Типичные функции компаратива (на примере поэмы Н.В. Гоголя «Мертвые души»)

Известно немало научных работ, посвященных изучению функционирования сравнений в языке отдельных писателей и поэтов [см. работы М.В. Андреевой, В.В. Вомперского, Н.А. Кожевниковой, Е.А. Некрасовой, А.Е. Камышовой, И.Г. Пятаевой, Е.А. Филатовой, Л.И. Рудницкой, И.Е. Грицютенко, Л.Т. Красиной, С.В. Сыпченко, В.И. Мацапуры, И.Е. Боднара и др.]. Такой повышенный интерес к изучению сравнений и их функционирования в художественном тексте обусловлен тем обстоятельством, что «…именно сравнение является одним из средств репрезентации мировоззренческих, интеллектуальных и эмоциональных интенций личности, отраженных в её творениях – текстах художественных произведений» [1, с. 44].

Данная статья посвящена выявлению основных функций компаративных единиц в поэме Н.В. Гоголя «Мёртвые души». Вслед за исследователем И.Г. Пятаевой, мы выделили оценочно-характеристическую, субъективно-познавательную, конкретизирующую и описательно-изобразительную функции.

С одной стороны, все эти функции являются постоянными (или типичными), так как они «…присущи сравнению априори, определены изобразительным характером фигуры: компаратив всегда будет их выполнять, независимо от художественных задач конкретного произведения» [6, с. 64] Но, с другой стороны, в рамках нашего исследования интересным представляется количественное соотношение сравнений в названных функциональных группах (см. Приложение 1).

В поэме «Мертвые души» нами было зафиксировано 367 сравнений, различных по объему, способу выражения и семантической наполненности. Проанализировав собранный языковой материал, мы получили следующие результаты:

1) Большая часть сравнений (30,5 %) выполняет описательно-изобразительную функцию, что, на наш взгляд, объясняется композиционными особенностями поэмы.

Главы «Мертвых душ» связаны между собой сюжетообразующим героем Павлом Ивановичем Чичиковым, путешествующим по российским губерниям с единственной целью добыть «миллион». В первой главе автор дает общую характеристику провинциального губернского города, неоднократно используя компаративные единицы. Например, подробнейшим образом (изображение занимает более трех страниц) описана гостиница, в которой остановился главный герой: «…гостиница была тоже известного рода, то есть именно такая, как бывают гостиницы в губернских городах, где за два рубля в сутки проезжающие получают покойную комнату с тараканами, выглядывающими, как чернослив, из всех углов, и дверью в соседнее помещение, всегда заставленною комодом, где устроивается сосед, молчаливый и спокойный человек, но чрезвычайно любопытный, интересующийся знать о всех подробностях проезжающего [2, с. 8]; «…половой бегал по истертым клеенкам, помахивая бойко подносом, на котором сидела такая бездна чашек, как птиц на морском берегу <…> на одной картине изображена была нимфа с такими огромными грудями, какие читатель, верно, никогда не видывал» [2, с. 9]; «После обеда господин выкушал чашку кофею и сел на диван, подложивши себе за спину подушку, которую в русских трактирах вместо эластичной шерсти набивают чем-то чрезвычайно похожим на кирпич и булыжник» [2, с. 10] и др.

Вторая, третья, четвертая, пятая и шестая главы, посвященные помещикам, имеют сходную композицию: пейзажная зарисовка, подробное описание дома и его обитателей, портретная характеристика помещика, обед и, наконец, сцена продажи мертвых душ. Такое построение глав предполагает использование большого количества сравнений, выполняющих именно описательно-изобразительную функцию, и дает автору возможность детально «прорисовать» образ каждого помещика, по замечанию Ю.В. Манна, «…одна подробность влечет за собой другую, все вместе они составляют тон, колорит, смысл образа…» [7, с. 277]

Для наглядности некоторые компаративные единицы, входящие в данную функциональную группу представим в виде сравнительных таблиц (см. Таблицы 1, 2, 3, 4, 5).

