Онейропоэтика пейзажной поэзии Я.П. Полонского
Авторы: Вьюшкова Ирина Геннадьевна, Понятая Мария Андреевна
Рубрика: 2. История литературы
Опубликовано в
Статья просмотрена: 2521 раз
Библиографическое описание:
Вьюшкова, И. Г. Онейропоэтика пейзажной поэзии Я.П. Полонского / И. Г. Вьюшкова, М. А. Понятая. — Текст : непосредственный // Филологические науки в России и за рубежом : материалы I Междунар. науч. конф. (г. Санкт-Петербург, февраль 2012 г.). — Санкт-Петербург : Реноме, 2012. — С. 12-15. — URL: https://moluch.ru/conf/phil/archive/26/1816/ (дата обращения: 16.11.2024).
Поэзия Я.П.Полонского (1819-1898) по достоинству была оценена современниками при жизни поэта (А.А.Фет, А.В.Дружинин, Н.А.Некрасов, Н.А.Добролюбов и др.). Они увидели и отметили оригинальность его дарования, которое не только расширило круг его почитателей, но и способствовало прочному завоеванию отдельного места в истории русской литературы. В дальнейшем детальному изучению подвергся жизненный путь писателя (П.А.Орлов, Б.М.Эйхенбаум и др.), наследование художником традиций предшественников: А.С.Пушкина (В.Т., П.Н., А.А. Голенищев-Кутузов, М.П. Карпинский, Е. Будде и др.), М.Ю.Лермонтова (И.Н.Розанов), вопросы поэтической организации (В.В.Гольцев, С.Ю.Косицына, В.А.Кошелев, А.И.Лагунов и др.). Несмотря на то, что критиками и исследователями XIX – XX вв. обозначен интерес Полонского к теме сна, он достаточно долго не получал аналитической разработки, а сновидческая мотивика как бы растворялась в емких категориях сказочного, фантастического. И даже в конце XX века, когда онейропоэтика Полонского начинает вызывать более пристальное внимание литературоведов, они, как правило, ограничиваются частными разработками темы, которые оставляют открытым вопрос о функционировании мотивного комплекса сна в творчестве Полонского в его системном качестве, в отношении ко всему его литературному наследию.
Предметом исследования в данной статье явилось выявление специфических особенностей пейзажной поэзии Я.П.Полонского в аспекте функционирования в ней мотива сна. Обследовав 394 стихотворения поэта, в 178 текстах мы обнаружили обращение Полонского к мотиву сна. В 150 произведениях мотив сна вводится художником как деталь, выполняя при этом разнообразные функции: экспрессивную, дидактическую, служа обстоятельством сюжетного развития, а также употребляется для создания картин пейзажа. Таких стихотворений было выделено сравнительно немного – 14 (3,6 %), но в плане поэтики эти стихотворения оказались примечательными. Большинство пейзажной группы составили стихотворения ночные, или посвященные изображению природы вечерней, затихающей, спокойной. Исходным образцом такой лирики служит известная элегическая модель, хорошо распознаваемая уже в хронологически первом стихотворении этой группы – «Посмотри – какая мгла». В нем представлена всеобъемлющая картина природы, данная глазами героя-созерцателя. Его восхищение от созерцания красоты природы выражено в монологическом слове, обращенном к неведомому собеседнику. В этом монологе содержится приглашение разделить радость любования красотой мироздания, увиденного сквозь «прозрачную дымку мглы», которая все преобразила, придав картине загадочность, таинственность. К чувству радости примешивается ощущение грусти, задумчивости – что заставляет вспомнить лермонтовские стихотворения – «Выхожу один я на дорогу», «Из Гете» – в сюжет которых включен и мотив сна. Важнейшими характеристиками такого пейзажа – и у Лермонтова, и у Полонского – выступают космизм и полная статика, неподвижность. Космизм передан Полонским через композицию. Взгляд героя (занимающего какое-то возвышенное местоположение) скользит сначала вниз, в глубину долин, где он видит ракиты, озеро, потом поднимается вверх – на небо. А там «бледный месяц невидимкой, / В тесном сонме сизых туч». Взглядом героя задана вертикаль, соединяющая мир земной и мир небесный; она поддержана далее фосфорическим лучом месяца. Так как пейзаж ночной, то все краски приглушены: месяц бледный, тучи сизые, блеск озера тускл, лишь дымка прозрачная и луч месяца фосфорический. Что же касается статики, неподвижности изображенного мира, то она, в первую очередь, достигается олицетворяющим эпитетом «сонный»:
Посмотри – какая мгла
В глубине долин легла!
Под ея прозрачной дымкой
В сонном сумраке ракит
Тускло озеро блестит.[1, т. 1, с. 56]
Эпитет этот фонетически закреплен в дальнейшем развитии сюжета созвучием со словом «сонм»:
Бледный месяц невидимкой,
В тесном сонме сизых туч,
Без приюта в небе ходит
И, сквозя, на все наводит
Фосфорический свой луч.[1, т. 1, с. 56]
В итоге экспрессия метафоры «сонный» распространяется на все стихотворение как выразительная характеристика пейзажа.
