Кризис парламентаризма в России: фактические проявления

Нормативно-правовая база парламентаризма объективно обуславливает потенциально возможный уровень демократизма системы народного представительства, фактические же обстоятельства такого представительства являются показателями состояния демократии. Так, наряду с объективными, закрепленными в Конституции и конституционном законодательстве, изъянами правового статуса «слабого» российского парламента, законодательной организации всей системы парламентаризма в РФ, не соответствующими представлениям о развитой демократии, можно выделить ряд фактических проявлений кризиса парламентаризма в России, которые носят во многом субъективный характер, обусловленный отечественной «политической традицией».

Самым острым проявлением кризисного состояния парламентаризма в России является делегитимация парламентских институтов — потеря ими доверия и признания. Наиболее показательными в этом отношении являются абсентеизм избирателей и парламентариев.

Абсентеизм избирателей представляет собой уклонение от участия в выборах. Явка на парламентские выборы в РФ за 2003, 2007 и 2011 составила соответственно 55,78 %, 63,78 % и 60,1 %. Минимальный порог явки осложняет избирательный процесс, позволяя отменить выборы, поэтому рост абсентеизма вынудил власти снять барьер для выборов в федеральные органы государственной власти — «…представительные органы государственной власти, сформированные посредством таких выборов, не отвечают требованиям демократического, конституционного государства» [9], поэтому «правящие круги делают вывод о том, что нельзя связывать объем демократии с явкой избирателей, а явку … с легитимностью избранных органов» [12, с. 238].

С одной стороны, абсентеизм демонстрирует безразличие и недоверие к институту выборов и парламенту, а с другой стороны — может быть вызван убежденностью в стабильности и эффективности парламента. Однако, «по данным ВЦИОМ (март 2010 года) деятельность Государственной Думы одобряют 31 %, а не одобряют 43 %, Совета Федерации — соответственно 30 % и 32 %» [20, с. 107–110].

Уместно заметить, что по данным исследования Edelman Trust Barometer — 2012 уровень доверия к власти снизился во всем мире (в Европе 60 % респондентов не доверяют своим правительствам, а 64 % уверены, что их страна движется «в неправильном направлении»), потому рекордно низкой оказалась явка на парламентские выборы в Европе в «кризисные» годы — в Германии в 2009–70,8 %; во Франции в 2012–57,4 %. Однако, показатель доверия в России снизился за год больше чем в Европе — только 26 % информированных респондентов в возрасте от 25 до 64 лет доверяют власти, что на 17 % ниже среднемирового уровня.

Парламентский абсентеизм представляет собой пассивное отношение депутатов к выполнению своих обязанностей, дееспособность парламента при этом невысока. В 2005 году из 450 депутатов более 225 регулярно не приходили на работу, а на пленарных заседаниях обычно присутствовало не более 50 парламентариев, на заседаниях комитетов собирались по 3–4 депутата [21]. 2 апреля 2010 года эту проблему Думы впервые на высшем уровне озвучил президент Медведев, отметив среди прочего, что «Это в конечном счете оскорбление тех, кто голосовал за партии» [10]. 27 февраля 2009 г. на заседание пришли всего 5 депутатов. При этом государственные телеканалы стали использовать архивные съемки, чтобы не показывать пустой зал [17].

Проявлением кризис парламентаризма стало катастрофическое снижения качества представительства, определяемого качеством выборов и партийной системы.

Фактически «выборы в Российской Федерации не являются в полной мере свободными. Из выборной кампании постоянно исключаются кандидаты, не устраивающие власть. Для этого используются любые предлоги…» [12, с. 238]. Действующее законодательство лишает кандидатов возможности использовать эфирное время в целях распространения призывов голосовать «против» и формирования отрицательного отношения [25]. Между тем, возможность критики оппонентов — условие демократичности выборов. Действующее законодательство создает возможности для искажения результатов голосования — число избирателей, принявших участие в голосовании, определяется по числу бюллетеней, обнаруженных в ящиках для голосования [25]. Очевидно, что это «открывает большие возможности для подтасовки результатов выборов» [12, с. 240]. Для российской действительности привычными стали множественные нарушения на выборах — вбросы, т. н. «карусели», покупка мест в избирательных списках, использование административного ресурса и т. д..

