Социально-психологические различия полов в повести А.И. Герцена «Долг прежде всего»
Автор: Сарсенова Инна Жардемгалиевна
Рубрика: 4. Художественная литература
Опубликовано в
международная научная конференция «Актуальные вопросы филологических наук» (Чита, ноябрь 2011)
Статья просмотрена: 164 раза
Библиографическое описание:
Сарсенова, И. Ж. Социально-психологические различия полов в повести А.И. Герцена «Долг прежде всего» / И. Ж. Сарсенова. — Текст : непосредственный // Актуальные вопросы филологических наук : материалы I Междунар. науч. конф. (г. Чита, ноябрь 2011 г.). — Чита : Издательство Молодой ученый, 2011. — С. 55-59. — URL: https://moluch.ru/conf/phil/archive/25/1256/ (дата обращения: 16.11.2024).
Во все времена художественная литература стремилась ответить на основные вопросы человеческого бытия, в том числе – о взаимоотношениях мужчин и женщин. А.И. Герцен не исключение. Так, Е.К. Созина отмечает, что в повести «Елена» «писатель осуществляет своего рода гендерную дифференциацию человечества» [6]. Актуальность данного аспекта исследования в настоящее время определяется возрастающим интересом к проблемам интерпретации художественного произведения с точки зрения гендера.
В современном литературоведении большинство исследований направлено лишь на описание концепта «женщина» и практически не отражает функционирование концепта «мужчина». Мы же сделаем попытку проанализировать зафиксированные художественных произведениях А.И. Герцена социально-психологические стереотипы «мужественности» и «женственности», которые составляют «гендерную картину мира», и «андрогинность» как возможный вариант трансформации мужского и женского начал в человеке:
1. Маскулинность (мужественность) рассмотрим на примере «образованного сословия» [3, с. 260], так как оно находится в центре внимания писателя. Необходимо отметить, что в описываемую эпоху – 40–50-е годы XIX века – только сильная половина человечества полноправно представляла социальную структуру общества. Примечательно, что в повести «Долг прежде всего» отпрыски «знаменитого рода», который составляют Трифон Столыгин, Лев Степанович, Степан Степанович, Михайло Степанович, Анатоль – именно мужчины: «Для того, чтоб принять участие в сыне, надобно узнать отца, надобно сколько-нибудь узнать почтенное и доблестное семейство Столыгиных» [3, с. 308]. Свое повествование рассказчик начинает с «дяденьки Льва Степановича», подчеркивая, что он – «первый ручной представитель Столыгиных» [3, с. 314].
В повести одним из главных стереотипов мужественности является несение военной или гражданской службы, символами которых были «мундир и фрак». Классический пример – Лев Степанович, который «служит лет десять в гвардии», затем «переходит в гражданскую службу» [3, с. 314]. Другой пример – Анатоль Столыгин, «конноегерский офицер» [3, с. 355], которому гражданская служба «не нравится» и «остается одна военная карьера» [3, с. 360].
Повествователь отмечает в поведении Льва Степановича один из главных маскулинных стереотипов – рациональность (логичность): он «премудро и вовремя умеет отделить свою судьбу от судьбы патрона, премудро успевает жениться на племяннице другого временщика» и, «что премудрее всего вместе», «получив аннинскую кавалерию, выходит в отставку и отправляется в Москву для устройства имения, уважаемый всеми как честный, добрый, солидный и деловой человек» [3, с. 314] (обратим внимание, что слово «человек» синонимично для представителя сильного пола).
«Мужчина служит. В молодости он – офицер... Потом он в отставке, помещик – …все время занят хозяйством или на охоте», – отмечает Ю.М. Лотман [4, с. 54]. Действительно, Льву Степановичу «хочется покоя в почетном раздолье помещичьей жизни, хочется пожить на своей воле» (здесь необходимо отметить универсальное представление о мужчине как хозяйственнике и собственнике). За имение он «принимается усердно; он и на службе» его «не расстроил <…>; но теперь …разом сделался смышленым помещиком с той сноровкой, с которой из лейб-гвардии капитанов стал в год времени деловым советником» [3, с. 315]. В патриархальной картине мира мужчина, муж – добытчик, кормилец: Столыгин «денно и нощно хлопочет, и запашку удваивает, и порядок заводит, и лес бережет, и денег не тратит» [3, с. 317]. Сам «ручной представитель» согласен, что «это его долг, на то он и поставлен богом в помещики, чтобы хозяйничать, на том свете с него спросится» [3, с. 317].
