Влияние применения доктрины «снятия корпоративной вуали» на судебную практику и реформирование гражданского законодательства Российской Федерации



Статья посвящена изучению вопросов истории возникновения доктрины «снятия корпоративной вуали», ее сущности, практики применения в различных правовых системах. Доктрина возникла и широко применяется в странах англо-саксонского права. В Российской Федерации законодательно не закреплена, однако существуют случаи ее фактического применения судами. Возникает вопрос о необходимости формулирования положений доктрины и внесения изменений в законодательство Российской Федерации.

Основополагающим принципом корпоративного права является полная обособленность имущества юридического лица. Это означает, что именно юридическое лицо, а не его собственники, несет ответственность по своим сделкам, долгам и деликтам. Другими словами, ограниченная ответственность предоставляет существенное преимущество акционерам, директорам, должностным лицам и сотрудникам юридического лица, поскольку ни один из них не несет ответственности за действия, предпринятые от имени организации. Однако, существуют исключения из общей концепции ограниченной ответственности, поскольку имеет место практика недобросовестного использования положений закона, в частности, в качестве инструмента обмана кредиторов. Доктрина «приоткрытия корпоративной вуали», также известная как доктрина «прокалывания корпоративного занавеса», является способом привлечения к ответственности должностных лиц, директоров и акционеров по долгам организации. Кроме того, существуют попытки проникновения в «корпоративную завесу», чтобы привлечь к ответственности материнскую организацию по обязательствам дочерней компании.

Доктрина снятия корпоративной вуали зародилась в странах англо-саксонской системы права путем прецедентного правотворчества, а, следовательно, имеет некодифицированный характер. Концепция корпоративной вуали восходит к эпохальному решению Палаты лордов Salomon V A Salomon и Co Ltd 1897 г., которым был установлен примат ограниченной ответственности и обособленности юридического лица. Суд постановил о недопустимости привлечения к ответственности участника компании по обязательствам последней, подтвердив таким образом существование так называемой «корпоративной вуали», то есть отдельного существования «юридической личности» компании и «юридической личности» ее участников [1, 85]. По мнению лорда Холсбери, компания с ограниченной ответственностью должна была рассматриваться «как и любой другой независимый человек со своими правами и обязательствами соответствующих себе». Многочисленные злоупотребления автономностью юридического лица и необходимость защиты прав кредиторов послужили причинами установления исключений из данного принципа и зарождения идеи снятия корпоративной вуали. Названием доктрины было дано американским правоведом Морисом Уормсером, который в 1912 г. опубликовал в Columbia Law Review статью «Piercing the Veil of Corporate Entity». Автор выступал за «снятие корпоративной вуали» в тех случаях, когда корпорация является лишь «альтер эго» своих акционеров, то есть продолжением их личности и создана для удовлетворения их личных интересов, в том числе для совершения противоправных действий с целью исключения персональной ответственности. [2, 496–518]. Одним из первых американских судебных актов, в котором были сформулированы основания снятия корпоративной вуали, стало принятое в 1905 г. решение федерального окружного суда штата Висконсин в деле US v. Milwaukee Refrigerator Transit Co. Согласно утверждению окружного судьи Сэнборна, выраженного в судебном решении: «корпорацию по общему правилу, и пока нет достаточных причин для обратного, следует рассматривать как отдельное юридическое лицо, но когда понятие юридического лица используется для нарушения публичных интересов, оправдания правонарушения, сокрытия обмана, оправдания преступления, то право должно расценивать корпорацию как ассоциацию лиц» [3].

В США судебной практикой был разработан целый перечень факторов, влияющих на возможность «снятия корпоративного занавеса», при этом необходимо учитывать, что корпоративное регулирование относится к предмету ведения штатов, поэтому практическое применение данной доктрины разнится. При применении данной доктрины учитываются следующие критерии: обман или введение в заблуждение посредством использования подконтрольного юридического лица, смешение имущества, сфер деятельности, недокапитализация зависимой корпорации, а также несоблюдение корпоративных процедур в последней, доминирование участника, а также нарушение требования справедливости. В странах романо-германской правовой системы снятие корпоративной вуали обычно не рассматривается как особая судебная доктрина, однако, наблюдаются отдельные случаи фактического снятия корпоративной вуали на основании нормы о запрете злоупотребления правом либо в порядке восполнения пробела.