Таблица 1

Пейзажная зарисовка

Таблица 2

Портретная характеристика

Таблица 3

Описание обстановки

Таблица 4

Описание обеда (угощения для гостя)

Таблица 5

Мимика персонажа в момент, когда Чичиков предлагает продать ему мертвые души

Нами неслучайно были взяты для анализа образы Манилова и Плюшкина: Маниловым Н.В. Гоголь открывает свою галерею помещиков, а Плюшкиным закрывает её.

По нашему мнению, сравнения, которые использует Н.В. Гоголь для создания образа Манилова, с одной стороны, подчеркивают неопределенность персонажа («ни то ни се, ни в городе Богдан ни в селе Селифан», день «какого-то светло серого цвета», стены выкрашены «какой-то голубенькой краской вроде серенькой»), и, с другой стороны, они отражают авторскую иронию через противоречия в описаниях, несоответствие желаемого и действительного (на одном столе «щегольский подсвечник» и «медный инвалид», на обед подается самое простое блюдо – щи, «не как на паркетах и в столицах», но «от чистого сердца»).

Особого внимания, на наш взгляд, заслуживают компаративные единицы, служащие для портретной характеристики помещика: «Манилов, еще вовсе человек не пожилой, имевший глаза, сладкие как сахар, и щуривший их всякий раз, когда смеялся…» [2, с. 16]; «Как он может [губернатор] этак, знаете, наблюсти деликатность в своих поступках, – присовокупил Манилов с улыбкою и от удовольствия почти совсем зажмурил глаза, как кот, у которого слегка пощекотали за ушами пальцем» [2, с. 27]. Как мы видим, автор неоднократно описывает глаза Манилова, акцентируя таким образом внимание читателя на данной детали портрета. «Глаза – зеркало души», – гласит народная мудрость, но с чем Н.В. Гоголь сравнивает глаза помещика? Объектами сравнения становятся сахар и кот, «которого слегка пощекотали за ушами пальцем». В «Большом словаре русских народных сравнений» под ред. В.М. Мокиенко находим следующее толкование компаративной единицы «сладкий как сахар»: «Пренебр. О чьем-либо лицемерно слащавом, приторно любезном и угодливом поведении» [9, с. 594]. В разговоре с Чичиковым Манилов упоминает губернатора, способного «наблюсти деликатность в своих поступках», эта черта вызывает у помещика неподдельное восхищение, заставляя его зажмуриться от удовольствия. На наш взгляд, данные сравнения не только помогают раскрыть образ Манилова, но и формируют у читателя негативное отношение к персонажу.

Компаративные единицы, введенные в текст поэмы для создания образа Плюшкина, акцентируют внимание читателя на таких качествах персонажа, как скупость, мелочность и мнительность, которые постепенно разрастаются до неимоверных размеров и превращают «рачительного хозяина» в «прореху на человечестве». Когда-то у Плюшкина была семья: «две миловидные дочки, обе белокурые и свежие, как розы» [2, с. 112], сын, «разбитной малый», хозяйство «текло живо и совершалось размеренным ходом <…> везде и во все входил зоркий взгляд хозяина и, как трудолюбивый паук, бегал хлопотливо, но расторопно, по всем концам своей хозяйственной паутины» [2, с. 112], но с течением времени помещичий дом опустел, а вещи обратились в тлен: «люстра в холстинном мешке от пыли сделалась похожа на шелковый кокон, в котором сидит червяк» [2, с. 110], «В углу комнаты была навалена на полу куча <…>пыли в ней было в таком изобилии, что руки всякого касавшегося становились похожи на перчатки» [2, с. 110], клади и стоги превратились в навоз, «хоть разводи на них капусту», мука в подвалах «превратилась в камень <…> к сукнам, холстам и домашним материям страшно было притронуться, они обращались в пыль» [2, с. 114] и т.д.