Явное обозначение ментальных и эмоциональных отличий персонажей мужского и женского пола обнаруживаем в следующей ситуации: в то время как супруга Марфа Петровна посылает в близлежащий монастырь «постоянные приношения» – «розовую и мятную воду, муравьиный спирт, сушеную малину (иноки, не зная, что с ней делать, настаивают ее пенным вином)», а Лев Степанович – «сено», «овес», «дрова» [3, с. 317].
Итак, «образцом» мужественности предстает перед нами Лев Степанович – «настоящий практический человек» [3, с. 328], который соответствует общепризнанному стереотипу богатого мужичины: он хороший офицер, усердный чиновник и отличный помещик.
Наиболее наглядно типично мужские качества воплощены в поведении Михайло Степановича и его троюродного брата – князя – на военной службе: они занимаются исключительно волокитством, к тому же князь успевает «раза два проиграться в пух, надавать векселей за страстную любовь, побить каких-то соперников, упасть из саней мертво пьяный, словом, сделать все, что в те счастливые времена называлось службой в гвардии» [3, с. 333]. Сугубо мужской характеристикой является бретерство, рукоприкладство и драки: князь «успевает отбить маленькую актрису у сына какого-то посла, подраться с ним на шпагах, обезоружить его, простить и в тот же вечер ему спустить пятьсот червонцев», а также, в некоторых случаях, рыцарство: француженка «очень благодарна своему рыцарю» [3, с. 335].
-
В
портретах Столыгиных реализуется еще один мужской стереотип
поведения – супружеская неверность и непостоянство в любовных
отношениях. Лев Степанович во время так называемых «гастрических
припадков» после обеда «по именному назначению»
вызывает к себе ту или иную горничную, а его жена Марфа Петровна
«никогда не навещает мужа» в подобных случаях [3, с.
320]. Кроме того «поваровые дети» имеют с ним
«разительное сходство» [3, с. 316]. Его брат Степан
Степанович отличается на «сердечном поприще» [3, с.
325] как «буколико-эротический помещик» [3, с. 326]. В
такой характеристике персонажа заметно шутливо-ироническое отношение
к нему писателя. «Нежный братец» [3, с. 325] еще нежный
и послушный любовник, поэтизирующий, прославляющий прелести «мирной
и простой» жизни материально обеспеченного праздного сельского
жителя.
- В гендерной картине мира А.И. Герцена непременным индикатором мужественности является курение. Что касается «прекрасного пола», то в сознании писателя женщина и курение несовместимы. В письме к Н.Х. Кетчеру от 1 марта 1838 года мыслитель пишет о Ж. Санд: «…Ее люблю от души, я съездил бы ей поклониться…, лишь бы она не курила pachitos при мне, все права отдаю женщине, но женщина с трубкой – гермафродит» [2, с. 309].
О персонажах-мужчинах, курящих сигары, трубки, чубуки, нюхающих табак, А.И. Герцен пишет почти во всех произведениях: во «Встречах» (1836), в повести «Елена» (1838), в «Записках одного молодого человека» (1841), в «Сороке-воровке» (1846), в романе «Кто виноват?» (1846) и др. Курение, по глубокому убеждению А.И. Герцена, является исключительно прерогативой сильной половины человечества.
В повести «Долг прежде всего» курит «из крошечного чубука» кучер Михайло Степановича [3, с. 311]. Музыкант и цирюльник Митька, приготовляясь «ночью читать псалтырь» над телом покойного хозяина, просит «дать ему табаку позабирательнее, на случай если сон клонить будет» [3, с. 324].
Итак, анализ поведения с точки зрения общественных и культурных стереотипов показывает, что в произведениях писателя типично маскулинными являются следующие характерные составляющие: игра в карты, бильярд (нередко приводящие к проигрышам «в пух» и подписанию векселей на баснословные суммы); волокитство, супружеская неверность; дуэлянство, драки, рукоприкладство; употребление спиртного, курение.
