Объект и субъект речи в повести Ф.М. Достоевского «Село Степанчиково и его обитатели»

«Люди, – говорил Л.Толстой, – мало чуткие к искусству, думают часто, что художественное произведение составляет одно целое, потому что в нём действуют одни и те же лица, потому что всё построено на одной завязке или описывается жизнь одного человека… Это только так кажется поверхностному наблюдателю: цемент, который связывает всякое художественное произведение, в одно целое и оттого производит иллюзию отражения жизни, есть не единство лиц и отношений, а единство самобытного нравственного отношения автора к предмету» [2, c. 18-19].

Слово «автор» (от лат. auctor – субъект действия, основатель, устроитель, учитель и, в частности, создатель произведения) употребляется в литературоведении в нескольких значениях. Прежде всего, оно обозначает писателя, реальное лицо с определённой судьбой, биографией, комплексом индивидуальных черт. Во-вторых, это образ автора, локализованный в художественном тексте. И наконец, в-третьих, это художник-творец. Автор (в этом значении слова) определенным образом подаёт и освещает реальность (бытие и его явления), их осмысливает и оценивает, проявляя себя в качестве субъекта художественной деятельности [5, c. 54].

Одним из основных средств раскрытия авторской оценки изображаемых людей и событий является речь повествователя, то, как писатель рассказывает о жизни, какими словами и оборотами характеризует он своих героев и т.д. Различают, таким образом, субъект речи и объект речи.

Б.О. Корман под объектом речи понимает «все то, что изображается, и все, о чём рассказывается: это люди и их поступки, предметы, обстоятельства, пейзаж и события, под субъектом речи – того, кто изображает и описывает» [4, c. 20].

Обычно, читая какое-либо произведение, мы фиксируем свое внимание на том, что изображено и о чём рассказывается, то есть на объекте речи. Что же касается субъекта речи, то в подавляющем большинстве случаев мы его не замечаем: нам кажется, что всё описанное и рассказанное существует само по себе. Однако это иллюзия. В любом художественном тексте всегда в более или менее явном виде присутствует тот, кому принадлежит речь. Субъектную форму выбирает автор, и сам этот выбор субъектной формы обусловлен идейной позицией и художественным замыслом писателя. Поэтому анализ текста в единстве содержания и формы предполагает умение обнаруживать носителя речи.

В чем же обнаруживается носитель речи? Прежде всего, считает Б.О. Корман, «в физической точки зрения, то есть в том положении, которое занимает носитель речи в пространстве» [4, c. 20].

Субъект речи может находиться ближе к описываемому или дальше от него, и в зависимости от этого меняется общий вид картины: «Но прежде чем буду продолжать рассказ, позвольте, лю­безный читатель, представить вам поименно все общество, в котором я вдруг очутился. Это даже необходимо для по­рядка рассказа.

«Вся компания состояла из нескольких дам и только двух мужчин, не считая меня и дяди. Фомы Фомича – которого я так желал видеть и который – я уже тогда же чувствовал это – был полновластным владыкою всего дома,— не было: он блистал своим отсутствием и как будто унес с собою свет из комнаты. Все были мрачны и озабочены. Этого нель­зя было не заметить с первого взгляда: как ни был я сам в ту минуту смущен и расстроен, однако я видел, что дядя, например, расстроен чуть ли не так же, как я, хотя он и употреблял все усилия, чтоб скрыть свою заботу под види­мою непринужденностью… Один из двух мужчин, бывших в комнате, был еще очень молодой человек, лет двадцати пяти, тот самый Обноскин, о котором давеча упоминал дядя, вос­хваляя его ум и мораль. Этот господин мне чрезвычайно не понравился: все в нем сбивалось на какой-то шик дурного тона; костюм его, несмотря на шик, был как-то потерт и скуден; в лице его было что-то как будто тоже потерто… Другой господин, тоже еще человек молодой, лет двадцати восьми, был мой троюродный братец, Мизин­чиков. Действительно, он был чрезвычайно молчалив. За чаем, во все время, он не сказал ни слова… но я вовсе не заметил в нем никакой «заби­тости», которую видел в нем дядя; напротив, взгляд его светлокарих глаз выражал решимость и какую-то опреде­ленность характера. Мизинчиков был смугл, черноволос и довольно красив… Из дам я заметил прежде всех девицу Перепелицыну, по ее необыкновенно злому, бескровному лицу… Пра­сковья Ильинична, моя тетушка, разливала чай. Ей, видимо, хотелось обнять меня после долгой разлуки и, разумеемся, тут же расплакаться, но она не смела. Все здесь, казалось, было под каким-то запретом. Возле нее сидела прехорошенькая, черноглазая, пятнадцатилетняя девочка, глядевшая на меня пристально с детским любопытством, – моя кузина Саша. Наконец, и, может быть, всех более, выдавалась на вид одна престранная дама, одетая пышно и чрезвычайно юношественно, хотя она была далеко не молодая, по край­ней мере, лет тридцати пяти» [3, c. 42].