Та же модель угадывается в стихотворении «Горная дорога в Грузии»(1848), где изображение застывшего горного пейзажа:
Глухо, безлюдно кругом…
Тяжко на эти вершины,
Вечным объятые сном,
Облокотились руины.
Спят!.. и едва ли от них
Странник дождется ответа!
Вряд ли порадует их
Голос родного привета![2, с. 58]
– дополняется фигурой путника, еще молодого человека, рано уставшего от жизни. Влияние ранней усталости героя распространяется на восприятие им природы. Пейзаж для него скучен и безрадостен. В отличие от гете-лермонтовской ситуации («Отдохнешь и ты!») герой здесь противопоставлен природе, между ними нет контакта, взаимодействия и в будущем надежды на сон-отдых в единстве с природой для героя Полонского не остается. Мотив сна выступает здесь в качестве эмоционально-онтологической составляющей сюжета.
В стихотворении «Вечер» романтическая традиция изображения природы выражается в созерцательном восприятии вечернего морского пейзажа. Кольцевая композиция очерчивает границы мироздания, постепенно обретающего покой. Об этом говорят краски, звуки: догорающее пламя зари, рассыпавшееся искрами в небе, затихающие звуки бубенчиков на дороге, звонкая песня погонщиков, затерявшаяся в дремучем лесу, улетевшая крикливая чайка. Сам образ моря также является типовым романтическим образом. Но с ним Полонский связывает не байроническую идею мощи, возмущенья, свободолюбия – он соотносит водную стихию с образом материнского лона, несущего покой. Мотив сна здесь участвует в создании оригинального сравнения белой морской пены с образом заснувшего в люльке ребенка:
В прозрачном тумане мелькнула
И скрылась крикливая чайка;
Качается белая пена
У серого камня, как в люльке
Заснувший ребенок;[1, т. 1, с. 45]
Сильное место этого образа обеспечивается системой стиховых переносов, нагнетающих ожидание; переносом «разорвано» и само сравнение, становящееся в итоге акцентированным, заметным, делающим «морскую» часть пейзажа особенно наглядной. Сюжетная роль мотива сна проявляется в создании микросюжета, влияющего на лирико-экспрессивную составляющую всего сюжета стихотворения, основу которого составляет умиротворенное любование затихающей природой.
Если в приведенных выше случаях обозначенное мотивом сна состояние покоя распространялось на весь пейзаж, всю изображаемую картину, то в целом ряде стихотворений этой группы мир природы представлен внутренне неоднородным – и тогда мотив сна активно включается в создание контраста.
Так, в стихотворении «В Имеретии»(1849), представляющем гимн Грузии, сон – это деталь, характеризующая отдаленный умиротворенный пейзаж – в противовес природному буйству увиденного вблизи:
Заоблачный хребет далеко манит взор,
Там спят леса под говор водопада;
А здесь миндаль, и лозы винограда,
И дикого плюща живой ковер.
О, здесь бы жить – любить и наслаждаться…[1, т. 1, с. 116]
Описание красоты имеретинской природы герой Полонского далее проецирует на человека, его возможности, выражая надежду на братское содружество двух народов – грузинского и русского.
В стихотворении «Тишь» сон дополняет и эмоционально окрашивает картину морского пейзажа в жаркий летний день:
Душный зной над океаном,
Небеса без облаков;
Сонный воздух не колышет
Ни волны, ни парусов…[1, т. 1, с. 225]
Но и здесь эта характеристика не самоценна, а предупреждает возможное дальнейшее развитие сюжета по закону контраста. Автор считает нужным предостеречь мореплавателя об опасности (о буре) и быть готовым ко всему, так как такая тишина очень часто бывает обманчива:
Мореплаватель, сердито
В даль пустую не гляди;
В тишине, быть может, буря
Притаилась… Погоди![1, т. 1, с. 225]
В стихотворении «В дни, когда над сонным морем…» мотив сна создает фигуру контраста, необходимую для воссоздания образа непредсказуемой морской стихии. В первой строфе море представлено «сонным», тихим. Сон – деталь, способствующая созданию одухотворенного образа моря, «в отуманенном просторе», которого «еле движется волна»[1, т. 2, с. 92]. В последующих строфах (со 2 по 4) море представлено совершенно преображенной, разъяренной стихией, способной сокрушить все на своем пути.
В обоих этих стихотворениях, посвященных морю, мотив сна включен в микросюжет (статичная картина моря), оказывающийся контрастным другому микросюжету (изображение моря в динамике), что помогает передать непредсказуемость, мощь и разрушительную силу морской стихии.
В стихотворении «Чтобы песня моя разлилась как поток…»(1864) мотив сна также участвует в формировании фигуры контраста. Лирический герой рассуждает о том, что необходимо поэту-певцу для того, чтобы его «песня … разлилась как поток». Это – радость утра, пробуждение природы. Поэт – прежде всего певец природы, поэтому его песня вбирает все лучшее, что есть в ней: чиликанье вольных птиц, красоту нарядного леса и т.д., исключая все то, что нарушает эту гармонию: в данном случае, слепую сову, тревожащую слух поэта:
Пусть не темная ночь, пусть горящий восток
Отражается в ней, отливается…
Пусть чиликают вольныя птицы вокруг,
Сонный лес пусть проснется – нарядится,
И сова, – пусть она не тревожит мой слух
И, слепая, подальше усядется.[1, т. 2, с. 156]
В этом стихотворении олицетворяющим эпитетом «сонный» задана «фоновая» ситуация, противоположная той, о которой мечтает герой-поэт. В проанализированных стихотворениях мотив сна необходим в формировании сюжета, в основе которого противостояние.
