Своеобразие экспликации пространственных образов в произведении Н.А. Дуровой «Записки кавалерист-девицы»

Художественное пространство Н.А. Дуровой (знаменитой нашей землячки, которая прожила в тысячелетнем г. Елабуга более 30 лет) в «Записках кавалерист-девицы» создается разнообразной и многоуровневой организацией текста, выражающейся, прежде всего, в использовании разнообразных лексических средств языка. Данные средства языка позволяют писателю описывать как реалии бытового пространства, окружающие героев повести, так и создавать ментальное пространство, выражающееся в использовании системы образов, позволяющих раскрыть внутреннее содержание произведения.

Цель данной статьи – выявление и разграничение пространственных лексем, передающих бытовое пространство и ментальное пространство; детальное рассмотрение лексики с локативным значением, которая в текстовом поле Н.А. Дуровой становится маркером пространственного образа.

В настоящей статье за основу при определении понятия «художественное пространство» было взято определение М.Бахтина: «Под художественным пространством понимается особая модель отражения объективного мира, творчески воспринятого автором [1, с. 9]. Одной из важнейших составляющих художественного пространства является понятие «пространственный образ», которое мыслится нами как форма обобщенного восприятия действительности, которая включает представления о мироустройстве, месте и роли человека в нем, дает основание для описания и анализа способов их речевого выражения и репрезентации в ткани художественного произведения [3, c. 34].

В эстетическом мире писателя лексемы, называющие предметы вещного мира и предметы природного мира, противопоставляются на основе соотношения открытое пространство / закрытое пространство. Этот факт, как мы полагаем, позволяет рассмотреть их в художественном пространстве Н. Дуровой в данной оппозиции.

Лексемы, передающие реалии замкнутого пространства, распадаются по тематическому принципу на следующие группы:

1. Номинации со значением «помещение», «здание»: «Только сонную и можно было отнесть меня в горницу; но когда я не спала, то при одном виде материной комнаты я обмирала от страха и с воплем хваталась обеими руками за шею Астахова» [2, с. 4]; «Тетки мои хохотали, а матушка, которую все это приводило в отчаяние, не знала границ своей досаде, брала меня в свою горницу, ставила в угол и бранью и угрозами заставляла горько плакать» [2, с. 5]; Они отводили меня в горницу, где всегда уже ожидало меня наказание [2, с.6]; Почти всякий день я вставала на заре, уходила потихоньку из комнаты и бежала в конюшню… [2, с.7].

2. Метонимическая номинация, именующая часть строения или помещения: …она вышла из себя и, выхватив меня из рук няньки, выбросила в окно! [2, с.4], Мать моя поспешно отпирает эту маленькую дверь и бросается в объятья ротмистра…. [2, с.1]

3. Лексемы, называющие «транспортное средство»: Днем девка эта сидела с матушкою в карете, держа меня на коленях…. [2, с. 3]

4. Лексемы, передающие идею пространства: Тетки мои хохотали, а матушка, которую все это приводило в отчаяние, не знала границ своей досаде, брала меня в свою горницу, ставила в угол и бранью и угрозами заставляла горько плакать [2, с. 5]; «… я не помня себя от радости, бежала в сад к своему арсеналу, то есть темному углу за кустарником…» [2, с. 6]

В свою очередь номинации открытого пространства также можно распределить по группам тематического характера:

1. Лексемы, называющие собственно пространство: «Это было в первый еще раз в жизни моей, что вывезли меня на простор….» [2, с. 8]; «Приказав Ефиму идти с Алкидом прямою дорогою на Старцову гору под лесом дожидаться меня, я сбежала поспешно на берег Камы, сбросила тут капот свой и положила его на песок….» [2, с .9], «… я стала часто приходить в замешательство, краснеть, избегать разговоров и уходить в поле на целый день …» [2, с. 24]; «Вдруг стон глухой и как будто из-под земли раздававшийся прервал и тишину ночи и мои мечтания…» [2, с. 25].

