О римском глобализме и запасе прочности Imperium Romanum

Так называемая «имперская парадигма» сегодня активно используется для осмысления современных глобалистских тенденций. Обращение в этой связи к истории Древнего Рима как одного из первых наиболее развитых государств, убеждает нас в том, сколь значима (и в то же время утопична по своему содержанию) в его внешнеполитической доктрине была идея глобального «вселенского» государства.

В свое время император Октавиан использовал римское владычество, чтобы передать странам трех континентов римские ценности и мир: вслед за его войсками шли торговцы (прообраз будущих капиталистов), неся новым подданным блага римской культуры – такие как центральное отопление или канализация [1, с. 11]. Проблема отношений римского глобализма с римским же империализмом крайне сложна и неоднозначна. Отметим лишь один ключевой момент: глобализация привела к небывалому ранее росту экономики и выходу на новый цивилизационный уровень; именно она превратила Рим в мегаполис; сделала Италию фактически унитарным государством, ставшим центром огромной Империи и, вместе с тем, не препятствовала развитию провинций. Единая система экономики и торговли стала охватывать всю территорию Империи, продолжались урбанизация, романизация и колонизация.

При этом трудности, возникающие в процессе реализации имперского интеграционного проекта, большинством исследователей объясняются действием двух (противоположных по своей сути) исторических закономерностей:

1) Как только Империя перестает расширяться, она начинает «клониться к закату»;

2) Империя не расширяется потому, что в силу конкретно-исторических внутренних и внешних причин не имеет возможностей к расширению, поэтому и «клонится к закату».

Вообще, вопросы наподобие «В какой момент несокрушимая сталь Римской империи покрылась усталостными трещинами?», или «Сколько Римская империя могла бы еще «протянуть», если бы….?» давно уже обрели характер риторических. Известный футуролог Ф. Полак не скрывал своего удивления по поводу своеобразного «римского чуда»: «На наш взгляд, проблема Рима – это проблема не того, почему он пал, но как он смог вырасти до таких высот и почему он не пал раньше, не имея позитивного образа будущего» [2, p. 85]. Таким образом, проблема, которую пытаются решить с учетом опыта современной науки, по большому счету заключается в том, насколько универсален римский опыт реализации имперского интеграционного проекта. А поиски ответа на вопрос «Осознавали ли римляне пределы возможностей своей Империи?» становится одновременно средством осмысления многих ситуаций современности.

Как известно, древнее сознание могло мыслить только одну Римскую империю в качестве Вселенского государства; такое сознание как бы «сопротивляется» естественной центробежной силе мирового исторического процесса. Римская империя – это первый в истории опыт мировой глобализации, создания универсального многонационального общества, в котором были выявлены магистральные направления исторического развития с его взлетами и падениями, невиданным прогрессом и диким варварством [3, с. 21]. В этом смысле «римское государство продолжается, принимая те или иные формы, вот уже 2000 лет…» [4]. А все потому, что «Рим никогда не рассматривал себя в качестве государства в современном смысле слова, т.е. как одно государство среди других государств» [5, p. 121]. Римская империя претендовала на то, чтобы быть не просто государством, а государством вселенским, государством единственном во вселенной, совпадающим по своим масштабом со всем цивилизованным миром. В этом смысле Римская империя мыслила себя скорее уже не как государство, а как все цивилизованное и политически организованное человечество [6].

Что действительно отличало Римскую империю от ее предшественниц и современниц, это то, что ей действительно удалось совместить культурный универсализм и политический изоляционизм и реализовать их в своей практике – она и на самом деле была многоэтнической, превратившись в формацию, где этнические различия не имели никакого политического значения. Политический порядок парил над этническим разделением, подобно тому, как у нас цивилизация парит над национальными границами и не является поводом для шовинизма. Таким образом была задана идеальная модель империи – в том, прежде всего, что касается формы. «Римская государственная религия не имеет смысла без римского государства, которого достояние она составляет; она есть religio civilis в собственном смысле [7, с. 212]. Рим становится единственной сверхдержавой, выражающей парадигму развития человечества, и фактически идентифицируется с этим последним. Развитие человечества вне «римского мира» становится не только нежелательным, но и невозможным, и все населяющие мир народы либо подчинены Риму, либо «замирены», т. е. находятся в русле его политических, а часто и экономических и иных интересов [8, с. 94].

Согласно В. Каганскому, с сугубо пространственной точки зрения империя – это объединенное особыми средствами пространство разнообразных и разнотипных культурных ландшафтов, удерживаемое внешним образом разнообразие ландшафтов. Империя – принудительное, искусственное, внешнее и неорганичное единство разнообразия культурных ландшафтов. Разумеется, это пространство до известной степени впоследствии интегрируется и оестествляется.