Такое детальное описание вещей, окружающих Плюшкина и постепенно превращающихся в пыль, неслучайно. По замечанию Е.С. Добина, «…нужно было нагромоздить, навалить, нагородить подробности. Само скопление их образно выражало, как сгнившие, омертвевшие вещи навалились на героя этой главы, задавив все человеческое, что было в нем раньше» [5, с. 44].

2) На втором месте сравнения, выполняющие субъективно-познавательную функцию (27 %), «связанную с отражением в сравнении точки зрения самого персонажа» [10, с. 14]. Возьмем, к примеру, переживания Чичикова после неудачной встречи с Ноздрёвым (глава V): «Что ни говори, – сказал он сам в себе, – а не подоспей капитан-исправник, мне бы, может быть, не далось бы более и на свет божий взглянуть! Пропал бы как волдырь на воде, без всякого следа, не оставивши потомков, не доставив будущим детям ни состояния, ни честного имени!» [2, с. 85]. Здесь использовано сравнение «пропал бы как волдырь на воде, без всякого следа», которое заставляет читателя взглянуть на ситуацию глазами персонажа, понять, что он чувствует, что его тревожит, и постигнуть психологию его поступков. Павел Иванович Чичиков озабочен вопросом продолжения рода: в его планы, безусловно, входят жена и дети. Герой считает своим долгом обеспечить будущей семье «состояние» и «честное имя». Автор, вводя в текст данное сравнение, как будто заставляет читателя задуматься: «Может быть, афера с мертвыми душами – это всего лишь попытка выполнить свой долг и стать счастливым?»

Не менее интересными, на наш взгляд, являются и размышления героя после бала (глава VIII): «Нет, право…после всякого бала точно как будто какой грех сделал; и вспоминать даже о нём не хочется. В голове просто ничего, как будто после разговора со светским человеком…» [2, с. 212]. Интересно отметить, что в начале поэмы на бале у губернатора (глава I) Чичиков, стараясь произвести приятное впечатление на чиновников и дам города NN, был со всеми обходителен, учтив и крайне любезен. Но в главе VIII герой ведет себя иначе: он никого не замечает, от любезностей и учтивости не остается и следа, мысли Павла Ивановича заняты только губернаторской дочкой, остальные для него как будто не существуют («…весь бал, со своим говором и шумом, стал на несколько минут как будто где-то вдали…» [2, с. 161]). Наконец, герой у цели, он завязывает с блондинкой разговор, не подозревая, что ему уже готовится «пренеприятнейшая неожиданность» в лице Ноздрева, который раскрывает тайну о покупке мертвых душ. Для Чичикова это становится крахом всего, о чем он мечтал, что запланировал. И, приехав в гостиницу, он долго не может успокоиться и прийти в себя: «…положение мыслей и духа его было так же неспокойно, как неспокойны те кресла, в которых он сидел. Неприятно, смутно было у него на сердце, какая-то тягостная пустота оставалась там…» [2, с. 166]. Герой восклицает: «Чтоб вас черт побрал всех, кто выдумал эти балы!» [2, с. 166] и далее автор вводит в текст монолог Чичикова, посвященный балам, в котором отражается точка зрения персонажа: «… просто дрянь бал, не в русском духе, не в русской натуре <…> Всё из обезьянства, всё из обезьянства!» [2, с. 166]. На наш взгляд, герой неслучайно сравнивает свои чувства после бала с грехом, а ощущение внутренней опустошенности ассоцирует с разговором светского человека, ведь Чичиков знает настоящую цену этой роскоши: «Невидаль, что иная навертела на себя тысячу рублей! А ведь на счет же крестьянских оброков или, что еще хуже, на счет совести нашего брата. Ведь известно, зачем берешь взятку и покривишь душой: для того чтобы жене достать на шаль…» [2, с. 166].

