Духовно-нравственное осмысление Великой Отечественной войны в дневниках М. М. Пришвина 40-х – 50-х годов | Статья в сборнике международной научной конференции

Отправьте статью сегодня! Журнал выйдет 28 декабря, печатный экземпляр отправим 1 января.

Опубликовать статью в журнале

Библиографическое описание:

Александров, И. Н. Духовно-нравственное осмысление Великой Отечественной войны в дневниках М. М. Пришвина 40-х – 50-х годов / И. Н. Александров. — Текст : непосредственный // Филология и лингвистика в современном обществе : материалы I Междунар. науч. конф. (г. Москва, май 2012 г.). — Москва : Ваш полиграфический партнер, 2012. — С. 24-26. — URL: https://moluch.ru/conf/phil/archive/27/2274/ (дата обращения: 19.12.2024).

В работах Г.В.Ф. Гегеля, Ф. Ницше, П. Прудона, Э. Юнгера, отечественных философов – Н. Бердяева, В. Соловьева, Л. Красавина, И. Ильина феномен войны признается причиной культурного и социального прогресса, который способствует объединению человечества. Н. Бердяев считал, что позитивно «воевать из любви к родине, превышающей все интересы» [1,674], «война есть борьба за осуществление своего назначения в мире» [1, 680] и рассматривал ее как совокупность исторических фактов. В литературе она всегда звучала остро. Тема войны полна трагизма.

М.М. Пришвин вывел некую формулу войны, созданную для решения нравственных задач. Выступление против нее являлось условием «для вековечной борьбы людей за любовь» (РГАЛИ) [2,486]. Лишь творчество должно и обязано спасти мир, погрязший в грехах и внутреннем распаде. Через весь жизненный путь Пришвин проносит «знамя Мира» и его «слова, как писателя, образуют одно и большое видное слово Мир всего Мира» [2, 486], «слово за жизнь Всего человека» [3, 235]. Подвиг настоящего творца должен заключаться в труде над посланием будущим поколениям, оно будет адресовано и тем, кто начнет «новую жизнь после войны» [3,188]. Современный исследователь А.Н. Варламов считает, что война «прояснила новый пришвинский лик, разбив все его былые представления о «великой шахматной доске», на которой расположились фигуры отдельных государств» [4, 436].

В.Д. Пришвина пишет о том, что они с Михаилом Михайловичем были в состоянии «мобилизации» для борьбы. В 1941 году писатель сравнивал войну с битвой «самой грубой – за жизнь и самой тонкой – за ее смысл» [3, 185]. Из воспоминаний Пришвиной становится ясно, что автор испытывал состояние стыда за свое бездействие, когда слышал «плач и причитания женщин» [3, 188] по убитым мужьям и детям.

В дневнике любви «Мы с тобой», составленным Валерией Дмитриевной, писатель опровергает мысль о своей принадлежности и поддержке какому-либо государству, он стоял за «одну единственную державу свою – за Любовь» [3, 156]. В высказываниях Пришвина просматривается некое противоречие. 29 апреля 1941 года он пишет: «Я как взнузданный стоял за Германию. Но, в сущности, я стоял за Германию по упрямству, по чепухе какой-то» [3, 156]. Тут же читаем: «Меня, при всем сознании легкомыслия наших спорщиков, почему-то тянет к Германии» [3, 156].

Писатель считал Америку и Англию оплотом «бессмыслицы» и относил их к странам капитализма, живущим по принципу «хочется» (эгоизм), Германию – сторонницей социализма, и в ней заключено понятие «надо» (господство над миром»). Исходя из концепций русского космизма писателя, можно предположить, что Германия и ее союзники ассоциировались с «хаосом», коммунизмом, Россия – с «Логосом», добром, что было связано с мыслью о «Всеединстве» и его силе. Пришвин был сторонником коммунизма, но вскоре в нем разочаровался и своей высшей целью ставил строительство «мира-храма».