В пространстве империи самое пространство вторично, это пространство-проекция, пространство – эманация власти. Пространство империи создано, заполнено и оформлено властью. Данная, прежде всего в пространстве, империя не знает пространства как такового, как автономного феномена, как самозаконной сущности: пространство империи – всего лишь аспект (хотя мощный и значимый) государства, власти, государственной мощи и структуры. Имперское пространство – это пространство-государство, а не пространство-ландшафт. Власть – главный игрок, основный фактор пространства. Империя унифицирует и интегрирует свое пространство; имперское пространство структурируется и интегрируется специальными структурами, преимущественно силовыми. Саму империю как феномен можно считать способом и механизмом силовой интеграции и унификации больших разнообразных территорий.

Всякая империя – пространство линий коммуникации, замыкающихся на центр, приобретающий особую роль и уникальную функцию. Империя – пространство центростремительное: «Все дороги ведут в Рим». Горизонтальные, непосредственные связи мест носят второстепенный характер и отнюдь не насаждаются властью; связи мест часто или в основном носят непрямой, трансцентральный характер (через центры). Империя – пространство доминирования статусных, вертикальных связей, связей прежде всего по направлению «центр – периферия». Потому пространство империи задано двумя основными особыми областями – Центром и Границей; их роль, в том числе сакрально-символическая, хорошо известна. Пространство империи – пространство, извне сжатое внешними, чуть не абсолютными границами – и организуемое внутренним абсолютно доминирующим центром.

И, конечно же, в любом случае в центре империи стоит вполне определенный глобальный проект. Именно им империя обосновывает свое существование, неся всем народам и культурам, которые входят в ее состав, нечто могущественное и объединяющее, чего не хватает ни одной из ее частей в отдельности.

Любая империя стремится простираться на бескрайние просторы и быть вечной, то есть не подверженной перипетиям мимолетной политической и исторической конъюнктуры. Империя – это сочетание локального своеобразия и некой рациональности большого пространства, которое империя будет контролировать. На практике бесконечность и вечность выражаются в том, что территории империи превышают масштабы национальных государств, а цикл существования империй дольше, чем история конкретного политического режима.

Империя – это монументальное величие человека, стремящееся к реализации некой сверхзадачи. Эта монументальность – отличительная характеристика универсалистского имперского мироощущения, воплощенного в нарочито помпезной архитектуре римских общественных зданий, базилик и форумов или в пронизанной римскими мотивами эстетике чопорного николаевского Санкт-Петербурга [9, c. 142]. Империя – уникальный по своим масштабам утопический проект, в свернутом виде присутствующий в мифологическом субстрате имперского бытия, суть которого в стремлении человека преодолеть дискретность и противоречивость собственного существования, как и существование всего мира за счет его упорядочивания и унификации в соответствии с неким априори заданным идеалом в рамках единого политического целого.

Утопический характер имперского проекта обусловлен лежащей в его основании мифологической сверхзадаче, вернее, в ее недостижимости. Однако недостижимость этого идеала отнюдь не обязательно очевидна сразу. Пока эксперимент продолжается, все будто зачарованы его ходом и искренне верят в его счастливое завершение. Много ли сомневающихся в «вечности» Рима было после победоносного взлета империи при Траяне или счастливом благоденствии Рах Romana под властью Антонина Пия? Много ли скептиков-диссидентов было в лучшие годы «страны развитого социализма», пока она последовательно расширяла свою экспансию? [9, с. 144]

В то же время, империи, искушенные в стратегическом искусстве и сумевшие просуществовать долго, например, Римская, осознавали пределы своих возможностей и чаще всего старались их не превышать. Потеряв три легиона в чащобах германских лесов, Октавиан Август и его преемники решили, что граница империи в этом районе пройдет по западному берегу Рейна. Аналогичным образом, Рим выбрал Дунай в качестве естественного барьера от дакийских племен, оставив Венгерскую равнину этим воинственным «варварам». Уэльс и Шотландия римлянам также были не интересны, поэтому туда их легионы, как правило, не вторгались. На юге прибрежные районы Северной Африки были богаты ресурсами, но путь дальше преграждала непроходимая Сахара. Продвигаться восточнее Палестины также было рискованно…

Таким образом, границы влияния империи были установлены самим Римом. Чтобы сохранить свою силу, римляне с безжалостной решительностью делали выбор, на каких территориях они намерены остаться – и драться за них до конца, а куда после неудачи не будут пытаться проникнуть. Это, наряду с некоторыми другими причинами, позволило Римской империи просуществовать целых пять столетий [10].

