«Похожим быть хочется только на Чехова…»



В данной статье будут рассмотрены схожие приемы построения художественного текста А. П. Чехова и С. Д. Довлатова. «…Однако похожим быть хочется только на Чехова» [4, с.870] — из «Соло на ундервуде». Похожим чем? Исследователи, в частности:

1) Анастасьев Н. отмечает особенность С. Довлатова, заимствованную у классика: быть не только судьей своих персонажей, а беспристрастным свидетелем, так называемая эстетика авторской отстраненности.

2) Генис А. пишет: «Понять Довлатова мне помог Чехов» [3, с. 71].

3) Арьев А. подмечает, что «метод поисков художественной правды у Довлатова специфически чеховский» [1, с. 17].

4) Зверев А. продолжает, что у Довлатова «был вкус человека, вышколенного Чеховым [6, с. 195]».

5) Васильева В. Н. замечает: «Он взглянул чеховским взглядом на эпоху, и главное, что он почувствовал − боль и страдание» [2, с. 99].

Сближает этих писателей отношение к литературе и простота стиля. Для текстов С. Довлатова характерны простые предложения, с минимальным количеством оборотов, максимально приближены к устной речи. Его фразы запоминаются простотой, лаконичностью и смысловой наполненностью.

Например: — Как вас подстричь? — Молча [4, с. 844].

На синтаксическом уровне в текстах С. Довлатова отсутствуют придаточные предложения и деление сложного на простые составляющие. Распространенным пунктуационным знаком является тире.

Например: «Его окружали веселые, умные, добродушные физики. Меня − сумасшедшие, грязные, претенциозные лирики. Его знакомые изредка пили коньяк с шампанским. Мои — систематически употребляли розовый портвейн. Его приятели декламировали в компании − Гумилева и Бродского. Мои читали исключительно собственные произведения» [4, с. 696].

Следующим связующим звеном между писателями является близость жанров. Как правило, это рассказ, записные книжки, «сценки» или развернутые анекдоты. Эти жанры предполагают небольшой рассказ, в котором основное повествование занимает диалог небольшого количества действующих лиц, время и место действия ограничено, исключается описание пейзажа, интерьера, главные персонажи представлены сразу.

Для писателей характерно смешение родов литературы. В статье В. Б. Катаева находим: «Чехов, по существу, всю жизнь, без перерывов, писал драмы и комедии — с более или менее развернутыми ремарками… Все драматические структуры были опробованы в рассказах и повестях Чехова и затем окристаллизовались в его пьесах» [7, с.67].

Сергей Довлатов не писал пьес, но за счет коротких абзацев, фрагментарности повествования и диалогов, его произведения можно считать театральными зарисовками.

Особый прием писателей (Мастеров коротких рассказов): стремительное начало и конец повествования. Нет зачинов, продолжительных вступлений, описаний и авторских комментариев.

У Чехова в рассказе «Хирургия»: «Земская больница. За отсутствием доктора, уехавшего жениться, больных принимает фельдшер Курятин, толстый человек лет сорока, в поношенной чунчовой жакетке и в истрепанных триковых брюках. На лице выражение чувства долга и приятности» [8, с. 28].

У Довлатова в сборнике «Чемодан»: «Эта история произошла восемнадцать лет тому назад. Я был в ту пору студентом Ленинградского университета» [4, с. 646].

«Я должен начать с откровенного признания. Ботинки эти я практически украл…» [4, с. 656].

«Я и сейчас одет неважно. А раньше одевался еще хуже. В Союзе я был одет настолько плохо, что меня корили за это» [4, с. 667].

«Эта глава − рассказ о принце и нищем. В марте сорок первого года родился Андрюша Черкасов. В сентябре этого же года родился я» [4, с. 691].

Представленные эпизоды подтверждают, что завязка произведения воплощает авторскую идею, показывая жизнь в самом естественном проявлении. Несмотря на то, что многие книги Довлатова предваряет «Предисловие», как например, в рассмотренном выше сборнике «Чемодан», предисловие выступает как самостоятельный эпизод, отличающийся по стилю и сюжету от основного текста.

Подобная сжатость касается и финалов рассказов. Сопоставим: у Чехова в «Хирургии»: «Дьячок берет со стола свою просфуру и, придерживая щеку рукой, уходит восвояси…». [8, с. 32].

У Довлатова читаем: «Впрочем, мы отвлеклись. У Андрея Черкасова тоже все хорошо. Зимой он станет доктором физических наук. Или физико-математических…Какая разница?» [4, с. 701].

Как видим, сходство проявляется и в расстановке знаков препинаний. Излюбленным знаком писателей является многоточие, как некий момент размышлений, отход от авторских умозаключений, выражений идей. С наступлением окончания произведения, оно не заканчивается. Финал не означает прекращение существования, он открыт. Герои живут дальше, адаптируясь под условия жизни.

Для создания образа персонажа Довлатов отводит значительное местодетали, как некому штриху в повествовании, а описание пейзажа, пространные портретные зарисовки занимают второстепенное место.

В рассматриваемом сборнике «Чемодан» читаем: «У Рымаря идиотская харя плюс оранжевый свитер». «На женщинах были светлые плащи, элегантные туфли и яркие косынки» [4, с. 650].

«Через неделю меня полюбила стройная девушка в импортных туфлях» [4, с. 646].

«Так я и уехал, бросив в пустой квартире груду финских креповых носков. «Лишь три пары сунул в чемодан. Они напомнили мне криминальную юность, первую любовь и старых друзей» [4, с. 655].

«С ноябрьских праздников в Ленинграде установились морозы. Собираясь в редакцию, я натянул уродливую лыжную шапку, забытую кем-то из гостей» [4, с. 713].

