Избыточные конструкции разговорной речи

Интерес к изучению речевой деятельности человека, его речевого поведения, к закономерностям использования языка вызван характерным для лингвистики конца ХХ начала ХХI веков вниманием к сложному процессу взаимодействия языка и человека как представителя определенного социума и как индивидуума, личности.

Поворот современной лингвистики к изучению языка в действии, в реальном функционировании выдвинул коммуникативный подход к языку на первый план. Такой подход к единицам языковой системы в целом позволяет включить их в речевую деятельность человека, т. е. связывает с предметным миром и когнитивной деятельностью, а также с условиями общения в конкретной речевой среде.

Речевое общение — компонент теории речевой коммуникации. Существует множество определений понятия «коммуникация». Известному американскому исследователю теории коммуникации Фрэнку Дэнсу удалось насчитать 96 дефиниций.

Во всех определениях отмечается происхождение слова «коммуникация» от латинского слова communicо, а также подчеркивается социальная природа языка как знаковой системы и основного средства общения в человеческом коллективе, служащего целям передачи информации и установления взаимопонимания в трудовой и социальной деятельности.

На основании уже известных данных схема коммуникации в обобщенном виде выглядит следующим образом:

«У говорящего (кодирующего) появляется некоторое сообщение-1. С помощью органов речи (передатчика) говорящий кодирует это сообщение, преобразует его с сигнал. Сигнал (колебания воздуха) передается по каналу связи. Он достигает органов слуха (приемника) слушающего (декодирующего). Происходит декодирование, т. е. преобразование сигнала в сообщение-2. Чтобы коммуникация состоялась, и кодирование, и декодирование должны проводиться на основе единого кода (языка). И «шум» тоже возникает при коммуникации, поэтому люди часто недопонимают друг друга или даже вообще не понимают» [7, с.18–19].

Такой чисто технический подход к коммуникации связан с тем, что начало 50-х годов ХХ века — знаменательный этап в истории научно-технического прогресса, когда начинает активно развиваться кибернетика, публикуются работы Н.Винера, У.Эшби и других столпов кибернетики. Подход к коммуникации с точки зрения теории информации приводит к важному выводу: «любой канал связи имеет определенную пропускную способность, и пропускать больше, чем то количество информации, на которое он рассчитан, он не может» [7, с.19]. Именно поэтому важно повышать эффективность использования канала связи, то есть того количества информации, которое передается по каналу связи за единицу времени. Чем больше эффективность, тем лучше используется канал связи, тем меньше затрачивается времени и сил на передачу сообщения. Поэтому люди стремятся к тому, чтобы их сообщения были как можно более краткими, компактными. Эта закономерность в лингвистике называется принципом экономии. Однако в процессе коммуникации важен не только принцип экономии, эффективности канала связи. Как отмечает Л. В. Сахарный, из-за разного рода помех сообщение-2 не всегда соответствует сообщению-1. Говорящий входит в контакт со слушающим для того, чтобы слушающий адекватно воспринял то, что ему хочет сказать говорящий, а вовсе не для того, чтобы проговорить какой-то текст. Степень соответствия сообщения-2 сообщению-1 в теории информации принято называть надежностью. С этой целью говорящий стремится передавать сообщение медленнее, повторять его, увеличивать его размеры и т. д. Возникает следующая пропорция: «чем выше эффективность, тем ниже надежность, и наоборот, чем выше надежность, тем ниже эффективность». Взаимодействие факторов эффективности и надежности, то есть экономии и избыточности, имеет универсальный смысл для речевой деятельности. Их единство и постоянная борьба определяет многое в реальных процессах речевой деятельности, в реальном устройстве языка.

