreign Relations. – 2010. – Vol. 89. – № 4 (July/August) [электронный ресурс]. URL: http://www.foreignaffairs.com (дата обращения: 23.11.2011).

12. Parsons T. The Rule of Empires. – Oxford: Oxford University Press, 2010. – 496 p.

13. Peden Joseph R. Inflation and the Fall of the Roman Empire // Mises Daily. – 2009. – 07 September (Monday) [электронный ресурс] // URL: http://mises.org (дата обращения: 07.11.2011).