Символика антропонимов в романе Л. Улицкой «Медея и её дети»
Автор: Агаева Камила Шовгиевна
Рубрика: 4. Художественная литература
Опубликовано в
Дата публикации: 27.10.2014
Статья просмотрена: 5124 раза
Библиографическое описание:
Агаева, К. Ш. Символика антропонимов в романе Л. Улицкой «Медея и её дети» / К. Ш. Агаева. — Текст : непосредственный // Филология и лингвистика в современном обществе : материалы III Междунар. науч. конф. (г. Москва, ноябрь 2014 г.). — Москва : Буки-Веди, 2014. — С. 21-23. — URL: https://moluch.ru/conf/phil/archive/136/6477/ (дата обращения: 16.11.2024).
Роман Людмилы Улицкой «Медея и её дети», опубликованный в 1996 году, является одним из наиболее знаменитых произведений писательницы. Сюжет романа насыщен мифопоэтическими реминисценциями и аллюзиями, в связи с чем приобретают особое значение имена собственные героев данного произведения как своеобразные культурные, семантические и мифологические коды, позволяющие лучше понять идейно-художественную структуру текста.
Центральный образ романа Улицкой — это Медея Мендес, урождённая Синопли. Само это имя имеет греческое происхождение и означает «мидийка» [6], то есть жительница Мидии, исторической области на Ближнем Востоке. Существуют и другие толкования этого имени, согласно которым оно означает «хитрая» либо «моя богиня». Антропоним героини Улицкой содержит явное указание на легендарную Медею, персонажа древнегреческих мифов и ряда пьес античных драматургов (например, Софокла и Еврипида). На первый взгляд, между этими героинями нет ничего общего. Медея мифологическая — страстная, импульсивная, злопамятная и высокомерная. Она убивает своих собственных детей, чтобы отомстить мужу. Эта Медея не может смириться с судьбой и яростно восстаёт против неё. Она чужая всем, потому что приехала из Колхиды и греки смотрят на неё как на представительницу варварского народа. Медея Улицкой, напротив, спокойна и рассудительна, имеет почву под ногами, в отличие от своей античной тёзки. Как отмечает Т. Федосеева, автор щедро наделяют свою героиню той самой «греческостью», которой так не хватало колхидской Медее [6]. Медея Мендес является чистокровной гречанкой, знает родной язык и даже имеет «древнегреческий профиль» [5, с.54].
Страсть античной Медеи разрушительна, она не поддерживает в мире гармонию или порядок, а лишь вносит хаос и смерть. Героиня Улицкой, напротив, воплощает истинные христианские качества: это любовь к ближнему, покорность судьбе, склонность к самопожертвованию [1, с. 70]. Медея принимает в своём доме всех гостей и родственников, завещает дом почти незнакомому человеку (Равилю Юсупову, чьи родители — крымские татары, выселенные из родных мест), исходя из своих понятий о справедливости; в отличие от античной царевны, она прощает своему мужу измену.
Одно из возможных значений имени Медея — «моя богиня». Действительно, окружающие относятся к ней с трепетом и благоговением. Сестра Александра считает её «святой» [5, с. 164], называет «праведницей» [5, с.253]. Медея выступает в романе как сакральный центр своей семьи, её скрепляющее начало. Она сама, а потом и память о ней, цементируют воедино всё разнообразное семейство Синопли, всех их родственников — русских, литовских, грузинских, корейских и других. Символичны в этом плане вдовство и бездетность Медеи — судьба лишила её счастья собственного биологического родительства именно для того, чтобы она стала матерью для всех, кто в ней нуждается. Медея становится символом своей семьи, потомки её родных — это уже именно её потомки.
Но героиня Улицкой — это также последний оплот нравственности не только в своей семьи, но во многом и среди других людей. Самуил, муж Медеи, думает о том, что его жена — единственная, которая подчиняется какому-то своему закону. «То тихое упрямство, с которым она растила детей, трудилась, молилась, соблюдала свои посты, оказалось не особенностью её странного характера, а добровольно взятым на себя обязательством, исполнением давно отменённого всеми и повсюду закона» [5, с. 160]. Медея, в отличие от своей сестры Александры, живёт не страстями и капризами, а разумом и добротой. Поэтому она не может понять, почему её внучатая племянница Маша так легко изменяет мужу, не испытывая угрызений совести, а люди в целом хотят любить лишь «красивых и сильных» [5, с. 198].
