Наблюдательные миссии и «расширенное» миротворчество ООН

В статье исследуются доктринальные разработки ведущих мировых держав, обосновывающие естественное движение в рамках миротворческого континуума от поддержания мира к принуждению к миру.

Ключевые слова: ООН, наблюдательные миссии, «расширенное миротворчество».

Принято считать, что наблюдательные миссии укладываются в зонтичный термин «традиционных» миротворческих операций [4]. На самом же деле миссии по наблюдению представляют собой квинтэссенцию традиционного миротворчества. В своей работе Дж. Хиллен описывает наблюдательные миссии как самый «мирный» тип военных миротворческих операций [8, p. 79]. В миссиях такого типа силы Объединенных Наций выступают как беспристрастные представители ООН, наблюдая за зоной конфликта и не предпринимая иных действий, кроме подготовки отчетов о действиях и событиях, свидетелями которых они являются. В случае если миротворческие силы вооружены, свое оружие они могут использовать только для самообороны. Характеризуются наблюдательные операции как почти исключительно военные, что, на первый взгляд, вступает в противоречие с их абсолютно «мирной» природой. Ключевые элементы согласия, беспристрастности и неприменения силы, кроме случаев самообороны, являются в таких операциях центральными и однозначными. В контексте таких операций трудно не задаться вопросом, используется ли военный компонент просто как человеческий ресурс в такой среде, где привлечение гражданского персонала предположительно обошлось бы дешевле и поэтому стало бы более привлекательной альтернативой? В связи с этим возникает и другой вопрос: зачем в наблюдательных миссиях нужен такой перевес в сторону военного компонента? В то время как военный компонент является экономически эффективным инструментом для ООН, для государств, предоставляющих воинские контингенты, особенно для стран Запада, гражданский компонент выступает как бюджетный вариант. Набор гражданского персонала по контракту представляется высоко рентабельным, поскольку его заработная плата, льготные выплаты и пособия своими размерами не достигают сумм, выплачиваемых военному компоненту. Данный фактор определяет стремление многих национальных правительств перейти к гражданской контрактной системе, придать гражданский характер многим военным функциям.

Для ответа на поставленный выше вопрос необходимо учитывать как исторические обстоятельства, так и практические аспекты. Военный персонал используется в миссиях наблюдателей с 1948 г., выполняемые им обязанности носят технический характер, то есть требуют от дислоцированного персонала наличия технических познаний и профессиональных навыков [8, p. 33–34]. Требуемый уровень технических познаний является редкостью для гражданских сотрудников, хотя с приданием многими западными державами военным функциям гражданского характера ситуация может измениться. Кроме того, возможно получение значительных преимуществ от наличия дисциплинированных сил, готовых к оперативному развертыванию и обучению для выполнения поставленных задач.

Дж Хиллен отмечает, что успех наблюдательных миссий заключается в их эргономичности и политической приемлемости. В то же время отсутствие признаков принуждения означает, что такие миссии в какой-то степени защищены от провалов. Данное утверждение основывается на примерах наблюдательных миссий на Ближнем Востоке [2] и в Индии и Пакистане [1], которые непрерывно функционируют с 1948 г. и 1949 г. соответственно. Впрочем, отсутствие факта вторжения каким-либо государством данных регионов на территорию другого обусловлено, скорее, международными политическими факторами, а не деятельностью наблюдательных миссий. Цель большинства миротворческих миссий состоит в выполнении определенной конечной задачи, после чего они обычно свертываются. Приведенные в качестве примера миссии, подобно миссии по наблюдению на Кипре [5], до сих пор не завершились и вряд ли будут завершены в ближайшие 50 лет, а это может послужить основанием для признания их в качестве провалившихся. Еще в 2003 г. тогдашний Генеральный секретарь ООН К. Аннан заявил о возможном выводе миротворческих сил с Кипра, если не будет достигнуто соглашение по урегулированию.

Понятие «расширенного» миротворчества стало использоваться сравнительно недавно в британской армии [7, p. 25]. С его помощью определялись «более широкие аспекты миротворческих операций, проводимых с общего согласия воюющих сторон, но в такой среде, которая может оказаться крайне нестабильной» [6, p. 151]. Доктрина «расширенного» миротворчества, пусть и сравнительно новая, вызывает повышенный интерес, поскольку является своего рода мостом между традиционным миротворчеством и современными концепциями постбиполярного мирного строительства. Несмотря на непродолжительное время своего существования, зачастую терпя неудачи ввиду поспешно созданной конструкции, ставшей реакцией на быстро меняющуюся международную обстановку, доктрина «расширенного» миротворчества явилась своего рода переходным механизмом от тактического миротворческого образа мыслей эпохи «холодной войны» к современным воззрениям на сложные гражданские и политические ситуации. В частности, доктрина «расширенного» миротворчества отчасти разрешила деликатный вопрос принуждения к миру, определив его как «операцию, осуществляемую для восстановления мира между воюющими сторонами, не все из которых согласны на вмешательство и которые сами могут принимать непосредственное участие в войне» [9]. В приведенном определении обращает на себя внимание та роль, которая отводится согласию. Британская доктрина «расширенного» миротворчества позволяет лавировать между операциями по поддержанию мира и принудительными действиями, для которых роль разграничительной линии играет именно согласие. Гибкость доктрины состоит в том, что она не предусматривает такого, чтобы единичный случай, произошедший в полевых условиях, повлек за собой изменение всей миротворческой операции. Тактические элементы могут принять участие в бою, поскольку местные власти, контролирующие конкретную территорию, отозвали ранее данное ими согласие на ее патрулирование. Только лишь участвующие в бою подразделения могут пересечь «линию согласия», но после урегулирования ситуации и восстановления перемирия, тактические элементы должны незамедлительно вернуться на прежние позиции в целях миротворчества.

