Проблема двойственности главного героя повести А.Камю «Падение»

Вопросы творчества Альбера Камю наиболее плодотворно разработаны в таких работах отечественных литературоведов, как «Грани несчастного сознания» и «В поисках утраченного смысла» С. И. Великовского, «Нравственные ценности в философии Альбера Камю» И. Б. Сазеевой, «Феноменология абсурдного в творчестве А. Камю» Л. М. Спину, «Мысли о А. Камю» В. В. Ерофеева, а также книга Е. П. Кушкина «Альбер Камю. Ранние годы». Благодаря им исследованы такие проблемы, как «нравственные ценности философии Камю», «феноменология абсурда в творчестве Камю», «проблема свободы в философии Камю».

Объектом нашего анализа является последняя завершённая работа Альбера Камю — повесть «Падение», написанная в 1956 г. Отечественные учёные С. И. Великовский и В. В. Ерофеев проанализировали текст повести в общем, не останавливаясь на деталях. Целью нашего исследования является попытка решения проблемы двойственности главного героя повести — Жан-Батист Кламанса.

Для начала, обозначим некоторые необходимые определения. Экзистенциализм — философское направление середины ХХ в., которое выдвигает на первый план абсолютную уникальность человеческого бытия, поднимает проблемы смысла жизни, отношения человека к смерти и абсурдности бытия.

Согласно философии экзистенциализма, чтобы осознать себя как «экзистенцию», человек должен оказаться в «пограничной ситуации» — например, перед лицом смерти. И осознание человеком своей собственной смертности и несовершенства является для экзистенциалистов самым глубоким знанием о природе человека.

Именно осознание главного героя, Жан-Батиста Кламанса, своего несовершенства и несовершенства всех людей лежит в центре повествования. Об этом мы узнаём ещё с первых страниц повести, когда «судья на покаянии» говорит своему собеседнику:

«Вы заметили, что концентрические каналы Амстердама походят на круги ада? <…> Мы здесь в последнем кругу ада». [3, 387]

Уже в этом замечании прослеживаются библейские мотивы повести (что не свойственно представителям атеистического направления экзистенциализма). И если вспомнить, что в ад попадают за грехи, то название повести можно трактовать не просто как «падение» ценностей людских, и даже не то падение (самоубийство), свидетелем которого стал Кламанс, но и как грехопадение.

В повести множество библейских аллюзий. Так, имя главного героя переводе с французского — Иоанн Креститель. Согласно Евангелиям, он (Иоанн Креститель) — ближайший предшественник Иисуса Христа, предсказавший пришествие Мессии, крестил в водах реки Иордан Иисуса Христа, трижды окунув его в воду. Подобно евангельскому Иоанну Крестителю циничный пророк из Амстердама корчит из себя провозвестника близящегося всесветного рабства под пятой земных кесарей.

Впрочем, христианская символика прослеживается и в форме, которую избрал автор для повести — исповедь. Согласно словарю Ожегова, исповедь имеет два значения: 1. У христиан: признание в своих грехах перед священником, отпускающим грехи от имени церкви и Бога, церковное покаяние. 2. перен. Откровенное признание в чем-нибудь, рассказ о своих сокровенных мыслях, взглядах (книжн.) [5; 327]

Исповедь здесь выступает как особый феномен духовного бытия, без которого невозможно экзистенциальное самоопределение главного героя.

Несмотря на то, что вышеупомянутые исследователи говорят о монологе в связи с главным героем повести «Падение», нам бы хотелось остановиться на диалоге. Хотя, безусловно, говорит в повести лишь Жан-Батист Кламанс, однако этого требует форма исповеди. Кроме того, это диалог, потому что часто в речи самого Жана Батиста есть ответы на «не прописанные» вопросы собеседника:

«Что? Рассказать про тот вечер? Я дойду до него, потерпите немножко». [3; 397]

«А есть ли этому какое-нибудь оправдание? Откровенно говоря, есть…». [3; 426]

В связи с таким разногласием в трактовках возникает проблема коммуникации. Экзистенциалистская философия рассматривает коммуникацию как «заброшенность в мир». Такое понимание коммуникации объясняется развитием в ХХ в. такой системы нравов, как индивидуализм. Отношения, складывающиеся в условиях индивидуализма, организуют жизнь человека на принципах изоляции и самоизоляции, что порождает такое явление культуры, как некоммуникабельность. Некоммуникабельность есть распад всех социальных связей, крайняя форма взаимного отчуждения. В результате у индивидов возникает чувство одиночества, ощущение бессмысленности кратковременного и никому не нужного существования человека в мире. Такую ситуацию философы назвали «кризисом коммуникации». Молчание — это тоже своего рода «кризис коммуникации». Однако молчание тоже является её (коммуникации) частью. Тем более, что исповедь и подразумевает роль пассивного собеседника, собеседника-слушателя. Говоря о монологе, мы исключаем слушателя. Тем не менее, слушатель является неотъемлемой частью исповеди. Для Жан-Батиста невозможна исповедь без «собеседника», ибо, по его же словам, он говорит о своих недостатках, судит себя, чтобы иметь право судить других, вызвать и других на исповедь.