Вопрос о возможности применения концепции «приоткрытия корпоративной вуали» в российской правовой действительности на данный момент является одним из наиболее обсуждаемых и довольно проблематичных поскольку в законодательстве отсутствуют сформулированные нормы относительно ее применения. В связи с этим многие практические вопросы, связанные с защитой прав кредиторов корпораций, находятся в «подвешенном состоянии» и до сих пор не нашли правильного решения. Некоторые рассматривают данную концепцию в качестве «выхода из кризиса ограниченной ответственности» как регулятор дисбаланса интересов, возникшего между участниками корпоративных отношений вследствие злоупотребления последней. В частности, председатель ныне ликвидированного Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации (далее ВАС РФ) А. А. Иванов, являющийся сторонником данной концепции, утверждал: «Внедрение этой доктрины в российское арбитражное судопроизводство станет еще одним шагом... к социальной ответственности бизнеса» [4]. Напротив, Е. Суханов не видит необходимости в тотальном внедрении концепции снятия корпоративной вуали в российскую практику, говоря о том, что каждый случай ее применения индивидуален и по сути, бизнес в Российской Федерации строится на том, что закрывается ото всех корпоративными щитами, что однажды прекратится, а соответственно и отпадет необходимость в применении доктрины [5]. И. С. Шиткина выделяет четыре института отражения доктрины «снятия корпоративной вуали» в российском законодательстве: «при привлечении к ответственности основных обществ по обязательствам дочерних; при привлечении к ответственности иных контролирующих лиц; в процессуальных целях; в публично-правовых отношениях» [6, 2]. Говоря о проблемах внедрения доктрины «снятия корпоративной вуали в судебную практику. А. Иванов в одном из своих интервью отметил: «Это проблема менталитета судей, воспитанных в приверженности формализму, и сторон, которые не заявляют такие требования. Не за горами и то время, когда суды будут рассматривать проблемы «снятия корпоративной вуали». Если стороны будут заявлять и обосновывать такие требования, суды будут вынуждены их рассматривать. На формирование практики уйдет не менее двух лет» [4].