Писатель винит все человечество в посягательстве над природой земного шара, в бесчеловечном отношении к истории. В годы Великой Отечественной войны в ней он «слышит <…> голос всеобщего страдания – страдания всей твари на земле» [3, 193]. Через процессы, происходящие в природе, М.М. Пришвин выражал отношение к войне: весенние цветы пробуждают у писателя новые силы, направленные на защиту и борьбу за любимого человека, «все весенние цветочки <…> просят нас об одном – о защите», они «пробуждают в нас лучшие силы в борьбе за любимое» [5, 389].

В сборнике воспоминаний о М.М. Пришвине «Личное дело» Г.Г. Лахути – переводчик, сын иранского поэта Абулькаси, революционного борца, вспоминает о дружбе его отца с писателем и пишет, что «Михаил Михайлович отказался подписать Стокгольмское воззвание» [2, 485] о запрещении атомного оружия. Но этот факт был связан с тем, что «М.М. не понравилось <…> все решили заранее за него» [2, 485]. Однако М.М. Пришвин в последние годы жизни много размышляет о парадоксе войны и мира, борьбе за счастье на Земле. Автор приходит к выводу о разрушении и моральной нечистоте со стороны двух воюющих государств, т.е. массы людей перестали идти на уступки другой массе, в чем и проявляется утрата культурных, нравственных ценностей, пагубное воздействие на окружающую среду, природу. «Сущность холодной войны, – писал Пришвин, – только в том, что одна сторона ждет промышленного кризиса в другой, а другая – нравственного кризиса в первой, и всеми возможными средствами это проповедует, бросая словесные утверждения и даже формулы злобы и лжи друг на друга, как атомные бомбы» [2, 486].

Человек в масштабах войны выживет, но тот, в котором «есть Бог» и перемена в обществе может выражаться только через него. Н. Федоров считал, что путь к преодолению смерти лежит через всецелую отдачу каждого сотворенного существа Богу. Все человечество «выйдет из нынешней беды, пусть даже большими жертвами» [3, 487]. Пришвина не покидает мысль о спасении, оно носит освободительный характер, вере в силу и мощь русского народа: «есть ли еще в Европе другой такой народ, кому так хочется жить? <...> Мы должны победить, и мне кажется, мы уже победили: лучшие дивизии немцев разбиты» [5, 393]. Однако в русских людях писатель видит характерную черту: «легкомысленнейшее успокоение» [5, 397]. Но за этой особенностью скрывается такая всемогущая сила славянской нации, которую «никогда не победить» [5, 404].

Русский народ нацелен не на завоевание и господство над миром, в приоритетах выдвинута независимость и освобождение от порабощения. Сокровенное и священное понятие «народ» связано с «внутренним огнем», который «соединяет «я» и «ты» в наше «мы», это сердце» [5, 417] распростертое для всех людей на земле. Писатель на протяжении своей жизни увлекался фотографией и снимал маленьких детей, а впоследствии отправлял их отцам на фронт для поддержания боевого духа солдат.

Из дневника М.М. Пришвина видна его заинтересованность каждой небольшой победой или проигрышем русской армии. Записи напоминают некую хронологию исторических событий. За 23 октября 1941 года читаем: «В Москве объявлено осадное положение <…> // Взят Таганрог» [5, 405]; 22 декабря 1942 года: «По радио передавали о новой нашей победе на Дону: прорван фронт на 70 км, продвинулись за Дон на 90 и взяли в плен 10 тыс.» [5, 430]. Записи дополнены личными переживаниями автора, что воссоздает особый трагизм войны.

Через культ страдания писатель утверждает не только ее непреодолимость, но и необходимость, спасительность, благотворность исхода военного конфликта. Тем самым выражается борьба против социального гнета и спасение самого человека от греха, и его нравственное совершенствование: « <…> хлебнув до конца <…> самого страдания человеческого и вернувшись на остров спасенья, начинаешь понимать, что война, как теперь не случайность, война только открыла глаза, что сущность – страдание» [5, 395]. В человеке Пришвин усматривает «вторую природу», связанную с «обходом возмездия за убийство» [5, 437]. Один приказывает, освобождая себя от миссии палача, физической грубости, другой – убивает, выполняя приказ, и также является безответственным в убийстве. «Умысел» достоин наказания, т.к. он содержит в себе зло. Писатель видит свою задачу, в том, чтобы довести греховное начало «до более широкого сознания» [5, 438].