Вместо предлагаемого термина «поток сознания», который используют рецензенты повести, мы выдвинем термин «исповедальное состояние сознания». Исповедальность — это интенция сознания, которая находит отражение в многоликости форм речевого общения.

Главный герой является обладателем двойственной натуры. И мотив двойственности красной нитью проходит через всю повесть. Впервые этот мотив возникает при упоминании главным героем двуликого бога Януса. Причём упоминает Жан-Батист его для объяснения своей натуры, или, как он говорит, «ярлыка».

Двойственность Кламанса проявляется во всём. В своей исповеди он признаётся, как любит помогать людям, но впоследствии выясняется, что помогает он из корысти, а не из добродетели — ему нравится чувство величия над людьми. Он откровенничает, что ликует, когда у кого-то случается беда:

«Один мой приятель, добродетельный христианин, признавался, что первое чувство, которое он испытывает при виде нищего, приближающегося к его дому, неудовольствие. Со мной дело обстояло хуже: я ликовал!». [3; 391]

Квинтэссенцией повести, на наш взгляд, является следующая фраза Жан-Батиста:

«Мне нисколько не было жаль расставаться с отдаваемой вещью или с определённой суммой денег; наоборот, я всегда извлекал из этой филантропии некоторые радости, и далеко не самой маленькой из них было меланхолическая мысль о бесплодности моих даров и весьма вероятной неблагодарности, которая за ними воспоследует». [3; 391]

Двойственность героя проявляется также в том, что он приводит аналогии и сравнения из священного писания, даёт собственную трактовку распятия Христа, считает, что счастье ему даровано свыше и т. д., но при этом он не верит в бога:

«Я чувствовал, что счастье, так сказать, дано мне неким высшим соизволением. Если я вам, что я человек абсолютно не верующий, вы ещё больше заметите необычайность такого убеждения». [3; 395]

Далее, рассказывая о своём друге, от которого он «чаще убегал», и явился к нему, лишь когда тот умер, Кламанс и сам высказывает мысль о двойственности людей вообще:

«Так уж скроен человек, дорогой мой, это двуликое существо…» [3;396]

Показательным является также и то, что герой данной повести А.Камю уже не воплощает всех тех экзистенциальных идей, выразителями которых являлись герои раннего творчества писателя. Нельзя отрицать тот факт, что это могло произойти потому, что Камю в поздние годы творчества поставил под сомнение все те постулаты, которые ранее выдвигал, произошла, возможно, переоценка ценностей. Так, скажем, в повести «Посторонний» главный герой — Мерсо– является приверженцем свободы. Несмотря на то, что над ним вершат суд, он считает себя свободным духовно: свободным от мнения окружающих, свободным от собственной точки зрения на что бы там ни было (ему всё «всё равно») и даже свободным от своей жизни, ибо является он скорее её пассивным наблюдателем, нежели проживающим её. Жан-Батист же, напротив, является сам «вершителем судеб», так сказать, однако не ценителем свободы. Вот что говорит герой:

«Нельзя обойтись без господства и без рабства. Каждому человеку рабы нужны, как воздух. Ведь приказывать так же необходимо, как дышать». [3; 403]

И в этой фразе можно увидеть отголоски философии Раскольникова из «Преступления и наказания» Достоевского о делении людей на «тварей дрожащих» и «право имеющих».

Великовский также замечает «уход» Камю от философии экзистенциализма:

«Это горькие, во многом исповедальные книги (повесть «Падение» и сборник «Изгнание и царство»), внушенные подозрением в каком-то непоправимом просчете, заведшем его (Камю) туда, где ему смолоду менее всего хотелось бы очутиться». [1]

И этот «уход» от философии экзистенциализма, естественно, нашёл отражение в творчестве писателя, в частности в повести «Падение». Именно это, по нашему мнению, явилось причиной двойственности главного героя. Жан-Батист, отрицая существование Бога, тем не менее, то и дело прибегает к примерам из Библии, к прямой её цитации, также не зря автор «окрестил» его библейским именем. Таким образом, двойственность главного героя определяется его, так сказать, «пограничным» положением между экзистенциальной атеистической философией вседозволенности и религиозностью.

Литература:

1.                  Великовский С.И Проклятые вопросы Камю http://www.philology.ru/literature3/velikovsky-89.htm

2.                  Ерофеев В. В. Мысли о Камю http://noblit.ru/node/1223

3.                  Камю А. Падение. Избранное. М., 1969, с.379–462

4.                  Камю А. Посторонний. Избранное. М., 1989, 464 с.

5.                  Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка. — 4-е изд. — М., 1997, 1992 с

6.                  Федотова М. Г. Основы теории коммуникации. Омск, 2005, 58с.