Как известно, речевой акт предполагает говорящего и слушающего. В процессе разговора говорящий преследует какие-то цели, имеет определенные намерения, мотивы. Но подлинные намерения говорящего иногда оказываются нечеткими, и сам он не всегда отдает себе отчет в том, что именно он преследует своим высказыванием. «Двигаться к цели он может ощупью, плутая, перебирая по пути что-то лишнее… пока не уяснит нужное» [3, с.31]. Необходимо учитывать и то, что в процессе коммуникации слова партнера должны быть услышаны и поняты так, как это необходимо говорящему. Поэтому он прилагает немало усилий для того, чтобы контролировать понимание, обеспечивать и проверять доступность речи, гарантировать внимание своего собеседника, а это становится возможным благодаря наличию в языке «избыточных средств».

Избыточность в «Словаре лингвистических терминов» О. С. Ахмановой определяется как «повторная (многократная) передача одной и той же информации как эксплицитно (плеоназм), так и имплицитно. В последнем случае избыток информации может передаваться либо по традиции, либо для увеличения надежности сообщения» [1, с.167].Избыточность информации является неотъемлемым свойством всякого речевого акта. Задача заключается в определении степени этой избыточности. Полная избыточность — это отсутствие информации. Совершенно справедливым является тот факт, что слишком большая избыточность затрудняет понимание существа сообщения, поскольку оно расплывается в массе ничего не значащих или малозначимых фактов. Слишком малая избыточность затрудняет понимание сообщения из-за перегрузки информацией.

Достижение собственно коммуникативных целей часто осуществляется за счет использования конструкций, формально избыточных по своему сегментному составу. Это конструкции с именительным темы, вставочные конструкции, конструкции добавления, конструкции с удвоением. Языковые элементы, относимые к коммуникативно значимой, коммуникативно оправданной избыточности, распространены и в устной, и в письменной речи и выполняют определенные функции: перцептивную, т. е. гарантируют понимание; контролирующую, контролируют восприятие; эмоционально-экспрессивную, т. е. передают чувства, особую выразительность.

Как правило, функцию гарантии понимания выполняют конструкции с именительным темы, конструкции добавления, вставочные конструкции; эмоционально-экспрессивную функцию и функцию контроля восприятия осуществляют конструкции с удвоением. Но следует отметить, что эти функции в известной степени перекрещиваются, а потому налицо большое количество переходных случаев.

К конструкции с именительным темы внимание лингвистов приковано еще со времен А. М. Пешковского («Русский синтаксис в научном освещении»), однако по многим вопросам велись и ведутся дискуссии; ибо по-разному учеными определяется синтаксический статус таких конструкций. Существует широкое и узкое понимание этого синтаксического явления, но до сих пор «именительный темы в узком понимании не отграничен четко от именительного темы в широком понимании и от смежных с ним явлений» [2, с. 9]. В работах И. В. Голубевой отражено узкое понимание именительного темы, которое включает в себя модель и десять модификаций конструкций с именительным темы. Широкое понимание именительного темы содержится в книге О. А. Лаптевой «Русский разговорный синтаксис», где представлены модель и четырнадцать модификаций конструкции с именительным темы. Конструкции с именительным темы употребляются как в устной разговорной речи, так и в устной научной речи, где, по данным монографии «Современная русская устная научная речь», они выступают в четырех модификациях.

Обращение к конструкциям с именительным темы является результатом желания источника информации донести до получателя информации центры высказывания раздельно, последовательно, тем самым говорящий или пишущий обеспечивает, гарантирует понимание, а следовательно, структурная избыточность конструкций с именительным темы, безусловно, коммуникативно необходима, коммуникативно значима. Конструкциям с именительным темы свойственна восходяще-нисходящая интонация и излом мелодической кривой на границе синтагм. Степень интенсивной напряженности интонации зависит от коммуникативных функций конструкции.

