Свет как «первометафора» русской литературы XVIII века

 

Практически все поэты XVIII века стали проводниками проСВЕТительских идей. Не случайно в основании большинства классицистских текстов лежит идея света, представленная во всем ее многообразии («свет», «сияние», «блеск», «ясность», «солнце», «заря», «восход» и т. п.). «Световой» сюжет организует внутренний смысл произведений Ф. Прокоповича, В. К. Тредиаковского, М. В. Ломоносова, А. П. Сумарокова, Г. Р. Державина, В. В. Капниста, М. Н. Муравьева, А. Н. Радищева и др. Рассмотрим подробнее эту закономерность.

Одним из первых авторов начала XVIII века, в произведениях которого активно разворачивался «световой» сюжет, был Феофан Прокопович. Новое (петровское) время автор воспринял как эпоху «солнца» и «света», в свою очередь, прошлое отождествляется им с «печалной нощью». При этом важно обратить внимание на следующую деталь текста: «свет» оказывается неотделим от настоящего времени:

Прочь уступай, прочь,

Печалная нощь!

Солнце всходит,

Свет возводит,

Радость родит.

Прочь уступай, прочь,

Печалная нощь!

Коликий у нас

Мрак был и ужас!

Солнце Анна возсияла,

Светлый нам день даровала [5, C.277].

«Световые» метафоры оказываются важной составляющей поэзии В. К. Тредиаковского. Поэт славит Россию, восхищается ее богатством и величием:

Россия мати! Свет мой безмерный!

Позволь то, чадо прошу твой верный,

Ах, как сидишь ты на троне красно!

Небо российску ты солнце ясно! [3, С.20]

…………………………………….

Ты собой скипетр твой украсила,

И лицом светлым венец почтила [3, С.20].

……………………………………..

Коль в тебе звезды все здравьем блещут! [3, С.21]

По Тредиаковскому, Россия и есть свет. За этим уподоблением скрывается идея Святой Руси, то есть Руси, обладающей божественной благодатью.

Многочисленные вариации «светового» сюжета характерны для оды А. П. Сумарокова. «Антитеза «свет-тьма» — самый модный образ эпохи: человек побеждает тьму старины, символизирующей неверие, обскурантизм, невежество, ради света знаний, нового, того, что <…> несет счастье и славу России» [1, С.159]. В сумароковской «Оде императрице Елисавете Петровне 25 ноября 1743 года» видим, как поэт использует данное противопоставление, сравнивая время до-царствования Елизаветы с ее приходом к власти:

Тобой восшел наш лучполдневный

На мрачный прежде горизонт,

Тобой разрушен облак гневный,

Свирепы звезды пали в понт [9, С.49].

……………………………….

Тобою правда днесь сияет,

И милосердие цветет,

Щедрота скипетром владает

И всех сердца к себе влечет [9, С.51].

Великие преобразования, начатые Петром I, а затем подхваченные его дочерью Елизаветой, стали для Сумарокова символами света, прогресса, символами новой России. Соответственно, символами невежества, мрака, тьмы Сумароков считает время хаоса, когда трон пустует и некому править Россией.

Описываемый нами мотив присутствует также в одах В. В. Капниста и В. И. Майкова. В оде В. В. Капниста «На истребление в России звания раба Екатериною второю, в 15 день февраля 1786 года» мир светится, блестит и сияет благодаря царице, несущей России славу, а российскому народу — свободу:

Красуйся, счастлива Россия!

Восторгом радостным пыла;

Встречая времена златые,

Главу цветами увенчай;

В порфиру светлу облекися [6, С.392].

……………………………….

Теперь, о радость несказанна!

О день, светляе дня побед!

Царица, небом ниспослана,

Неволи тяжки узы рвет [6, С.393].

………………………………

А ты, которая свободу,

Как животворный свет, даришь!

Знай, что российскому народу

Ты вечну славу цепь принять велишь [6, С.394].

Не менее ярким мотив света предстает и в одах В. И. Майкова. Царица Екатерина представлена поэтом в красивом солнечном облике. Деяния монархини соотносятся с солнечным лучом, «лиющим» миру свет:

Она суд с милостью спрягает,

Повинных кротко исправляет,

Заслугам мзду она дает;

Рукой науки покрывает,

Другою милость проливает,

Как солнце луч в пространный свет [2, С.185].

…………………………………………

Москва красуется тобою,

Как небо солнца красотою,

Избавившись от грозных туч.

И таковой же ждут отрады

Твоей державы многи грады,

Да к ним блеснет твой ясный луч [2, С.189].

Итак, видим, что использование «световых формул» на протяжении длительного времени предстает в идеологическом контексте: сам жанр оды предусматривает прославление подвигов и побед. Главные податели света, тепла и блеска (солнце, лучи) ассоциируются у поэтов в первую очередь с царским величием.

Вместе с тем, уже в 1770–1780-е гг. «световые формулы» утрачивают свою «идеологичность». Об этом свидетельствует поэтический мир Г. Р. Державина, в творчестве которого световые формулы изменяют свое значение. В его ранней оде «Фелица» встречается свет, соотносимый с восхваляемой поэтом политикой Екатерины II. Поэт, которому императрица казалась идеалом «просвещенной монархини», пишет:

Тебе единой лишь пристойно,

Царевна! Свет из тьмы творить [3, С.76].

Приведенный пример можно соотнести с космогоническим мифом о рождении мира из первозданной тьмы. Екатерина II выступает у Державина в качестве Творца, который своими всемогущими силами способен прогнать первородный хаос и подарить миру новую, светлую жизнь.