На данном этапе можно сказать, что законодатель фактически отказался от доктрины «снятия корпоративной вуали», но судами формируется «прецедентное право», где эта доктрина используется для аргументации применения особых способов защиты нарушенных интересов. Возможность применения доктрины связывается с постановлением Президиума ВАС РФ от 24.04.2012 № 16404/11 по делу Parex bank, где ООО «Олимпия» обратилось с иском к АО «Парекс банк» и «Цитаделе банк» о расторжении договоров и взыскании по нему депозита и процентов [7]. Истец, обосновывая свои требования, ссылался на нарушение АО «Парекс банк» условий добросовестности ведения хозяйственной деятельности путем выделения в результате реорганизации ликвидных активов новосозданному АО «Цитаделе банк», при этом, оставив дебиторскую задолженность и низколиквидные активы в АО «Парекс банк». Сложность дела заключалась в необходимости обоснования его подсудности судам Российской Федерации путем доказывания факта осуществления деятельности ответчиков или наличия имущества на ее территории. Именно в данном постановлении впервые прямо указывается о необходимости применения концепции «снятия корпоративной вуали», в частности о том, что хоть и АО «Парекс банк» и «Цитаделе банк» не числятся в сводном реестре аккредитованных в Российской Федерации представительств иностранных компаний, а также в государственном реестре филиалов юридических лиц, фактически они осуществляли банковскую деятельность через представительства, которые функционировали от их имени, хотя формально и были представительствами третьих лиц. Таким образом, вышеназванные общества фактически являлись субъектами, которые были созданы в целях обхода законодательства Российской Федерации о банковском контроле. Эти обстоятельства подтверждают факт осуществления ответчиками предпринимательской деятельности на территории Российской Федерации с использованием аффилированных лиц. При этом, в данном постановлении напрямую вопрос о применении доктрины «снятия корпоративной вуали» не поднимается, а лишь упоминается вскользь, однако, этим было положено начало ее применения в Российской Федерации. При этом, преимущественно данное постановление руководством к действию для арбитражных судов не стало. В постановлении Тринадцатого арбитражного апелляционного суда от 01.10.2012 по делу N А56–38334/2011 судья Л. Н. Марченко подчеркнул: «Применение при рассмотрении дела какой-либо доктрины в качестве отдельного процессуального действия АПК РФ не предусмотрено» [8]. Преимущественно арбитражные суды занимают формалистическую позицию и полностью игнорируют требование истцов о применении доктрины снятия корпоративной вуали со ссылкой на несовпадение фактических обстоятельств рассматриваемых дел с прецедентным делом банка Parex. При этом, некоторые суды общей юрисдикции «снимают корпоративную вуаль», к примеру, в 2012 году Мещанский районный суд в деле «Dalemont Limited против Сенаторова» обратил взыскание на активы юридических лиц в счет погашения долга физического лица, ссылаясь на то, что «через все юридические лица, привлеченные к участию в деле в качестве ответчиков, лицо осуществляет бенефициарное владение имуществом, т. е. является фактическим собственником имущества, на которое истец просил обратить взыскание». Постановление ФАС Московского округа по делу от 05.09.2013 № А40–41781/13–69–197 по заявлению коммандитного товарищества «С+Т Хандельсгезелльшафт мбХ и Ко.КГ»[9], в котором суд не согласился с доводами третейского суда о применении к публично-правовым отношениям «доктрины проникновения за корпоративную вуаль» и отказался исполнять решение третейского суда, основанное на аргументе в пользу этой доктрины. В решении Арбитражного суда Краснодарского края от 10.04.2013 по делу № А32–8406/2011 по иску Ямбулатовой М. М. к ООО «Южная Топливная Компания» и ООО «Южная Гавань»суд первой инстанции указал на то, что применение доктрины «снятия корпоративной вуали» позволило «прийти к выводу о том, что совершением оспариваемых сделок была выражена воля истца на покрытие долга общества, в котором он является руководителем, за счет общества, которое он фактически контролировал» [10]. В решении Арбитражного суда Красноярского края № А33–18291/2011 было упомянуто, что «в науке гражданского права, являющегося источником гражданского права, существует доктрина «снятия корпоративных покровов (вуали)», согласно которой в случае, если юридическое лицо создано лишь для видимости, в целях уклонения от ответственности, то по иску должен отвечать реальный владелец бизнеса». Суд также сослался на Концепцию развития гражданского законодательства, в которой сформулирована «возможность снятия корпоративных покровов», цель которой — «персонифицировать возложение ответственности за деятельность юридического лица» [11]