Интересно отметить, что другие развитые державы, например США, также расценивают согласие как разграничительный элемент между поддержанием мира и принуждением к миру. Однако американская доктрина имеет одну особенность, которая заключается в следующем: если «линия согласия» пересечена миротворцами, обратного пути уже нет, а это буквально означает, что миротворческая операция находится в состоянии коллапса. Принято считать, что такой подход основан на опыте США в Сомали, во время пересечения «линии Могадишо». Другим примером служит опыт миротворчества в Боснии, свидетельствующий в пользу британской доктрины, когда тактические элементы пересекали «линии согласия» без трансформации миротворческой операции в принудительную. Определяя параметры «расширенного» миротворчества, британская доктрина отмечает необходимость согласия для каждой миротворческой операции, даже если оно дается сторонами (потенциальными сторонами) конфликта неохотно, как обязательной предпосылки для введения в зону конфликта международных миротворческих сил. Однако пересечение «Рубикона согласия» в рамках «расширенного» миротворчества вовсе не означает конец традиционного миротворчества, или поддержания мира. Термин «традиционное миротворчество» служит цели легального описания определенного рода миротворческой деятельности, в то время как доктрина признает и прочие виды. Так, гораздо более широким понятием в отношении «расширенного» миротворчества является термин «операции в поддержку мира» [3]. Данным термином описывается «сложная многонациональная военная операция в поддержку дипломатических усилий по достижению урегулирования вооруженного конфликта, включая применение силы в ограниченных обстоятельствах» [7, p. 181]. Австралийская доктрина миротворчества, вместо термина «расширенное миротворчество», использует термин «операции в поддержку мира», который появился в начале 1990-х гг. как ответ на стремительные изменения в сфере миротворчества, произошедшие в конце «холодной войны». Доктринальный термин «операции в поддержку мира» был разработан, чтобы охватить весь миротворческий континуум, поскольку термин «миротворчество» («поддержание мира») казался неуместным в свете той расширяющейся деятельности, в которой были обязаны принимать участие миротворческие силы. Доктрина предусмотрела до девяти отдельных категорий операций миротворческого континуума, простирающегося от традиционных наблюдательных миссий до принудительной деятельности [10, p. 48], исследованию которых следует посвятить отдельный труд.

Литература:

1.      Зверев П. Г. Индо-пакистанский конфликт и Группа военных наблюдателей ООН в Индии и Пакистане: история и современность // Историческая наука. — 2013. — № 4 (7), октябрь-декабрь. — С. 9–15.

2.      Зверев П. Г. Конфликт на Ближнем Востоке и первая миротворческая операция ООН (ОНВУП): история и современность // Вестник гуманитарного научного образования. — 2013. — № 11 (37). — С. 11–16.

3.      Зверев П. Г. Об операциях в поддержку мира // Сборник статей Международной научно-практической конференции «Достижения и перспективы правовой науки», 10 октября 2014 г. — Уфа: Аэтерна, 2014.

4.      Зверев П. Г. «Традиционное» и «расширенное» миротворчество и принуждение к миру // Молодой ученый. — 2014. — № 15 (74). — С. 319–321.

5.      Зверев П. Г., Зверева Е. А. Кипрский конфликт и Вооруженные силы ООН по поддержанию мира на Кипре: история и современность // Вестник Калининградского филиала Санкт-Петербургского университета МВД России. — 2014. — № 2 (36). — С. 96–98.

6.      Bellamy C. Knights in White Armour. The New Art of War and Peace. — Pimlico, 1997.

7.      Gordon D.S, Toase F. H. (Eds.). Aspects of Peacekeeping // The Sandhurst Conference Series, 2001.

8.      Hillen J. Blue Helmets. The Strategy of UN Military Operations. — Washington, London: Brassey’s, 1998.

9.      MoD. Wider Peacekeeping, 1994.

10.  Waddell J. G. Legal Aspects of UN Peacekeeping. — in: Smith H. (Ed.) The Force of Law International Law and the Land Commander. — Canberra, 1994.