Таким образом, героиню Л. Улицкой можно назвать анти-Медеей [1, с. 70]. Однако автор неслучайно наградила Медею Мендес таким именем: есть у неё и общие черты со своим античным прототипом.
Прежде всего обе они — чужие в своём окружении. Имя «Медея» значит «мидийка», то есть жительница других мест. И в самом деле, Медея — последняя «чистопородная» гречанка в своей семье, последняя, кто помнит редкое наречие понтийских греков, единственная, кто подчиняется нравственному закону. Духовно она превосходит остальных людей и поэтому отличается от них. Такой же непохожей на других является и «варварская» царевна Медея, которую воспринимают как чужую. Обе Медеи — и литературная, и мифологическая — выделяются на общем фоне своей исключительностью и неординарностью, силой своего характера. Они обе оставляют яркий след в жизни других людей и долгую память после себя.
Но именно подобная непохожесть делает судьбу этих двух героинь столь трагической. Обе Медеи столкнутся с предательством и одиночеством, их любовь не будет оценена по достоинству самыми близкими людьми. Героиня Улицкой столкнулась с неутешительным итогом своей жизни: «Мужем она была оскорблена, сестрой предана, поругана даже самой судьбой, лишившей её детей, а того, мужнего, ей предназначенного ребёнка вложившей в сестринское весёлое и лёгкое тело…» [5, с. 174].
Ещё одно важное сходство в характере двух Медей — это их необычные способности. Жена Ясона известная как волшебница, а героиня Улицкой обладает даром ночного видения и восприятия призраков.
Муж Медеи Синопли тоже имеет знаковое имя — Самуил, которое значит «имя Божье» или «Бог услышал» [2, с.194]. Так звали одного из библейских пророков и судей. Однако сам Самуил считал себя слабовольным и трусливым, предпочитая черпать мужество у своей жены Медеи. И здесь он проявляет себя как судья самому себе. В 1920 году Самуил должен был руководить расстрелом крестьян, утаивших хлеб, но Бог действительно словно услышал его в тот момент, и Мендес пережил припадок, избавивший его от участи палача. Как и в случае с Медеей, автор даёт герою имя, позволяющее глубже проникнуть в характер персонажа при помощи сравнения семантики антропонима и художественного образа.
Таким образом, можно констатировать, что имена Медеи и Самуила нельзя назвать в полной мере «говорящими». Их функция не только поясняющая, но и контрастивная, когда при внимательном рассмотрении выявляются глубокие различия между семантикой имени и образом персонажа, которые помогают лучше понять всю многогранность героя.
Георгий, племянник Медеи, носит имя, означающее «земледелец» [4, с.75]. Он действительно привязан к родной почве и к корням: после смерти Медеи он вернулся на землю предков и построил там дом, продолжив род Синопли в Крыму.
Елена, лучшая подруга Медеи ещё со времён гимназии, стала женой её брата Фёдора и матерью Георгия. Имя её образовано от греческого слова, означающего «свет» [2, с. 108], то есть Елена буквально — «светлая». Медею в ней привлекали «благородное простодушие» и «сияющая доброта» [5, с.25]. Узнав о том, что Самуил изменял ей с её родной сестрой Александрой, Медея едет именно к Елене в Ташкент, и там, в уютном и многолюдном доме подруги, ей становится легче. Кроме того, Елена («Леночка», как её обычно называют) обладает способностью видеть ангелов — светоносных существ, что свидетельствует о том, что она и сама буквально излучает свет, притягивая к себе людей, подобно Елена Троянской.
Важное значение имеет и происхождение фамилии Синопли. Она, видимо, восходит к названию города Синопа, располагавшегося в центре южной части Причерноморья, через который проходила символическая граница между Европой и Азией [3]. Фамилия Синопли может, таким образом, заключать в себе идею мирного сосуществования и взаимодействия разных этносов, культур и религий [3]. Семья Медеи как нельзя лучше иллюстрирует этот тезис, ведь она вобрала в себя людей многих национальностей: греков, евреев, русских, армян, литовцев, грузин, корейцев, итальянцев и даже гаитян. Самих родственников и потомков Медеи тоже разбросало по всему свету: Крым, Грузия, Литва, Ташкент, Москва, Италия, США и т. д.