«Мужественный» портрет получился несколько негативным. Безусловно, персонажи обладают и положительными качествами. Но изображение А.И. Герценом героев коррелирует с общими тенденциями в русской литературе XIX века, к которым относится то, что «именно здесь сформировался художественный (и жизненный) стереотип: мужчина – воплощение социально типичных недостатков, женщина – воплощение общественного идеала. Стереотип этот обладал не только активностью, но и устойчивостью…» [4, с. 64].
2. Феминность (женственность). Вопрос о месте женщины и ее роли в различных сферах жизни традиционно поднимается в отечественной классике. Данная тема становится одной из главных и в произведениях А.И. Герцена: женские образы представлены у него в самых разных ипостасях. Ю.М. Лотман пишет: «Разумеется, женский мир сильно отличался от мужского. Прежде всего тем, что он был выключен из сферы государственной службы» [4, с. 47].
Гендерная специфика анализа закономерно подводит к рассмотрению темы с точки зрения мужского восприятия, понимания и осмысления феминности. Главной женской универсалией в патриархальной картине мира является материнство, неустанная забота о детях. «Положительность» героинь в произведениях писателя проявляется в их способности к семейной жизни и материнству. В этих сферах отражается духовная природа прекрасного пола. Мыслитель с глубоким уважением говорит о материнской любви на страницах своих произведений.
При описании встречи Марьи Валерьяновны с сыном Анатолем, с которым она не может видеться по приказу супруга, повествователь отмечает: «Молодой человек лет тринадцати, стройный, милый и бледный от внутреннего движения, бросился, не говоря ни слова, на шею Марьи Валерьяновны и спрятал голову на ее груди; она гладила его волосы, смеялась, плакала, цаловала его. “Ну, привел же бог, привел же бог, – говорила она. – Да дай же посмотреть на тебя…”, и она всматривалась долго, с тем упоением, преданным, святым, с каким может смотреть одна любовь матери. Она была счастлива, он так хорош, черты его так невинно чисты и открыты, она молилась ему» [3, с. 313].
Писатель сочувствует бездетным героиням. Так, Марфе Петровне «детей бог не дает», что приносит ей как женщине нравственные страдания: «пытается она и ворожить, и заговариваться, и пить всякую дрянь, и к Тройце-Сергию ходит пешком, и Титову сестру посылает в Киево-Печерскую лавру, откуда она ей приносит колечко с раки Варвары Мученицы» [3, с. 316]. Глубокая религиозность Марфы Петровны, на самом деле, является следствием страха навсегда остаться бездетной. Она «любит и как-то боится иноков», призревает родственников в уверенности, что «этим …сделает доступною и свою молитву о даровании детей». Но остается бездетной, что является причиной упреков супруга: «Мне жену бог даровал глупее таракана; что такое таракан – нечистота, а детей выводит» [3, с. 316]. «Марфа Петровна горько плачет от подобных разговоров», невольно осознавая, что она – «неполноценная» женщина, так как не может познать радость материнства.
В традиционном понимании женщины – слабый пол. Ментальные различия рассказчик находит у Марьи Трегубской, воплощающей образ «поэтического дитя» [4, с. 65]. До замужества она «скромная, запуганная отцом, дикая от одиночества и очень недурная собою», «оскорбленная, униженная, пристыженная, заплаканная» [3, с. 342–343]. Такой она остается в замужестве за Михайло Степановичем – до рождения ребенка: «Положение ее собственно ухудшается. Столыгин ее держит не как жену, а как крепостную фаворитку… Несколько лет остается она потерянной, оскорбляемой и безгласной. Существо доброе, готовое любить, готовое на всякую преданность, она отдается молча своей судьбе и, вспоминая страдания, выносимые от отца, она думает, что так и надобно, что такое положение женщины на свете» [3, с. 346]. В данном случае речь идет о слабости «Я» как общепризнанной характеристики женственности.