В российском законодательстве принципы автономности и ограниченной ответственности юридического лица основаны на двух статьях Гражданского Кодекса Российской Федерации (далее ГК РФ) [12]. Согласно ст. 56 «Учредитель (участник) юридического лица или собственник его имущества не отвечают по обязательствам юридического лица, а юридическое лицо не отвечает по обязательствам учредителя (участника) или собственника, за исключением случаев, предусмотренных настоящим Кодексом либо учредительными документами юридического лица», а ст. 105 ГК говорит нам о том, что «дочернее общество не отвечает по долгам основного общества (товарищества)». Можно отметить два основных направления правового регулирования, первым из которых являются нормы о субсидиарной ответственности контролирующих лиц в законодательстве о банкротстве. Согласно пункту 4 ст. 1 Закона о банкротстве: «Если должник признан несостоятельным (банкротом) вследствие действий и (или) бездействия контролирующих должника лиц, такие лица в случае недостаточности имущества должника несут субсидиарную ответственность по его обязательствам...» [13]. Согласно положениям п. 2 ст. 67.3 ГК РФ наступает солидарная ответственность по сделкам, заключенным дочерним обществом (товариществом) во исполнение указаний или с согласия основного общества (товарищества), за исключением случаев голосования основного хозяйственного товарищества или общества по вопросу об одобрении сделки на общем собрании участников дочернего общества, а также одобрения сделки органом управления основного хозяйственного общества, если необходимость такого одобрения предусмотрена уставом дочернего и (или) основного общества. Положения данной статьи конкретизируются в специальном законодательстве (п. 3 ст. 6 ФЗ «Об акционерных обществах», п. 3 ст. 6 ФЗ «Об обществах с ограниченной ответственностью» (далее ФЗ об АО, об ООО). Кроме того, в соответствии с п. 2 ст. 67.3 ГК РФ наступает субсидиарная ответственность основного общества (товарищества) при несостоятельности (банкротстве) дочернего общества по вине основного общества (товарищества), что также нашло свое отражение в специальном законодательстве (п. 4 ст. 10, п. 1 ст. 189.23 ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)»). Вторым направлением правового регулирования являются нормы об ответственности основного общества по сделкам дочернего. Ст. 105 ГК РФ говорит нам о том, что дочернее общество не несет ответственности по долгам основного, при этом хозяйственное общество признается дочерним, если основное хозяйственное общество имеет возможность определять решения, принимаемые таким обществом. Интересным с позиции усиления гражданско-правовой ответственности является п. 3 ст. 53.1 ГК РФ, допускающий за виновные действия возможность привлечения к ответственности лица, фактически определяющего действия юридического лица, в том числе дающего указания лицам, названнымвп. 1 и 2 ст. 53.1 ГК РФ. Иными словами, в данной норме речь идет о возможности привлечения к ответственности «теневых директоров».

Федеральным законом № 99-ФЗ «О внесении изменений в части первую, вторую и четвертую Гражданского кодекса Российской Федерации и отдельные законодательные акты Российской Федерации» (далее ФЗ № 99) предлагалось ввести в ГК РФ ст. 53.4, где предусматривалась ответственность лиц, контролирующих юридическое лицо, в случаях, когда действия юридического лица совершены во исполнение указаний контролирующего лица, совершение действий направлено на ограничение ответственности контролирующего лица, которую оно понесло бы, если бы действия были совершены самим контролирующим лицом, и при этом такими действиями причинен вред другому лицу, контролирующее лицо было обязано предотвратить причинение вреда другому лицу при совершении действий подконтрольным юридическим лицом, однако не сделало этого [15]. Такой подход более или менее отражает суть доктрины «снятия корпоративной вуали» в западной правовой доктрине. В первоначальной редакции проект Федерального закона № 99 предусматривал отдельный институт «аффилированности», и правовую регламентацию контролирующих и контролируемых лиц, и унификацию ответственности контролирующих лиц по обязательствам подконтрольных, раскрывая таким образом доктрину «снятия корпоративной вуали». К сожалению, в окончательной редакции данного закона законодатель по тем или иным причинам отказался от введения норм о преодолении принципа ограниченной ответственности, тем самым, не допустив возможность «снятия корпоративной вали» в России. Статья 53.2 ГК РФ закрепляет понятие «аффилированности» и уточняет порядок регулирования отношений «связанности». Данным законом с 01.09.2014 года в рамках статьи 53.1 ГК РФ установлена ответственность за причиняемые убытки лица, имеющего фактическую возможность определять действия юридического лица, однако по смыслу данной статьи контролирующее лицо несет ответственность только перед самим подконтрольным лицом, но не перед третьими лицами, что расходится с положениями доктрины.