Наблюдается дисфункция политических партий. Современные российские партии есть «недоразвитые варианты известных западных моделей, имеющие скорее архаичные, чем современные характеристики» [11, с. 162]. Процесс формировании политической элиты погряз в застойности и «геронтократии». Разработка идеологии, формирование общественного мнения, распространение политической культуры выродились в популизм и «пиар». Электоральная тактика доминирует над программной, а электоральный успех зависит от политтехнологов — партии фактически безответственны за свой популизм. Центральные комитеты пользуются автономией от низовых структур. Слаба связь с гражданами, партии в основном служат целям борьбы различных частей экономической элиты, а в условиях системы партийных списков «вряд ли можно говорить о том, что депутаты представляют нацию» [6, с. 133]. Все это дискредитирует роль института политических партий. Ситуация усугубляется тем, что «зависимость депутатов от избирателей исчезла» [6, с. 133] вследствие введения свободного депутатского мандата. Недостаточную и пассивную роль играют партии в законотворческом процессе.

Свойственное для России в настоящее время, как и в 90-е годы, создание «партий власти» и искусственных оппозиционных партий является низменным явлением в политической культуре. Само же партийное строительство в России, как отмечалось еще недавно, «только кажется свободным» [12, с. 263], а зарегистрировать новую партию было практически невозможно. Теперь же, либерализация законодательства в 2011 г. привела к резкому увеличению числа партий. По состоянию на 27 сентября 2013 года в РФ зарегистрировано 73 политических партии, против 7 в начале 2012 г., а так же79 организационных комитетов [3]. Возникают сомнения относительно самостоятельности этих партий. При этом, очевидно, что целью введения нового порядка создания партий стал отъем голосов у думской аппозиции. «Дикая многопартийность» не отвечает критериям развитой системы парламентаризма.

Самым значимым показателем кризиса парламентаризма стала формализация законотворчества.

Сегодня власть и Президент имеют в лице «Единой России» парламентское большинство в ГД и гарантированно ориентированный на Кремль Совет Федерации (далее СФ) [15], особенно если учесть, что президентская администрация активно занималась подбором кадров для СФ [5]. Государственная Дума (далее ГД) фактически превратилась в продолжение Кремля, автоматически «штампуя» его инициативы, подтверждая, что Россия превратилась в «управляемую демократию» [22, с. 240; 19, с. 154–178]. Так, в 1996–1997 гг. ГД одобряла 35 % внесенных Президентом законопроектов, в 1999 г. — 60 %, а после 2000 г. — почти 100 %, при этом становятся законами не более 20–30 % законодательных инициатив самой ГД [23]. С началом президентства Путина основной блок законов вообще принимается по инициативе исполнительной власти — около 72 % от общего числа законов, принятых уже весной 2000 г., были инициированы Президентом [22с. 240].

«В рамках формально соответствующей требованиям Регламента ГД процедуры рассмотрения законопроекта в трех чтениях минимизируется или вообще исключается дискуссионно-конкурентное обсуждение законопроекта и фактическое решение о его принятии или отклонении принимается узкой группой лиц, входящих в руководство фракции «Единая Россия» и выборную администрацию ГД» [19, с. 170]. При этом делебирация [28; 2; 1] редкой политической дискуссии недостаточна, «качество парламентских коммуникаций … оставляет желать лучшего» [28, С. 55], а «парламент становится не ареной открытых дискуссий, а местом нетерпимости» [6, С. 135]. В этих условиях, критика правительственных чиновников со стороны оппозиции игнорируется парламентским большинством и расценивается им как посягательство на власть и партию власти [4].