Однако покой стал для Римской империи губительным. Цитировавшийся выше А. А. Цуркан по этому поводу замечает: …это один из парадоксов имперского бытия: империя, в своей сверхзадаче стремящаяся к абсолютному и совершенному покою, крайне тягостно переживает остановку своей экспансии, состояние стазиса; стремясь к тотальности своей власти, к целостному охвату унифицированного пространства, она болезненно сносит любую паузу, ибо последняя – «момент истины» для тех, кто осуществляет имперское строительство на практике.

Не следует забывать: по большому счету, рождение Римской империи было вызвано материальными причинами. Еще до ее возникновения торговцы связали все Средиземноморье сетью морских путей. За походы легионеров и присоединение новых провинций выступали не столько настоящие правители Рима, аристократические сенаторы, сколько деятельные представители торговых кругов, которые в иерархии власти были на ступеньку ниже. Италия была для них слишком мала [11]. Не менее материальными причинами был вызван и отказ Империи от дальнейшей экспансии – завоевание этих территорий было попросту нерентабельным. А что до имиджа или престижа Империи, отказавшейся от великого натиска на еще нецивилизованный мир, – то следует учитывать и ее (Империи) внутренние трудности. К примеру, главной бедой Рима, по мнению «архитектора» Pax Romana Октавиана, была алчная, вздорная и продажная власть, власть нескольких связанных узами родства семейств, управлявших огромным государством путем постоянной перетасовки одних и тех же лиц... Что называется, no comments…

Т.е., применительно к римской истории одним из важнейших факторов прекращения экспансии явилось губительное состояние неустойчивого равновесия, когда цели и сверхзадача имперского бытия, очевидно, не достигнуты, а та реальность, которая имеет место, все чаще воспринимается негативно, как не заслуживающая тех жертв, которые были принесены ради ее создания. Римская империя стала примером того, как прагматичная великая держава в определенных случаях осознавала и признавала небеспредельность своих возможностей. И в этом отношении Рим представляется наиболее значительным историческим уроком – прежде всего, для тех современнных государств, которые в схожих ситуациях (движимые непримиримостью или идеологическими соображениями) предпочитают следовать девизу «бороться до конца».

P.S. Разумеется, недостижимость имперского идеала никогда не являлась препятствием для попыток его реализации. Пока имперская экспансия продолжается, идеал кажется более чем достижимым, а усилия, затраченные для его претворения, – оправданными. Так было и в Римской империи: в свое время уничтожение в Тевтобургском лесу значительного контингента хорошо обученных римских войск остановило расширение Римской империи. Однако совсем недавно на севере Германии были найдены следы крупного сражения между древними римлянами и германцами начала III века – т.о., после знаменитого поражения в Тевтобургском лесу Рим не оставил попыток покорить германцев…

Литература:

1. Холланд Р. Октавиан Август. Крестный отец Европы. Пер. с англ. Е. Корягина. – М.: АСТ: Астрель, 2010. – 348 с.

2. Polak F.L. The Image of the Future. 2 vols. – Vol. 1. –Leyden, The Netherlands: A. W. Sythoff; New York: Oceana Pub., 1961.

3. Буданова В.П., Токмаков В.Н., Уколова В.И., Чаплыгина Н.А. Древний Рим: Учебное пособие для вузов. – М.: Астрель, АСТ, 2006. – 688 с.

4. Das gemeinsame kulturelle Erbe des Römischen Reiches / Grenze des Römischen Reiches / Deutsche Limeskommission [электронный ресурс] // URL: http://www.deutsche-limeskommission.de (дата обращения: 17.04.2009).

5. Veyne P. L’Empire romain // Maurice Duverger (ed.) La Concept d’Empire. – Paris: Presses Univ. des France, 1980. – P. 121–130.

6. Лурье С. Translatio Imperii [электронный ресурс] // URL: http://svlourie.narod.ru (дата обращения: 18.03.2009).

7. Бердников И. Государственное положение религии в Римско-Византийской империи. – Казань: т-фия Императорск. Ун-та, 1881. – 580 c.

8. Егоров А. Б. Последние планы Цезаря (к проблеме римского глобализма) // Мнемон: исследования и публикации по истории античного мира / под ред. Э. Д. Фролова. – Вып. 5. – СПб., 2006. – С. 77–94.

9. Цуркан А. А. Трагедийный аспект имперского бытия (к вопросу о типологии языческой империи и православного царства) // Вестник ВГУ. Серия Гуманитарные науки. – 2004. – № 1. – С.142–161.

10. Kennedy P. Rome offers Obama a lesson in limits // The Financial Times. – 2009. – 29 December [электронный ресурс]. URL: http://www.ft.com (дата обращения: 03.09.2011).

11. Pravec J. Pád říse evropské // Ekonom (29.07.2010) [электронный ресурс]. URL: http://ekonom.ihned.cz (дата обращения: 08.09.2011).