Конструкции добавления используются в процессе коммуникации из-за стремления источника информации вербализировать прежде всего наиболее важное сообщение. О. А. Лаптева отмечает, что в основе этих конструкций «лежит способность устно-разговорного высказывания включать в свой состав элементы, отсутствовавшие в его первоначальных коммуникативных установках из-за стремления словесно оформить в первую очередь наиболее важное сообщение и вводимые в него в ходе его осуществления, преимущественно в заключительную часть» [4, с. 264]. Как известно, одним из основных принципов словопорядка в устной речи является добавление в конце высказывания информативно малозначного члена, отсутствовавшего в первоначальных коммуникативных установках высказывания. Однако в письменной речи, несмотря на ее подготовленность, тоже встречаются конструкции добавления, а это уже свидетельствует об универсальном характере явления.

О. А. Лаптева на материале устной речи взрослых выделяет шесть модификаций конструкций добавления на основании следующих признаков: 1) информативный центр делится на препозитивное местоимение и постпозитивное существительное, 2) существительное информативно избыточно, 3) его расположение преимущественно конечное, 4) пауза отсутствует, интонация пояснения отсутствует, существительное может проговариваться убыстренно, 5) местоимение обычно субстантивировано.

Исследователи разговорной речи неоднократно характеризовали наличие в ней особой конструкции — соединений одинаковых форм слова. В лингвистической литературе, в том числе в словарях, термин «удвоение» используется наряду с терминами «геминация», «редупликация». А. А. Потебня писал о повторении (удвоении, утроении) слова как о «средстве синекдохического представления продолжительности действия, интенсивности качества, множества вещей» [6, с. 141]. Эти значения учтены в Академических грамматиках. Характерно, что данный способ оценивается как простейший, элементарный, как одна из языковых универсалий: «Нет ничего более естественного, чем факт распространения удвоения, иными словами, повторения всего или части корневого элемента. Этот процесс обычно используется с самоочевидным символизмом для обозначения таких понятий, как распределение, множественность, повторность, обычность действия, увеличение в объеме, повышенная интенсивность, длительность» [8, с. 59]. Н. Ю. Шведова рассматривает такие конструкции как лексически не ограниченные сочетания слов, относящиеся к одной и той же грамматической категории.

В книге «Русское правописание» А. Б. Шапиро относит сочетания типа летал-летал, просил-просил к сложным словам. Отмечая, что такие «сложные слова» «произносятся без паузы между их составными частями и с одним основным ударением», А. Б. Шапиро далее пишет: «некоторые случаи объединения одинаковых слов в сложное слово с целью усиления значения внешне близки к случаям повторения, вносящего значение многократности или длительности» [9, с. 122].

В плане выражения такие конструкции, безусловно, избыточны. Но в коммуникативном отношении такое употребление не является лишним, потому что таким образом говорящий обращается к личному опыту собеседника, а также пытается контролировать степень понимания слушателем его суждений.

Таким образом, языковая система обладает достаточно большим потенциалом избыточных языковых средств, который разнообразно и широко реализуется в речи. Однако остается актуальной мысль, высказанная М. В. Пановым: «Описание тенденций в развитии современного разговорного синтаксиса...- одна из наиболее трудных, но и наиболее важных задач русистики» [5, с. 8].

Литература:

1.         Ахманова О. С. Словарь лингвистических терминов. — М., 1966.

2.         Голубева И. В. Функционально-семантическое поле именительного темы и смежных с ним явлений в устной речи: Дис. … канд. филол. наук. — Таганрог, 1996.

3.         Девкин В. Д. Немецкая разговорная речь: Синтаксис и лексика. — М., 1979.

4.         Лаптева О. А. Русский разговорный синтаксис. — М., 1976.

5.         Панов М. В. О развитии русского языка в советском обществе // ВЯ. — 1962. № 3.

6.         Потебня А. А. Мысль и язык. — Киев, 1993.

7.         Сахарный Л. В. Введение в психолингвистику: Курс лекций. — Л., 1989.

8.         Сепир Э. Язык. — М. — Л., 1934.

9.         Шапиро А. Б. Русское правописание. — М., 1951.