Поле зрения сужается только на чайной комнате дядюшки повествователя Егора Ильича Ростанева, на присутствующих в ней, то есть, все внимание концентрируется на героях повести, их описании, разговорах, действий.

В этом отрывке явно проявляется носитель речи – субъект речи. Рассказ идет от первого лица. Как мы знаем, повествование от первого лица должно создавать иллюзию восприятия живого голоса рассказчика. Но в самом эпилоге рассказа обращает внимание введение в повествование местоимения «мы» и глагола 1-лица множественного числа: «Впрочем, о господине Бахчееве мы надеемся поговорить в другой раз, в другом рассказе, подробнее. «Создается ощущение, что повествователь – это субъект коллективного сознания (своеобразный голос общего мнения)» [3, c. 35].

Б.О. Корман заметил, что субъект речи (то есть, рассказчик) «тем ближе к автору, чем в большей степени он растворен в тексте и незаметен в нем. По мере того, как субъект речи становится и объектом её, он отдаляется от автора, то есть, чем в большей степени субъект речи становится определенной личностью со своим особым складом речи, характером, биографией, тем в меньшей степени он выражает авторскую позицию» [4, c. 34].

Как мы знаем, повествователь в «Селе Степанчикове» сам принимает участие в действии и сам объясняет, как он стал участником событий: «Позвольте мне сказать собственно о моих личных отношениях к дяде и объяснить, каким образом я вдруг поставлен был с глаз на глаз с Фомой Фомичем и нежданно-негаданно, внезапно попал в круговорот самых важнейших происшествий из всех случившихся когда-нибудь в благословенном селе Степанчикове» [3, c. 17].

Повествователь называет свое имя «Сергей Александрович такой-то», говорит о своей жизни. По словам Б.О Кормана, «носитель речи, открыто организующий своей личность весь текст, называется рассказчиком и чем сильнее личность рассказчика обнаруживается в тексте, тем в большей степени он является не только субъектом речи, но и объектом» [4, c. 34].

В произведении же, где весь текст, за исключением реплик героев, принадлежит повествователю, «авторская позиция выражается преимущественно через повествовательный текст. Но даже в этих случаях автор и повествователь не совпадают. Авторская позиция богаче позиции повествователя, поскольку она во всей полноте выражается не отдельным субъектом речи, как бы он ни был близок к автору, а всей субъектной организацией произведения» [4, c. 34].

Также важным для анализа объекта речи является и временная точка зрения (положение во времени). То есть субъект речи занимает определенное положение не только в пространстве, но и во времени. Своеобразие художественного текста во многом определяется, по мнению Б.О. Кормана, «соотношением двух времен: времени рассказывания и времени совершения действия. Время рассказывания есть время субъекта речи; время совершения действия – это время героев (объектов речи)» [4, c. 24].Следовательно, своеобразие художественного текста определяется в значительной степени соотношением времени субъекта речи и времени объекта речи.

В повести «Село Степанчиково и его обитатели» субъект речи рассказывает о событиях, протекавших в прошлом, и помогает нам это понять реплика повествователя в заключение повести: «Вот, кажется, и все лица…Да! забыл: Гаврила очень постарел и совершенно разучился говорить по-французски». [3, c. 168].

Но при этом сама временная дистанция между субъектом речи и описываемым является более или менее неопределенной, так как мы ощущаем различие между временем того, кто говорит, и временем действия. Но определить эту временную дистанцию не представляется возможным, Для характеристики субъекта речи подобное соотношение времен дает очень мало материала.

Литература:

1. Акелькина Е.А. «Записки из Мертвого дома» Ф.М.Достоевского: формирование поэтики очеркового повествования (1840-1860- годы). Монография. – Омск: НОУ ВПО «ОГИ», 2007.

2. Богданов Б.А. Роман // Краткая литературная энциклопедия. Т.6. М.,- 1971.

3. Достоевский Ф. М. Село Степанчиково// Полное собрание сочинений: В 17-ти томах. – Л.: Наука., 1972. – Т. III. – С.5 - 169.
4. Корман Б. О. Изучение текста художественного произведения. – М.: Просвещение, 1972. – 110с.
5. Хализев В.Е. Теория литературы. – М.: Высшая школа, 2000. – 398с.