Главное для писателя жить по совести и правде, но эта мысль утопична в условиях современности, да и «люди в Москве теперь полусумасшедшие. И не мудрено: такой казни массовой, посредством метания бомб в дома больших городов еще не было» [5,407].

Жизнь, по мысли Пришвина, продолжается независимо от потерь, утраты близких людей, и в результате «реки женских слез» или «реки мужской крови» [5, 391]. Женщина для писателя – «сосуд страданий и горя» [5, 453].Даже через «слово», мощный инструмент писателя, нельзя передать страшные картины войны, по словам Пришвина, «оно теряет силу» [5, 408] и «против никто ничего не может сказать» [5, 408].

В дневниках писателя звучит тема национального патриотизма. Он вынашивается как вполне здоровое сознание и действует тогда, когда «превозносится, как превосходство над всеми, дающее право господства» [5, 459]. Пришвин считает, что если во Вселенной воцарится мир, то «весь патриотизм взлетит пуще, чем город от атомной бомбы» [2, 487]. Речь Сталина в 1941 году вызвала большой духовный подъем среди русских солдат, «действительный это патриотизм <…>, сказать хочу, но не могу» [3, 235], – писал автор. Одной из основных задач большевизма, по мысли Пришвина, является «вскрыть язвы всего мира» [5, 410], и спасение для каждого должно быть всеобщим, т.е. единение русского народа.

В немецко-фашистском сопротивлении писатель усматривает бессмыслицу и опасность последствия войны в назревании признаков диктатуры. «Одним словом, Германия всем оставит большое наследство» [5, 444], – утверждает писатель. Пришвин видит в немецком народе большую человеческую трагедию, а Гитлер наделен «глупейшим» сознанием завоевателя Мира. «И Гитлер будет, как Раскольников, заумный человек, принужденный стать на колени перед своим народом» [5, 465]. Фашизм был связан с вседозволенностью и безнравственностью: отрицание Бога и духовных законов бытия. Гитлеровская идея «высшего класса» и идея «большой войны» воспринята Пришвиным как «ужасная <…>, которая рождалась <…> из спокойного вычисления Среднего посредством арифметической пропорции: среднего несуществующего, которое должно существовать» [5, 396]. Вся трагедия заключалась в бесполезности этой идеи для искалеченных жизней людей. Гитлеризм связан «чувством превосходства» перед всеми народами мира, в противовес сравнивалось «чисто детское состояние души русского человека» [3, 202].

Только победа способна решить многие проблемы, нависшие над Вселенной. Война в представлении Пришвина порочна, т.к. страны стремятся к единству, но пути у всех разные: «Германия <…> – путем господства немцев над всем миром. Русские против господства наций отдельных, и самое господство уничтожают посредством механизма управления <…> » [5, 427] Различные цели делают из людей врагов по отношению к друг другу. Но в одном и другом случае всегда страдают невинное молодое поколение. Писатель вспоминает об эвакуации меленьких детей блокадного Ленинграда. Большинство из них подобраны «на трупах своих матерей, умерших от голода» [5, 436], эти непорочные создания, «у которых вместо ягодиц висели мешочки, тело, как сумка с костями, а волосы – сплошные колтуны с кишащими насекомыми» [5, 436]. В детях Пришвин находит целительную творческую восстановительную силу, направленную на искоренение зла во всем Мире. Дневниковые записи о блокаде северной столицы в годы войны послужили первоосновой для написания «Рассказов о ленинградских детях» (1943 – 1944), тема войны нашла свое отражение в «Повести нашего времени» (1943 – 1944), «Корабельной чаще» (1952 – 1953), «Глазах земли» (1946 – 1952).