Таким образом, до рождения Анатоля Марья Валерьяновна – обыкновенная женщина, сферой жизнедеятельности которой является семья. Она живет просто, руководствуясь принятыми на веру патриархальными этическими законами, и не склонна к рефлексии. Она – милое и бессильное существо, погибающее от тоски, в болоте, казалось бы, без всякой надежды на спасение.
На примере Марьи Валерьяновны писатель отмечает отрицательное качество, свойственное, по его мнению, многим женщинам – рабскую покорность мужчине. При этом А.И. Герцен показывает, что герои-мужчины играют значительную роль в формировании этого качества. Трегубский-отец воспитывает Марью Валерьяновну в страхе и покорности перед сильным полом, поэтому она поначалу неспособна защитить себя от несправедливости мужа. Марья Валерьяновна до рождения сына находится в подчинении у «сильного пола» и олицетворяет тип женского поведения, ориентированный на покорность.
Вместе с тем, в образе Марьи Валерьяновны А.И. Герценом наиболее полно воплощены особенности эмоциональной эволюции женщины, связанной с материнством, высшие ментальные и эмоциональные феминные характеристики. Рождение «малютки Анатоля» через год после свадьбы изменяет ее мировоззрение – ребенок «и развивает, и воспитывает, и освобождает ее» [3, с. 346]. Поэтому Марья Валерьяновна олицетворяет «женщину-героиню» – «типический литературно-бытовой образ эпохи», характерная черта которого – «включенность в ситуацию противопоставления героизма женщины и духовной слабости мужчины» [4, с. 72].
«Болезненный эгоизм» Михайло Степановича «не выносит присутствия чего бы то ни было свободного» [3, с. 348]. А «Марья Валерьяновна, до тех пор кроткая и самоотверженная, является женщиной с характером и с волей непреклонной. Она не только решается защитить ребенка от очевидной порчи, но, уважая в себе его мать, она сама становится на другую ногу», то есть в «оппозицию» по отношению к жестокому супругу. И как «оскорбленная мать», которую «ударил» муж, она считает своим долгом «положить предел вредному влиянию» отца на ребенка и решается покинуть дом Столыгина, взяв с собой Анатоля [3, с. 349]. В те времена это был неслыханный поступок для женщины.
Однако, чтобы спасти слуг, «совершенно невинных людей» от «бешенства» Михайло Степановича, Марья Валерьяновна возвращается к мужу, но является «не как виновная и беглая жена, а с полным сознанием своей правоты и своего призвания быть защитницей сына», «покойно и твердо объявив», что «решается не жертвовать более сыном необузданности такого отца». Она «чувствует себя настолько выше, настолько сильнее» супруга, что испытывает только «жалость к нему». И что примечательно: «после этой истории» Столыгин держит себя «попристойнее» [3, с. 351].
Слабый пол является чутким барометром общественной жизни. Нравственная проблематика 1840–1850-х годов заключается в том, что как в жизни, так и в литературе становится возможным полноценное вхождение женщины в социальную структуру общества. Писатель много и напряжённо размышляет о назначении женщины, его выводы и в наше время представляются не менее актуальными, чем тогда. В статье «По поводу одной драмы» он пишет: «Странное дело! Девятнадцать столетий христианства не могли научить людей понимать в женщине человека. Кажется, гораздо мудренее понять, что земля вертится около солнца, однако поспорили да и согласились; а что женщина человек – в голову не помещается!» [1, с. 69]. Положение женщины в обществе и отношение к ней есть лучшее мерило его культурного развития. «Просветитель… видел в женщине человека и стремился уравнять ее в правах с отцом и мужем» [4, с. 59] (курсив – Ю.М. Лотмана).
Таким образом, женщина становится объектом пристального внимания писателя. В его мировосприятии представительница прекрасного пола – прежде всего мать, и коренной смысл жизни женщины – реализация себя в семье, в воспитании детей. В то же время А.И. Герцен размышляет над философской, социальной проблематикой «женского вопроса». Это становится очевидным в повести «Долг прежде всего» на примере Марьи Валерьяновны. После рождения сына она стремится к свободе, самоутверждению и олицетворяет тип женщины-героини, способной в случае необходимости противостоять гнету мужчины. Итак, А.И. Герцен продолжает традицию эпохи начала XIX века, которая «отвела женщине особое место в русской культуре... Именно тогда сложилось представление о женщине как наиболее чутком выразителе эпохи – взгляд, …ставший характерной чертой русской литературы XIX века… Женский образ дал литературе положительного героя» [4, с. 64].