Несмотря на все достоинства концепции снятия корпоративной вуали она не должна применяться неограниченно и бесконтрольно, поскольку в противном случае могут пострадать такие основополагающие принципы гражданского права как автономность и ограниченная ответственность юридического лица. В условиях российского права вопросы, связанные с возможностью привлечения к ответственности лица, которое в силу действия указанных принципов эту ответственность не несет на данном этапе разрешаются исключительно на уровне судебных процедур, однако, учитывая, что судебный прецедент в Российской Федерации источником права не является возникает вопрос относительно возможности применения доктрины «снятия корпоративной вуали» в качестве средства правовой защиты. При этом, по мнению А. Иванова с точки зрения дихотомии «прецедент — не прецедент» российская судебная система находится где-то посередине. При этом окончательный переход к прецедентной системе — это правильное направление движения, потому что в такой системе много серьезных достоинств [16]. Традиционно считается, что суды в Российской Федерации не обладают правотворческими функциями и должны лишь применять законы и иные правовые акты, однако данный тезис не отражает реального положения вещей. Движущей силой развития судебного правотворчества является наличие пробелов в законодательстве, а также неспособность законодателя своевременно реагировать на изменения правовой действительности путем принятия определенных норм. Как видим, доктрина «снятия корпоративной вуали» явно не сформулирована ни законодателем, ни высшими судами, но имеются случаи ее фактического применения. На данный момент практика идет вразрез с законодательством, суды пошли по пути установления правовых норм, в процессе разрешения конкретных дел даже если отсутствуют указания на то в законе. Снятие корпоративной вуали как доктрина ценна в теории, однако, для ее полной реализации на практике необходимо внести изменения в действующее законодательство. По нашему мнению, необходимо дополнить положения Гражданского кодекса Российской Федерации как основного кодифицированного акта, являющегося базой для развития всего текущего гражданского законодательства, нормами, позволяющими преодолеть принцип ограниченной ответственности и регламентировать борьбу со злоупотреблениями в корпоративных отношениях.

Литература:

1. Будылин С. Л., Иванец Ю. Л. «Срывая покровы. Доктрина снятия корпоративной вуали в зарубежных странах и в России» // Вестник Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации. 2013. № 7. С. 80–125.
2. Wormser M. Piercing the Veil of Corporate Entity // Columbia Law Review. 1912. Vol. 12. P. 496–518.
3. Решение Окружного суда Восточного округа Висконсина по делу U. S. v. Milwaukee Refrigerator Transit Co., 142 F. 247 (E. D. Wis. 1905).
4. Выступление Председателя Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации А. А. Иванова на итоговом совещании председателей арбитражных судов России [Электронный ресурс] // http://www.arbitr.ru/press-centr/news/speeches/34406.html.
5. [Электронный ресурс] // http://pravo.ru/review/view/70451/
6. Шиткина И. С. «Снятие корпоративной вуали» в российском праве: правовое регулирование и практика применения // Хозяйство и право. 2013. № 2. С. 2–3.
7. Постановление ВАС РФ от 24.04.2012 № 16404/11 по делу № А40–21127/11–98–184).
8. Постановление Тринадцатого арбитражного апелляционного суда от 01.10.2012 по делу № А56–38334/2011.
9. Постановление ФАС Московского округа по делу от 05.09.2013 № А40–41781/13–69–197.
10. Решение Арбитражного суда Краснодарского края от 10.04.2013 по делу № А32–8406/2011.
11. Постановление Третьего арбитражного апелляционного суда от 29.05.2012 по делу № А33–18291/2011 [Электронный ресурс] // http://base.consultant.ru/cons/cgi/online.cgi?req=doc;base=RAPS003;n=21296
12. Гражданский кодекс Российской Федерации от 30.11.1994 № 51-ФЗ (в ред. от 01.09.2015) // Собрание законодательства Российской Федерации. — 1994. — № 32.
13. Федеральный закон от 26.10.2002 № 127-ФЗ (ред. от 29.12.2015) «О несостоятельности (банкротстве)» – [Электронный ресурс] // http://www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_39331/
14. Законопроект № 47538–6/7 «О внесении изменений в части первую, вторую и четвертую Гражданского кодекса Российской Федерации и отдельные законодательные акты Российской Федерации»: [Электронный ресурс]// http://asozd.duma.gov.ru/main.nsf/ %28Spravka %29?OpenAgent&RN=47538–6.
15. Выступление Председателя Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации А. А. Иванова на Третьих сенатских чтениях в Конституционном Суде Российской Федерации 19 марта 2010 года [Электронный ресурс] // http://arbitr.ru/press-centr/news/ speeches/27369.html.
16. Антонов М. В. «Перспективы применения доктрины «снятия корпоративной вуали» в российском правопорядке» – [Электронный ресурс]//http://xn----7sbbaj7auwnffhk.xn--p1ai/article/9144.