2. Номинации природного пространства искусственного и естественного происхождения: Я едва не задохлась от радости, и только что мы вошли в лес, как я не владея собою от восхищения, в ту же минуту убежала….[2, с. 8]; «… она не позволяла мне гулять в саду…» [2, с.7].

3. Номинация частей открытого пространства: «… прокралась мимо сестриной кровати … полетела по длинной каштановой аллее, оканчивающейся у самой калитки» [2, с.1].

4. Номинация пространства искусственного происхождения: Луч света озарил ум мой, когда казаки вступили в город! [2, с. 16], … я с грустию думала, что им и в мысль не приходит, что они снаряжают меня в дорогу дальнюю и опасную [2, с. 17].

Однако в художественном мировидении писателя номинации, приобретающие значение пространственного образа, отличаются от номинаций с пространственным значением тем, что они передают реалии бытового пространства особыми эмотивными и перцептивными характеристиками и способностью передавать психофизическое состояние человека. Так, например, лексемы комната (горница) становится символом оков, несвободы только при нахождении героини повести в отцовском доме под надзором матери. Однако, как только героиня покидает пределы отчего дома, данная лексема утрачивает значение образа, передающего ментальное пространство, она становится лексическим средством, служащим только для создания визуального бытового пространства. Данное отличие можно проследить, сопоставив следующие предложения: «Тетки мои хохотали, а матушка, которую все это приводило в отчаяние, не знала границ своей досаде, брала меня в свою горницу, ставила в угол и бранью и угрозами заставляла горько плакать» [2, с. 5] и «Я ничего не забывала из того, чему научилась, находясь беспрестанно с гусарами; бегала и скакала по горнице во всех направлениях…» [2, с. 5].

В первом примере лексема горница выступает в качестве пространственного образа и становится символом оков, несвободы; во втором примере эта же лексема передает только бытовое пространство дома.

Таким образом, можно сделать вывод о том, что в «Записках» происходит четкое разграничение функций лексем, передающих образ пространства, и лексем, служащих средством передачи деталей бытового пространство.

Ключевым образом в эстетической концепции автора «Записок», на основании которого происходит противопоставление образов закрытого и открытого пространства, становится лексема свобода. Через призму образа свободы происходит восприятие героиней повести окружающего мира, поскольку именно обретение внутренней свободы становится заветной мечтой как самой Дуровой, так и ее героини: «… Я взяла мне принадлежащее свободу; свободу! Драгоценный дар неба, неотъемлемо принадлежащий каждому человеку! Я умела взять ее, охранить от всех притязаний на будущее время, и отныне до могилы она будет уделом моим и наградою!» [2, с. 20].

Итак, на основании соотнесения с понятиями «свобода – несвобода» пространственные образы в текстовом поле «Записок» вступают в оппозиционные отношения по принципу открытое пространство / закрытое пространство.

Центральными образами, реализующими понятие «закрытое пространство», являются образы дома, комнаты (горницы), угла. Данным образам принципиально противопоставлены образы, являющиеся экспликаторами открытого пространства: конюшни, сада, поля, реки, леса, дороги, города.

Образы замкнутого и разомкнутого пространства в повести вступают в оппозиционные отношения, что находит выражение главным образом в выборе лексических средств языка.

Стержневым образом, реализующим замкнутое пространство в повести, становится образ дома. Однако, заметим: восприятие Н.А. Дуровой данного образа в начале произведения не традиционное. Он не воспринимается ею как «родное место», особенно в детские годы, и вызывает в героине чувство отчужденности. Образ дома дополняется образом комнаты (горницы). При этом нужно уточнить, что в художественном пространстве Дуровой становится образом не всякая комната, в которой находится героиня, а только комната ее матери.

Характерной чертой в тексте «Записок» при создании образов замкнутого пространства является отсутствие лексики описательного характера, ее полностью замещает лексика эмотивная, передающая эмотивное пространство текста и внутреннее состояние героини. Ключевыми здесь становятся лексемы страх, наказание. Отсюда и желание героини снять оковы, разрушить запреты, вырваться за пределы ограниченного пространства. Закрытое пространство дома, комнаты крайне статично. Писатель передает его частым использованием глагола «сидеть» со значением «отсутствия движения»: «… я должна была целый день сидеть в ее горнице и плесть кружева» [с. 5]; «От утра до вечера сидела я за работою … я сидела терпеливо целый день…» [с.6]. Героиня томится в замкнутом пространстве комнаты, однако чувство безысходности может быть развеяно движением, воплощенным в образах открытого пространства.