Оппозиция «активный / пассивный», «действие – покой» в поэтике Полонского оказывается способной порождать особую «оксюморонную» образность. Это происходит в тех стихотворениях рассматриваемого типа, в которых Полонский использует мотив сна для создания оригинального образа природы, мира – внешне умиротворенного, «спящего» – но в котором ощущается внутренняя жизнь, движение, динамика. Это своеобразные ноктюрны, в которых собственно сюжет состоит в созерцании и переживании красоты мира в ночное время.
В стихотворении «Ночь»(1850) автор ищет ответа на вопрос: «отчего я люблю тебя, светлая ночь, – / Так люблю, что, страдая, любуюсь тобой!». Пытаясь найти ответ, поэт в обрисовке картины природы использует сон в качестве детали в микросюжете, рисующем динамику жизни ночной природы, выражающуюся в таинственном шуме различных звуков. Импульсом к передаче этой динамики затихающей, но продолжающей жить природы служит метафора – «трепет сонных листов». Благодаря небольшому микросюжету, включающему эту метафору, задается общая составляющая рефлексии героя, его внутренних размышлений. В результате медитации герой приходит к выводу, что для него ночь ценна тем, что лишает его покоя (в отличие от других, котором она посылает покой). Она дает возможность поразмышлять, пофилософствовать и т.д. Стихотворение построено на параллелизме динамики жизни ночной природы и внутренней динамики переживаний лирического героя. Прием параллелизма помогает передать экспрессию психологического состояния героя.
Близким по поэтике к стихотворению «Ночь» оказывается стихотворение «Ночь в Крыму». В нем Полонский вновь обращается к романтической традиции изображения ночного пейзажа. Местом действия является Крым, временем действия – ночь, экзотическими приметами южной природы – море, стрекот цынцырны, лавр, розы, виноград. Художнику удалось запечатлеть особое состояние ночной природы – покой, наполненный внутренним движением, ощущение продолжающейся жизни. Это впечатление задается, в частности, образом «сонных листьев колыханье». Внутреннее движение в природе, ее обаяние (звуки, шорохи, запахи) предрасполагает к любви, подготавливает зарождение чувства между героями. Описание природы здесь выполняет психологическую функцию, помогает передать состояние героев, кульминацией чувств которых является «невольное слиянье / уст в нежданный поцелуй»[1, т. 1, с. 234 – 235].
В стихотворении «Ночь в Соренто» сон как деталь, участвуя в создании образной картины ночного пейзажа, также выполняет психологическую функцию, проясняя душевное состояние героя в опоре на тот же образ «живого» покоя:
Волшебный край! Соренто дремлет
Ум колобродит – сердце внемлет –
Тень Тасса начинает петь.[2, с. 115]
Стихотворение построено на антиномиях. Если город засыпает, то герой бодрствует. Он различает краски: сияние луны, яркость факела; внимает звукам: журчанию волны, голосу примадонны, бою часов.
Антиномичными в рамках сюжета оказываются одухотворенное описание итальянской природы – и города, в котором замечено одно невежество. Сон – деталь, связанная с образом ночного Соренто, метафорична. Она субъективирует, лиризует образ итальянского города, акцентирует позицию и мысль героя, который, поддавшись влиянию открывшейся перед ним картины, одновременно проникается ощущением сопричастности итальянской жизни:
Луна сияет – море дремлет –
Ум колобродит – сердце внемлет –
Тень Тасса плачет о любви.[2, с. 116]
Итак, во всех рассмотренных поэтических текстах «сновидческая» тема формирует свою составляющую общего сюжетного движения в его внутренне оксюмороном качестве: сон как жизнь. Его можно квалифицировать как мотивный (интертекстуальный) инвариант.
Таким образом, исследовав пейзажные стихотворения Полонского, мы установили, что по сравнению со стихотворениями других разновидностей, в них заметно усиливается – и одновременно усложняется гармонизирующая функция сна. Полонский развивает «лермонтовскую» тему «живого сна», создавая оксюморонные образы ночной природы («жизнь как сон»). В то же время в прогностических сюжетах человек у Полонского лишен надежды на слияние с природой в общем сне-отдыхе.
Литература:
Полонский Я.П. Полное собрание стихотворений. В 5-ти тт. Изд. просмотр. автором. – СПб., 1896. Т.1 – 480 с.; Т.2 – 460 с.; Т.3 – 484 с.; Т.4 – 497 с.; 5 Т. – 495 с.
Полонский Я.П. Лирика. Проза. / [Сост., вст. ст. и ком. В.Г.Фридлянд]. – М., 1984. – 607 с.