3) На третьем месте сравнения, выполняющие оценочно-характеристическую функцию (22,9 %), «связанную с появлением в сравнении авторской модальности» [10, с. 14]. Проанализируем ряд компаративных единиц, отражающих авторскую иронию.

Например, для характеристики полицмейстера Н.В. Гоголь использует сразу несколько компаративных единиц: «Полицмейстер был некоторым образом отец и благотворитель в городе. Он был среди граждан совершенно как в родной семье…» [2, с. 142]. Здесь сравнения полицмейстера с «отцом» и «благотворителем», а горожан – с «родной семьей» создают комический эффект, который усиливается с добавлением еще одного сравнения: «…а в лавки и в гостиный двор наведывался, как в собственную кладовую» [2, с. 142].

Приведем еще один пример, когда сравнение выполняет оценочно-характеристическую функцию: «Вот я сейчас отдам приказ, – сказал он [председатель] и отворил дверь в канцелярскую комнату, всю наполненную чиновниками, которые уподобились трудолюбивым пчелам, рассыпавшимся по сотам, если только соты можно уподобить канцелярским делам…» [2, с. 138]. Сравнение чиновников с «трудолюбивыми пчелами, рассыпавшимися по сотам», безусловно, отражает иронию автора. Труды пчел и труды чиновников неравнозначны: первые добросовестно выполняют свою работу, вторые же только делают вид, что работают, поэтому, по мнению автора, и нельзя соты уподобить канцелярским делам.

Не менее показательна и картина бала в губернаторском доме (глава VIII). После детального описания дам города NN, их нарядов и украшений автор заключает: «…словом, кажется, как будто на всем было написано: нет, это не губерния, это столица, это сам Париж!» [2, с. 156]. Однако в следующем предложении Н.В. Гоголь высмеивает стремление провинциальных дам соответствовать последним веяниям моды, их ориентиры (столицу, Париж), упоминая о наличии «собственного вкуса»: «Только местами вдруг высовывается какой-нибудь не виданный землею чепец или даже чуть не павлиное перо в противность всем модам, по собственному вкусу» [2, с. 156].

4) Меньше всего компаративных единиц, которые выполняют конкретизацирующую функцию (19,6 %), связанную «с описанием при помощи сравнений психологических и эмоциональных состояний, движений, жестов и т.д.» [10, с. 15]. Ярким примером может послужить описание Плюшкина, вспоминающего давно минувшее время, когда они с председателем «…однокорытниками были, вместе по заборам лазили!» [2, с. 120]: «И на этом деревянном лице вдруг скользнул какой-то тёплый луч, выразилось не чувство, а какое-то бледное выражение чувства, явление, подобное неожиданному появлению на поверхности вод утопающего, произведшему радостный крик в толпе, обступившей берег. Но напрасно обрадовавшиеся братья и сёстры кидают с берега верёвку и ждут, не мелькнёт ли снова спина или утомленные бореньем руки, - появление было последнее. Глухо всё, и ещё страшнее и пустыннее становится после того затихнувшая поверхность безответной стихии. Так и лицо Плюшкина вслед за мгновенно скользнувшим на нём чувством стало ещё бесчувственней и ещё пошлее» [2, с. 120]. Здесь Н.В. Гоголь использует развернутое «остраненное» сравнение, в котором настолько широко развивает объект сравнения, что возникает отдельная самоценная картина. Размышления о чувствах Плюшкина, вызванных случайным воспоминанием, рождают у автора ассоциацию с последним появлением на поверхности воды утопающего, то есть с последней надеждой на его спасение. Сравнение расширяется в ряде подробностей, описывающих «толпу, обступившую берег» или «безответную стихию», по замечанию И.Е. Боднара, «…создается впечатление полной автосемантии сравнительно-сопоставительных конструкций, однако при этом каждый компонент остается зависимым от содержательно-фактуальной стороны текста» [1, с. 49].