Замкнутое пространство размыкается только при наступлении сумерек, вместе с наступлением ночи и расширением физического пространства расширяется и внутреннее пространство героини. Картины открытого пространства дополняются глаголами движения, которые эксплицируют разные уровни изменения пространственных состояний и положений: «Почти всякий день я вставала на заре, уходила потихоньку из комнаты и бежала в конюшню….» [2, с. 7]; «Я едва не задохлась от радости … я не владея собою от восхищения, в ту же минуту убежала и бежала … я бегала, прыгала, рвала цветы, взлезала на вершины высоких деревьев, чтоб далее увидеть, взлезала на тоненькие березки и, схватаясь за верхушку руками, соскакивала вниз… [2, с. 8].

Центральными элементами при создании открытого пространства становятся образы конюшни, сада, поля, реки, леса. Эмотивное пространство открытого характера передается лексемами мрак, темнота. Они воспринимаются героиней как символы, размыкающие закрытое пространство дома, комнаты и расширяющие его. Причем расширение происходит постепенно по нарастающей линии от замкнутого пространства дома, комнаты оно расширяется: до образа конюшни – сада– леса – поля – города.

Мрак становится символом, разрушающим преграды, границы замкнутого пространства и открывающим героине вместе с физическим и внутреннее пространство: «… я… готова была в глубокую полночь идти на кладбище, в лес, в пустой дом, в пещеру, в подземелье» [2, с. 7]. Внутреннюю свободу предельно расширяют образы молчания и тишины: «…ночь была холодная и светлая. Город дремал в полуночной тишине. В молчании ночном ясно доходили до слуха моего крик Ефима и сильное храпенье Алкида» [2, с. 19].

Таким образом, в текстовом поле Н.А. Дуровой происходит соприкосновение и взаимопроникновение пространственно-временных характеристик. День становится символом, сужающим как физическое, так и внутреннее пространство героини до образа дома и замыкающим его в пространстве комнаты. В свою очередь ночь и ее узловой образ мрак, нарушающий видимость, является образом, разрушающим замкнутое пространство дома и комнаты и тем самым расширяющим внутреннее пространство героини.

Итак, день становится временным символом замкнутого пространства, ночь – открытого пространства. Лексемы мрак, ночь, нарушающие видимость, расширяют как физическое пространство произведения, так и внутреннее пространство главной героини повести. Примечательным является и то, что свой побег героиня-автора совершает именно ночью, когда надзор матери за ней ослабевает.

Так, постепенно в повести «Записки кавалерист-девицы» происходит расширение пространства от закрытого пространства комнаты, дома до открытого пространства сада – леса – реки – горы – дороги – селения – города – столицы. Однако в конце произведения пространство снова сужается и снова замыкается в пространстве дома, при этом восприятие Дуровой данного образа совсем иное, чем в начале произведения: «Наконец, я дома!» [2, с.85]. Мы становимся свидетелями того, что восприятие дома писателем значительно трансформировалось от начала повести к ее концу. Если в начале произведения Дурова воспринимала дом как тюрьму, то в конце повести дом для нее становится родным местом, отчим домом. И именно таким образом восприятие символа дома от субъективного понимания данного образа переходит к традиционному.

Литература:

1. Бахтин М.М. Автор и герой: К философским основам гуманитарных наук / М.М. Бахтин. – СПб: Азбука, 2000. – 336 с.

2. Дурова Н.А. Записки кавалерист-девицы / Н.А. Дурова. – Казань: Изд-во Татарское книжное издательство, 1979. – 200 с.

3. Салимова Д.А., Данилова Ю.Ю. Время и пространство как категории текста: теория и опыт исследования / Д.А. Салимова, Ю.Ю. Данилова. – М.: Изд-во Флинта, 2009. – 200 с.