Борьба, по мысли писателя, является источником большой и сильной любви за любимого человека. Проигрывает тот, кто «сдается» и в истории общества (война), и в истории личности (любовь). Страх стал причиной поражения гитлеровской коалиции и искоренение его, а единение – победой русского народа. В «Глазах земли» Пришвин пишет о чувстве родины в душе каждого человека, которое и способствовало безупречной победе: «У меня свое, у тебя свое, у него <…>, а вместе – это родина. Чувствовать вместе «свое» мы научились на войне» [6, 365]. Писатель не считал войну неизбежной, а рассматривал ее как испытание России и средство освобождения русских из под гнета Германии. Борьба за независимое существование принесла свои плоды 9 мая 1945 года, долгожданную победу.

Надежда и вера в прекрасное будущее для человека не покидает автора. «Новый свет» ожидает все человечество. И через «преодоление пространства и времени» человек вновь обретет знания, опыт, традиции, свидетельствующие о богатстве культуры, и останется «таким же неизменным, как и тысячи лет тому назад» [2, 487].


Литература:

  1. Бердяев Н.А. Судьба России: сочинения / Н. А. Бердяев. – М.: Изд.- во Эксмо-пресс. Харьков. Изд-во Фолио. 2001.

  2. Гришина З.Я. Личное дело. Пришвин Михаил Михайлович: воспоминания современников. – СПб: Росток. 2005.

  3. Пришвин М.М. Мы с тобой. Дневник любви / М.М. Пришвин, В.Д. Пришвина. – СПб: Росток. 2003.

  4. Варламов А.Н., Пришвин М.М. – М.: Молодая гвардия. 2003.

  5. Пришвин М.М. Собрание сочинений. В 8-ми т. Т.8. Дневники, 1905 – 1954 / Сост., подгот., текста и коммент., Т. Бедняковой и др. – М.; 1986.

  6. Пришвин М.М. Зеркало человека / Составление и послесловие Т.Н. Бедняковой; Комментарии Т.Н. Бедняковой и В.В. Круглевской; Ил. и оформление Б.А. Школьника. – М.: Правда. 1985.

Основные термины (генерируются автоматически): писатель, война, русский народ, борьба, Мир, Германий, Глаз земли, жизнь, любимый человек, Москва.

Похожие статьи

Религиозно-философский синтез в культуре рубежа ХIХ-ХХ веков (на материале произведений И.А. Бунина)

Деятельность коммунистического союза молодёжи на Дальнем Востоке РСФСР в 1920-е — 1930-е гг.: историографический обзор

К вопросу изучения культуры Беларуси в славистике ГДР (50-е- 80-е гг. ХХ века)

Общественно-философская мысль в Средней Азии (XVI–XVII в.)

Солдатские письма с фронтов Великой Отечественной войны: поэтика, композиция

Осмысление феномена мещанства в русской культуре XIX — нач. XX вв.

Повседневная жизнь женщин Кубани в период революции и Гражданской войны (1917–1922 гг.): историографический обзор

Становление отечественного женского образования в XI — первой половине XVIII вв.: историко-педагогический анализ

«Очерки народного самоуправления» А. В. Карпова в народнической литературе 1870-х гг.

Собрание народных песен Арзамасского уезда А. В. Карпова в контексте народознания ХIХ века

Похожие статьи

Религиозно-философский синтез в культуре рубежа ХIХ-ХХ веков (на материале произведений И.А. Бунина)

Деятельность коммунистического союза молодёжи на Дальнем Востоке РСФСР в 1920-е — 1930-е гг.: историографический обзор

К вопросу изучения культуры Беларуси в славистике ГДР (50-е- 80-е гг. ХХ века)

Общественно-философская мысль в Средней Азии (XVI–XVII в.)

Солдатские письма с фронтов Великой Отечественной войны: поэтика, композиция

Осмысление феномена мещанства в русской культуре XIX — нач. XX вв.

Повседневная жизнь женщин Кубани в период революции и Гражданской войны (1917–1922 гг.): историографический обзор

Становление отечественного женского образования в XI — первой половине XVIII вв.: историко-педагогический анализ

«Очерки народного самоуправления» А. В. Карпова в народнической литературе 1870-х гг.

Собрание народных песен Арзамасского уезда А. В. Карпова в контексте народознания ХIХ века