Подводя итог всему вышеизложенному, мы хотели бы подчеркнуть, что большая часть компаративных единиц (30,5 %) выполняет описательно-изобразительную функцию: этот факт, на наш взгляд, обусловлен творческой задачей, которую ставил перед Н.В. Гоголь. В 1836 году в письме к В.А. Жуковскому писатель отмечал: «Если совершу это творение так, как нужно его совершить, то… какой огромный, какой оригинальный сюжет! Какая разнообразная куча! Вся Русь явится в нем!» [4, с. 145] Вполне закономерно, что «стилевой доминантой поэмы «Мертвые души» является описательность» [8, с. 168], которая, по нашему мнению, находит свое выражение и через введение в текст сравнений, выполняющих описательно-изобразительную функцию.

Немного меньше компаративных единиц, которые выполняют субъективно-познавательную функцию (27 %), они позволяют автору наиболее ярко отразить в сравнении ход мыслей, точку зрения того или иного персонажа, такие языковые единицы помогают читателю увидеть мир глазами героев, наталкивают на мысль о неоднозначности гоголевских образов: «Герои мои вовсе не злодеи, прибавь я только одну добрую черту любому из них, читатель примирился бы с ними всеми» [3, с. 258].

В заключение отметим, что дальнейшее исследование компаратива и его функций в художественной прозе Н.В. Гоголя, в частности в бессмертной поэме «Мертвые души», позволит выявить новые аспекты изучения языка писателя, глубже проникнуть в мир гоголевской поэтики.

Литература:

1. Боднар И.Е. Сравнение в языковой картине мира Н.В. Гоголя. – Язык произведений Н.В. Гоголя. Гоголевские чтения в Полтаве. – Полтава, 2009. – 120 с. – С. 44 – 49

2. Гоголь Н.В. Собрание сочинений. В 7-ми томах. Под общ. ред. С.И. Машинского и М.Б. Храпченко. Т. V. Мертвые души. Поэма. Примеч. С.И. Машинского. – М.: «Худож. лит.», 1978. – 541 с.

3. Гоголь Н.В. Собрание сочинений. В 7-ми томах. Под общ. ред. С.И. Машинского и М.Б. Храпченко. Т. VI. Статьи. Примеч. Ю.В. Манна. – М.: «Худож. лит.», 1978. – 559 с.

4. Гоголь Н.В. Собрание сочинений. В 7-ми томах. Под общ. ред. С.И. Машинского и М.Б. Храпченко. Т. VII. Письма. Примеч. Г.М. Фридлендера. – М.: «Худож. лит.», 1978. – 429 с.

5. Добин Е.С. Искусство детали. Наблюдения и анализ. – Л.: «Советский писатель», 1975. – 192 с.

6. Камышова А.Е. Сравнение и его функции в структуре прозаического текста (на материале прозы В. Брюсова): дис. канд. филол. наук: 10.01.08 – Санкт-Петербург, 2006. – 155 с.

7. Манн, Ю.В. Поэтика Гоголя. 2-е изд., доп. – М.: «Худож. лит.», 1988. – 413 с.

8. Мацапура В.И. Индивидуальный стиль Гоголя и его характерные особенности. Гоголевские чтение в Полтаве. – Полтава, 2009. – С. 164 – 171. – http://www.nbuv.gov.ua/Portal/Soc_Gum/Pafn/2009_XLVII/pdf/57-64.pdf от 12.05.12 / 20:42

9. Мокиенко В.М., Никитина Т.Г. Большой словарь русских народных сравнений. – М.: ЗАО «ОЛМА Медиа Групп», 2008. – 800 с.

10. Пятаева, И.Г. Структура, типы и функции сравнений в художественной прозе Ф.М. Достоевского: дис. канд. филол. наук: 10.02.01. – Москва, 1994. – 156 с.

Приложение 1.