3. Андрогинность. Е.К. Созина подчеркивает, что в 40–50-е годы XIX века «как в жизни, так и в литературе» «становится возможным то, что казалось либо невероятным, либо однозначно негативным прежде: <…> смена гендерной идентичности партнеров» [5].
Подобная «смена» характерна для Степана Степановича. Удивляться нечему, поскольку в «нежном братце» Льва Степановича с детства обнаруживается женское начало: «Любимец родителей, баловень и “неженка”… он постоянно остается в деревне под крылом материнским» [3, с. 325]. В двадцать лет, получив в наследство имение покойных родителей, Степа остается «женоподобным», не проявляя качеств ни хозяйственника, ни собственника. Его «устройство имения» заключается в следующем: он «покупает двух музыкантов», чтобы «учить дворовых девок петь». На праздники «благодетельный помещик угощает гостей цареградскими стручками, пряниками, брагой и грошовыми серьгами, иногда сам участвует в хороводах». Таким образом, «материальной частью хозяйства Степан Степанович, как все сентиментальные натуры, заниматься не любит» [3, с. 326].
Повествователь отмечает наличие у «буколико-эротического помещика» еще одно сугубо женское качество – болтливость: «Кому и случалось с ним молвить слово, остерегался проболтаться, барин все рассказывал горничным» [3, с. 326]. «Феминность» проявляется в его нерациональности, нелогичности: за «возлюбленную» крепостную Столыгин платит сумму, на которую «по тогдашним ценам можно было купить пять Акулек и столько же Дуняшек с их отцами и матерями» [3, с. 327].
В психосоциальном плане андрогинность присуща Акулине Андреевне. Став женой Столыгина, бывшая крепостная Акулька проявляет истинно мужские качества – силу «Я», активность: «Сельская Брунегильда понимает именно по сумме, заплаченной за нее, ширь своей власти и в полгода приводит своего господина в полнейшую покорность». Сделавшись барыней, она своих родителей «держит их в страхе и повиновении – и всего этого ей мало, ей хочется открыто и явно быть помещицей, она питает династические интересы… После свадьбы барин становится призрак. Жена принимает бразды правления сильной рукой. Она с глубоким политическим тактом берет все меры, чтобы упрочить свое самовластие» [3, с. 327–328]. Женский тип, который олицетворяет Акулина Андреевна, можно обозначить как «дикая помещица» по аналогии с героем М.Е. Салтыкова-Щедрина.
Как представительница прекрасного пола, Акулина после смерти супруга «прельщается ростом, …дебелой и свирепой красотой» одного поручика и выходит за него замуж. Но вновь она проявляет, с точки зрения миропонимания человека XIX столетия, маскулинные качества – с горя «пьет подслащенные наливки», так как муж «с четвертого дня начинает ее бить» [3, с. 329].
Черты маскулинности (активность, сила «Я», независимость) проявляются в действиях Марьи Валерьяновны, когда она, забрав ребенка, уходит от мужа, выражая свое презрение к нему. По ее возвращении Михайло Степанович «скупится», «не дает почти вовсе денег на воспитание сына». Героиня по-прежнему остается в экономической зависимости от мужа. Вместе с этим в процессе социализации женщина приобретает новые качества, вырабатываются другие правила и нормы поведения: Марья Валерьяновна «прибирает ломбардные билеты» своего покойного отца, так как хочет «на всякий случай иметь капитал в своих руках» [3, с. 352]. Это приводит к ссоре с мужем и к разлуке с сыном. И все-таки она остается «непреклонной», вторично совершая дерзкий для женщины (с точки зрения общественной морали) поступок.