В «Фелице» мотив света представлен развернуто:

Который оком лучезарным

Шутам, трусам, неблагодарным

И праведным свой свет дарит;

Равно всех смертных просвещает [3, С.79].

…………………………………….

Но где твой трон сияет в мире? [3, С.80]

Как известно, «Фелица» отличается новизной и смелостью мысли и формы. Здесь поэт соединяет похвалу с сатирой, начав тем самым «разрушение» жанра торжественной оды. Однако изменения происходят лишь в жанрообразующих элементах, а рассматриваемый нами мотив света не претерпевает каких-либо существенных изменений вплоть до 1780-х гг. Именно в это время Державин почти освобождается от условностей идеологического жанра и сосредотачивается на поисках относительно свободных от жанровых условностей форм. Предметом изображения в его творчестве становится не идеологическая реальность, а мир как таковой (насколько это вообще было возможно в пределах литературы классицизма). Отныне свет напрямую не связан с темой императорского величия, как это было в творчестве предшествующих поэтов. Свет (=сияние) становится у Державина свойством мира вообще, а не атрибутом конкретного монарха.

В последней трети XVIII века в поэзии происходит ряд существенных изменений. Зарождается новое направление — сентиментализм, характеризующийся особым вниманием к душевному миру человека. В стихотворениях поэтов-сентименталистов (М. Н. Муравьев, И. Н. Дмитриев, Н. А. Львов, Н. М. Карамзин и др.) мы также обнаруживаем «световые формулы», однако они становятся теперь менее проявленными. Так, в творчестве М. Н. Муравьева первичной оказывается метафора ночи:

Как мрачны небеса явят присутство ночи

И томные глаза сомкну уже на сон… [7, С.381]

Отсюда солнышко недавно закатилось… [7, С.383]

Умолкли голоса, и свет, покрытый тьмою,

Зовет живущих всех ко сладкому покою [7, С.389].

Дальнейшее развитие тема света нашла в стихах Кострова и Клушина. И, как считает А. В. Петров, «создавая, в сущности, солнечный «утренний» пейзаж, указанные авторы пролагали пути пейзажной лирике» [4, С.38]. Действительно, в «Стихах на Новый 1781 год» Е. И. Костровописывает состояние природы в предвкушении нового облика:

Природа! воспряни, почувствуй силы новы,

Коль можно, хладныя потщись прервать оковы

И холмы снежные низринь с высоких плеч;

Спеши себя в цветы и в мягкий злак облечь.

Се быстрый исполин через эфирны волны

Стремит с высот лучи, сиянья нова полны,

И златом и сребром, о, вышних дар щедрот!

Со временем функция «световых формул» переходит в иное качество. Свою идеологическую функцию тема света окончательно исчерпывает. Поэты все чаще используют метафоры света, чтобы передать человеческие чувства, сравнивая их с природными явлениями. Свет отныне становится признаком природного мира, а не царского величия. Сентименталисты, метафорически «освещая» мир земной, вдохновлялись повседневными впечатлениями и изображали пейзаж.

Чрезвычайно важно, что «световой сюжет» охватывает всю русскую литературу XVIII столетия, включая произведения, написанные на исходе этого времени. Даже у А. Н. Радищева в стихотворении «Осьмнадцатое столетие» весь XVIII век ассоциируется с дневным светилом:

Мрачные тени созади, впереди их солнце;

Блеск лучезарный его твердой скалой отражен [4, С.632].

………………………………………………

О незабвенно столетие! Радостным смертным даруешь

Истину, вольность и свет, ясно созвездье вовек [4, С.632].

………………………………………………

Ты исчисляешь светила, как пастырь играющих агнцев;

Нитью вождения вспять ты призываешь комет;

Луч рассечен тобой света; ты новые солнца воззвало [4, С.633].

Итак, как мы увидели, метафора света, характерная для литературы XVIII века, восходит к идее внутреннего просветления. Свет — «символ бессмертия, вечности, рая, чистоты, откровения, мудрости, интеллекта, величия, радости и самой жизни» [8, С.323–324]. Все эти понятия близки по духу эпохе Просвещения. Русская литература не могла не отразить высоких веяний века. Мотив света, столь образно и ярко подчеркивающий основной смысл времени (проСВЕЩение), был неотъемлемым атрибутом поэтики просветителей.

 

Литература:

 

1.              Буранок О. М. Русская литература XVIII века: Петровская эпоха. Феофан Прокопович. — М.: Флинта, Наука, 2003.
2.              Майков В. И. Избранные произведения / Вступ. ст., подгот. текстов и прим. А. В. Западова. — М.-Л.: Советский писатель, 1966.
3.              Муравьев В. «Благослови, поэт!»..: Антология поэзии пушкинской поры: Книга I. — М.: Советская Россия, 1983.
4.              Петров А. В. Оды «На Новый год», или Открытие времени. Становление художественного историзма в русской поэзии XVIII века: монография. — Магнитогорск: Изд-во Магнитогорского государственного университета, 2005.
5.              Русская силлабическая поэзия XVII-XVIII вв. — Л.: Советский писатель, 1970.
6.              Русская поэзия XVIII века / Под ред. С. Чулкова. — М.: Художественная литература, 1972.
7.              Русская литература. Век XVIII. Лирика. — М.: Худож.лит., 1990.
8.              Словарь символов / Д.Тресиддер; пер. с англ. С.Палько. — М.: ФАИР-ПРЕСС: Издат. — Торг. дом «Гранд», 2001.
9.              Сумароков А. П. Стихотворения. — Л.: Советский писатель, 1953.