Одной из таких эмигранток оказалась и Александра, родная сестра Медеи. Её имя — женский вариант имени «Александр», состоящего из двух слов со значением «защищать» и «мужчина» [4, с.28]. Таким образом, эта имя можно интерпретировать как «защитница людей». Данный антропоним имеет ярко выраженный маскулинный характер и по семантике, и по звучанию. Действительно, поведение Александры соответствует стереотипам мужского образа жизни: она не слишком сентиментальна, ведёт свободный образ жизни, легко меняет ухажёров. Семья никогда не была главным делом её судьбы. Александра всегда легко отказывалась от прежних занятий и увлечений. Знаменательно, что её последний муж, Иван Исаевич, часто ведёт себя более «по-женски», чем она сама (проявляет нерешительность, уступчивость, самопожертвование, служа своей жене «всеми своими мыслями, всеми чувствами» [5, с. 123], что лишь подчёркивает во многом «мужской» характер Александры.
Символично и имя её дочери Ники, образованное от глагола со значением «побеждать» [4, с.164]. Данная героиня оправдывает своё имя: она уверенна в себе, напориста и весела. «Там, где была Ника, она по какому-то неоспоримому праву всегда была первой, и мало кто мог с этим спорить» [5, с.39]. Ника в итоге оказалась «победителем» и по жизни, удачно выйдя замуж.
Противоположность Ники по характеру и судьбе — её племянница Мария. Имя её могло быть образовано от глагола со значением либо «противиться, отвергать», либо «быть горьким» [2, с. 150, 151]. Этот антропоним соответствует трагической судьбе героини. После гибели родителей она попала к сумасшедшей бабушке, которая обвиняла её в этом инциденте. Семилетняя Маша тогда пыталась покончить с собой. Психологическая травма, вызванная этими событиями, осталась с ней на всю жизнь и во многом сформировала её характер («…от раннего прикосновения к тёмной бездне безумия в ней остался тонкий слух к мистике, чуткость к миру и художественное воображение — всё то, что создаёт поэтические склонности» [5, с.137]). Хрупкая и чувствительная натура Марии проявлялась даже во внешности: в двадцать пять лет она выглядела как ребёнок («Ожидала своей очереди и Маша, стриженная под мальчика, подросткового сложения, как будто не взрослая женщина, а тощий недоросток на вихлявых ножках» [5, с.39]). Мария так и не встретила понимания со стороны близких ей людей: циничной расчётливой Ники, эгоистичного и легкомысленного любовника, излишне рационалистичного мужа. Мир отверг её, и она, не в силах преодолеть своё духовное отчуждение, покончила жизнь самоубийством.
Ещё одна противоположность Марии — это Валерий Бутонов, её возлюбленный. Имя его образовано от глагола со значением «быть здоровым, сильным» [Суперанская, с.57], то есть Валерий буквально — «сильный, здоровый». Герой — рослый, крепкий спортсмен и массажист, бывший циркач — полностью оправдывает это имя. Но одновременно данный антропоним подчёркивает преобладание в Валерии телесного, плотского начала.
Таким образом, антропонимы в романе «Медея и её дети» выражают сущность персонажа, многогранность его образа, отношения с другими персонажами и роль в произведении (например, Георгий — «земледелец», в переносном смысле — человек, привязанный к родным корням).
Литература:
1. Ивлиева П. Д. Сюжет о Медее в романах Л. Улицкой «Медея и её дети» и К. Вольф «Медея. Голоса» //Вестник Нижегородского университета им. Н. И. Лобачевского.- 2012. № 1–2. — С. 68–72.
2. Петровский Н. А. Словарь русских личных имён. Около 2600 слов. — М.: Сов. энциклопедия, 1966. — 384 с.
3. Ровенская Т. А. Роман Л.Улицкой «Медея и ее дети» и повесть Л. Петрушевской «Маленькая Грозная»: опыт нового женского мифотворчества. Электронный адрес: http://www.owl.ru/avangard/radostnyeiraznozvetnye.html
4. Суперанская А. В. Современный словарь личных имён: Сравнение. Происхождение. Написание. — М.: Айрис-пресс, 2005. — 384 с.
5. Улицкая Л. Е. Медея и её дети: Роман. — М.: Изд-во Эксмо, 2004.- 256 с.
6. Федосеева Т. В. Образ Медеи в античной литературе и в романе Людмилы Улицкой «Медея и ее дети». Электронный адрес: http://elib.bsu.by/handle/123456789/42752