Т.о., парламент «обслуживает» Президента и Правительство — ««Единая Россия» — это скорее механизм голосования за президентские законопроекты» [18], а «… власть парламента становится … все более формальной. Из законодательной она … превращается в «законооформительскую», предназначенную прежде всего облекать в законодательные акты то, что предлагается парламенту президентом и правительством» [14, С. 284]. Все это фактически подчеркивает фиктивность разделения властей в России.

Неоднократно звучали предложения установить предельное количество мандатов для одной партии равное половине числа депутатских мест в ГД для преодоления гегемонии «партии власти», это представляется крайне логичным решением.

Для повышения же общей эффективности законотворческого процесса необходимо введение широкомасштабного планирования законодательной деятельности, повышающее качество программ законодательной работы ГД, которая рассматривает от 34 % до 58 % законопроектов от планового объема. Целесообразно образование объединенного парламентского комитета по координации и планированию законопроектной работы [16, С. 269]. Конституция в ч. 3 ст. 101 не запрещает создания объединенных комитетов, но все же предлагается внести соответствующую поправку [16, С. 276]. Позитивными могут оказаться меры и по расширению прав палат на проведение совместных заседаний. Думается, что воля Парламента была бы гораздо весомой, если бы не палаты, а Парламент в целом принимал политические заявления по события в стране и мире. Для упорядочения совместной деятельности палат возможно принятие совместного Регламента [16, С. 273]. Необходимо внедрение полномасштабного мониторинга в законотворческую практику [16].

Подпитывает кризис и отсутствие функционирующего на прочных основах социально развитого и политически зрелого гражданского общества [25, С. 128]. Гражданское общество сознательных индивидов-собственников выступает одной из предпосылок построения либерально-демократического общества и парламентаризма. Российские же граждане времени «становления демократии» в массе своей не обладали ни сознательностью, ни собственностью, а общество не было способно к демократической самоорганизации. В тех условиях каждое решение уводило страну от демократии [26].

Ответственны за это либеральные фундаменталисты, «которые неправомерно присвоили себе … монопольное положение в области идеологии. Деструктивность этих людей, их патологическая ложь и лицемерие, доказанная делом враждебность к своей Родине вызвали к ним в обществе закономерное отвращение … последствия их управления страной продолжают сказываться и сегодня» [12, С. 265]. Надо сказать, что «за последние 15 лет российские «либералы» скомпрометировали не только понятие «либерализм», но и понятие «демократия» … превратив его в синоним хаоса, произвола, насилия, безответственности и невежества» [12, С. 265].

Распространяемый естественным образом крупным капиталом, либерализм сам по себе недостаточен для развития любого слабого общества [7, С. 346–349] — «у нас уже в постсоветский период сложился такой опыт строительства демократии, который часто не оставлял никаких шансов для демократии. Именно в данный период утвердился режим безальтернативной власти Б. Н. Ельцина» [12, С. 286]. Наши «демократы» сделали выбор в пользу «игры без правил» поскольку в обществе не было того минимума честности, правосознания, чувства справедливости, без которого демократия невозможна [27].

В нашей стране прекрасно известна этимология слова «дерьмократия». Такая лексика «не возникает на пустом месте. Чтобы до такой степени произошло лингвистическое превращение, народ надо было очень сильно обидеть … под флагом «демократии» … исказить весь смысл социальной справедливости, … утопить народ в коррупции и бандитизме. Надо было пойти на расстрел своего российского парламента…» [8].

Реализация концепции конституционализма зависит от уровня политико-правовой культуры общества — политико-юридической грамотности граждан и уважеиня правовых предписаний [13, С. 107; 20, С. 107–110]. Уровень же политической культуры россиян остаётся стабильно низким [25, С. 107; 20, С. 107–110]. Для сегодняшней России «характерно падение уровня образования и общая деградация человеческого капитала, активизация хаотичной пропаганды и всеобщая загруженность борьбой за выживание, что ведет к массовому равнодушию и отказу от любой идеологии» [12, С. 265]. В таких условиях сознательная демократия невозможна.