- В середине столетия активизировалась полемика вокруг «женского вопроса», в которой отразились полярные точки зрения на проблемы равноправия полов, женской эмансипации, шел спор о месте и роли женщины в различных сферах жизни. Марья Валерьяновна из «подчиняющейся» женщины становится «самостоятельной, независимой» с «мужским» типом поведения, ориентированным на активность. В описываемую эпоху уже есть «люди, живущие духом, – и в значительной мере женщины» [4, с. 58].
Итак, в ряде случаев писатель, несомненно, отмечает андрогинность, присущую персонажам.
В литературоведении гендерный аспект предоставляет обширные возможности интерпретации художественного произведения как своеобразной гендерной картины мира, в которой специфически раскрывается мужественный и женственный тип и характер миропонимания. Акцентируя внимание на дифференциации мужского и женского полов в художественном тексте, мы получаем представление о социальном статусе мужчины и женщины, взаимоотношении полов в конкретно-историческом обществе. Анализ категории «гендер» позволяет по-другому оценить происходящие социокультурные процессы, сложившиеся стереотипы типично мужского и типично женского.
На основании изложенного можно сделать следующие выводы: 1. В повести «Долг прежде всего» выявляется типология гендерной идентификации. А.И. Герцен намечает три гендерных типажа: маскулинный, феминный, андрогинный. 2. Для первого типа описывается модель мужского поведения героев из образованного сословия на примере Льва Степановича, Степана Степановича, Михайло Степановича, князя, Анатоля. По выполняемым социальным ролям рассматриваемые персонажи-мужчины – военные или помещики. 3. В произведениях писателя присутствует характерная ценностная установка женских ролей на материнство и семейную жизнь, что определяет базовое содержание «феминности». Поэтому повествователь сочувствует бездетной Марфе Петровне, подробно описывает материнские чувства супруги Михайло Степановича. 4. В пределах одного образа – Марьи Валерьяновны – мы наблюдаем эволюцию от «традиционного» феминного типа (героиня в доме отца и в замужестве до рождения сына) к «новому» (реализовав способность к материнству). Наиболее ярко феминные гендерные стереотипы мыслитель воплощает в образе героини после рождения сына, создавая и активно развивая эмансипированный женский тип, олицетворяющий независимую женщину и некоторые ее превосходства над мужчинами. Мать Анатоля – яркая, самостоятельная женщина, которой писатель восхищается и воспевает ее за сильный характер и уникальные способности. 5. Художественное творчество А.И. Герцена развивается на фоне традиций русской литературы первой половины XIX века, в рамках которых положительным героем становится «женский образ». 6. С точки зрения гендера, андрогинный тип героев является промежуточным. Черты андрогинности мы наблюдаем у Степана Степановича («неженки»), Акулины Андреевны («дикой помещицы»), Марьи Валерьяновны (в ходе эволюции образа). Писатель полагает, что, по большому счету, в мире не существует «чистой» мужественности или женственности.
Гендерная дифференциация является отражением жизни в художественном мире, в котором герои не просто люди, а всегда женщины и мужчины. Теория гендера позволяет по-новому интерпретировать произведения А.И. Герцена, в которых наглядно воплощаются мужской и женский взгляд на мир. Новое прочтение герценовских текстов даёт возможность отойти от традиционных социально-политических и литературоведческих трактовок, проанализировать произведения мыслителя с позиций «мужественности» и «женственности», являющимися конструктами культуры.
Литература:
1. Герцен А.И. Сочинения: в 30 т. Т. 2. М.: Изд-во АН СССР, 1954. 516 с.
2. Герцен А.И. Сочинения: в 30 т. Т. 21. М.: Изд-во АН СССР, 1961. 639 с.
3. Герцен А.И. Сочинения: в 4 т. Т. 4. М.: Правда, 1988. 464 с.
4. Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре: быт и традиции русского дворянства (XVIII – начало XIX века). СПб.: Искусство, 1994. 400с.
5. Созина Е.К. Драматургическое письмо А.Н. Островского // Критика и семиотика. Вып. 7. 2004. URL: http://www.nsu.ru/education/virtual/cs7sozina.htm.
6. Созина Е.К. «Сознание и письмо в русской литературе». Екатеринбург, 2001.
URL: http://abursh.sytes.net/abursh_page/Sozina/Soznanie/Intro.asp.