При помощи деталей автор показывает сложные взаимоотношения между людьми, или свои отношения с обществом, обстановкой, царящей вокруг. В сборнике «Чемодан» в рассказах «Куртка Фернана Леже» и «Поплиновая рубашка» наиболее полно описаны отношения Довлатова и его жены Лены. Это подводит к теме Чехова: «раскачивание маятника супружеской жизни от идиллии к драме»: Вроде бы, что тут особенного. Для Толстого это мелко. Достоевский не стал бы писать о такой чепухе. А Чехов сделал на этом мировое имя» [5, с. 137].

Читаем в упомянутых ранее рассказах С. Довлатова: «Помню, я читал насчет взаимной тяги антиподов. По-моему, есть в этой теории что-то сомнительное. Или, как минимум, спорное. Например, Даша с Андреем были похожи. Оба рослые, красивые, доброжелательные и практичные. Оба больше всего ценили спокойствие и порядок. Оба жили со вкусом и без проблем. Да и мы с Леной были похожи. Оба − хронические неудачники. Оба − в разладе с действительностью. Даже на Западе умудряемся жить вопреки существующим правилам…» [4, с. 695].

«За плечами у нас двадцать лет брака. Двадцать лет взаимной обособленности и равнодушия к жизни. При этом у меня есть стимул, цель, иллюзия, надежда. А у нее? У нее только есть дочь и равнодушие. Я не помню, чтобы Лена возражала или спорила. Вряд ли она хоть раз произнесла уверенное, звонкое- «да» или тяжеловесное, суровое- «нет». Ее жизнь проходила как будто на экране телевизора. Менялись кадры, лица, голоса, добро и зло спешили в одной упряжке. А моя любимая, поглядывая в сторону экрана, занималась более важными делами…» [4, с. 706].

С течением времени менялась жизнь, окружение. Их семейная жизнь продолжалась, родилась дочь Катя. По описанию Довлатова − их взаимоотношения понятны друг другу без слов, без патетичных фраз и признаний в любви.

«Однажды Лена поехала на службу. Я задержался дома. Стал, как всегда, разыскивать необходимые бумаги…Я рылся в шкафах…Я раскрыл последнюю страницу. И вдруг у меня перехватило дыхание. Даже не знаю, чему я так удивился. Но почувствовал, как у меня багровеют щеки…Это была моя фотография…Минуты три я просидел не двигаясь…Хотя, если разобраться, что произошло? Да ничего особенного. Жена поместила в альбом фотография мужа. Это нормально. Но я почему-то испытывал болезненное волнение. Мне было трудно сосредоточиться, чтобы уяснить его причины…У меня не хватало сил обдумать происходящее. Я не знал, что любовь может достигать такой силы и остроты» [4, с. 709–711].

Открывается еще одно уникальное качество Довлатова: жить не как все. Это проявлялось и во внешнем облике, манере поведения, личных отношениях с родными, детьми, друзьями. Эта «манера не красоваться» поражает, а спокойное отношение на выпады других людей заставляет задуматься.

«Черкасова грустно вздохнула: − Мне казалось, что ты поумнел…» [4, с. 698].

«−Говорят, ты стал писателем? Я растерялся. Я не был готов к такой постановке вопроса…Все мои друзья изнывали под бременем гениальности. Все они называли себя гениями. А вот назвать себя писателем оказалось труднее. Я сказал: − Пишу кое-что для забавы…» [4, с. 697].

Эта неспособность понять и услышать друг друга отсылает к Чехову. Писатель это объясняет тем, что проблема кроется не в героях (положительных или отрицательных), а в самой жизни. Чем ближе герои друг другу, тем отстраненнее они могут быть.

Индивидуальный «довлатовский» прием — это отделение реплики от говорящего, выражающийся через фразы: «я сказал», «я услышал», тем самым, показывая, разрыв между высказанными словами и взаимоотношениями персонажей.

А унаследован Довлатовым «чеховский» прием — дословное повторение фразы в различных частях текста. Для Чехова характерны сюжетные повторы, бытовые зарисовки, построение синтаксиса. Например, в рассказе «Дочь Альбиона»: описывая англичанку-гувернантку, Чехов подмечает одну ее черту: «Англичанка, энергически быстро двигала бровями…задвигала бровями и замигала глазами…Посмотри, как бровями двигает!» [8, с. 18–19].

С поэтикой А. П. Чехова С. Довлатова связывает: общее отношение к художественному мастерству, особенности прозы (лаконичной и в то же время объемной по содержанию), мастерское владение словом.

Литература:

1. Арьев А. Ю. Наша маленькая жизнь // Довлатов С. Д. Собр.соч. в 3-х томах. Т.1.- СПб., 1995.- С.17
2. Васильева В. Н. Чеховские традиции в рассказах Сергея Довлатова // Современная русская литература: проблемы изучения и преподавания: Сборник статей по материалам Международной научно-практической конференции 2–4 марта 2005, г.Пермь. В 2 частях. Ч.2.- Пермь: ПГПУ, 2005.- С.99
3. Генис А. Довлатов и окрестности.- М., 1999.- С.71.
4. Довлатов С. Избранное: Повести, рассказы. — СПб.: Азбука, Азбука- Аттикус, 2013.– (Избранное). С.870
5. Довлатов С. Д. Как издаваться на Западе? // Сухих И. Н. Сергей Довлатов: время, место, судьба.- СПб., 1996.- С.137
6. Зверев А. Записки случайного постояльца // О Довлатове. Статьи, рецензии, воспоминания.- Тверь, 2001.- С.195
7. Катаев В.Б Сложность простоты. Рассказы и пьесы Чехова. — М., 1999.- С.67
8. Чехов А. Толстый и тонкий: рассказы, повести/ Антон Чехов.- СПб.: Азбука, Азбука- Аттикус, 2015.- 320 с.