Все перечисленные обстоятельства стали фактическими свидетельствами и проявлениями кризиса парламентаризма в России.

Литература:

1.         Bessette J. The Mild Voice of Reason: Deliberative Democracy and American Government. Chicago: University of Chicago Press. 1994.

2.         Dryzek J., List C. Social Choice Theory and Deliberative Democracy: A Reconciliation // British Journal of Political Science. 2003. Vol. 33, № 1.

3.         http://minjust.ru/nko/gosreg/partii/spisok

4.         http://www.kremlin.ru. 17 февраля 2009 г. Список лиц, включенных в «первую сотню» резерва управленческих кадров, находящихся под патронажем.

5.         Акопов П. Русский сенат. Попытка коллективного портрета нового состава Совета Федерации / Акопов П. // Известия. 2002. 30 января.

6.         Арутюнян А. А. Конституционализм: проблемы постсоветской реальности: монография / А. А. Арутюнян. М.: Норма, 2013.

7.         Делягин М. Россия после Путина. М., 2005.

8.         Зорькин В. Д. Российская газета. 2006. 6 сент.

9.         Иванченко А. В., Любарев А. Е. Российские выборы от перестройки до суверенной демократии. М., 2006.

10.     Интерфакс. 2010. 2 апреля.

11.     Куличенко А. В. Политические партии и развитие демократии. Опыт России и Германии / Куличенко А. В. // Полис, 2004. № 2.

12.     Кутафин О. Е. Избр. тр.: в 7 томах. Т. 7. Российский конституционализм. М.: Проспект, 2011.

13.     Лихобабин В. А., Пархоменко А. Г. Российский конституционализм. (История. Современность. Перспективы). М., 2000.

14.     Лукьянов А. И. Парламентаризм в России (вопросы истории, теории и практики): курс лекций. НОРМА, ИНФРА-М, Москва, 2010.

15.     Макаркин А. Стенограмма пресс-конференции «Общественная палата: орган общественного контроля или механизм манипулирования общественным мнением».

16.     Махачев Г. Н. Историко-правовые проблемы развития российского парламентаризма. дис. … д. юр. н.. Владимир, 2007.

17.     Московский комсомолец. 2009. 12 марта.

18.     Независимая газета. 2006. 4 декабря.

19.     Нисневич Ю. Аудит политической системы посткоммунистической России. М., 2007.

20.     Нисневич Ю. А. Кризис доверия как доминантный для России социально-политический фактор // В кн.: Научное, экспертно-аналитическое и информационное обеспечение национального стратегического проектирования, инновационного и технологического развития России. Ч. 2. М.: [б.и.], 2010.

21.     Новые известия. 2005. 25 октября.

22.     Сакова Р. Путин: выбор России. М., 2006.

23.     Толстых П. А. Миллиардные обороты думского лоббизма. Аналитический обзор // http://polit.ru/analitics/2005/04/28 lobb.html

24.     Федеральный закон от 12.06.2002 N 67-ФЗ (ред. от 14.06.2011) «Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации», ст. 56 // Справочно-правовая система «Консультант Плюс»

25.     Фоменко С. С. Институт парламентаризма в современной России: факторы и тенденции развития. Диссертация на соискание учёной степени кандидата политических наук. Елец, 2006.

26.     Фурман Д. Е. Президент Путин как русский Гамлет // Независимая газета. 2006. 30 авг.

27.     Фурман Д. Е. Судьбоносный выбор и его последствия // Независимая газета. 2006. 23 июня.

28.     Шкурихин И. А. Делиберация как норма парламентской коммуникации // Вестник Пермского университета. Политология. № 2, 2012.