Переносное значение формы единственного числа имен существительных и их нереферентное употребление

Многим языкам присуще явление, когда существительное, обозначающее какой-либо конкретный предмет, выступает как название совокупной множественности однородных предметов, то есть развивает контекстуальное значение множественности. Выделим следующие значения существительного в форме единственного числа: 1) обозначение конкретного одиничного предмета: Этот человек мне нравится; I like this man; 2) родовое / обобщенное значение: Человек смертен; Man is mortal; 3) обозначение совокупности / множественности: а) собирательные существительные с лексическим значеним множественности: студенчество, полк, народ, толпа, англ. family, government, team, committee, board, crew, audience; б) существительные в форме родительного падежа: Такая система облегчает работу водителя; генитивные конструкции типа День матери / студента, Дом учителя, хотя Клуб путешественников; англ. Mother’s Day, Father’s Day, xoтя Fools’ Day. Реализация значения множественности формами единственного числа рассматривалась в рамках многих лингвистических концепций, теории референции и теории значения в частности. Общие и отличительные черты этих теорий, как правило, определяются тем, что первая исследует смыслы языковых единиц (они обеспечивают связь языка и мышления), способы их комбинирования и отношения между ними, вторая же рассматривает связь языка с объективной действительностью [3, с. 54–55].

А. А. Потебня, анализируя происхождение собирательных существительных, обратил внимание на употребление несобирательных конкретных существительных в форме единственного числа в функции “образа сплошной множественности”, “символа множественности” (привалила птица к круту берегу) и определил это как синекдоху [9, с. 25]. М. А. Шелякин среди способов реализации количественных отношений формой единственного числа существительных, кроме собирательной множественности, рассматривает синекдохическую (Кроет уж лист золотой Влажную землю в лесу) и дистрибутивную (повелено брить им бороду) репрезентацию раздельной множественности, а также обще-понятийную репрезентацию всего класса предметов (Волк — хищник) [12, с.16–18]. Последняя относит содержание существительного к каждому отельному предмету, входящему в определенный класс. Вслед за логиками, М. А. Шелякин пишет: “Собирательные понятия отличаются от общих понятий тем, что их содержание нельзя отнести к каждому отельному предмету, а только к их совокупности. Общее же понятие можно употреблять относительно каждого отельного предмета того класса, на который понятие распространяется” [12, с.18].

Согласно О. О. Лешковой [4, с. 94], специфику отображения формой единственного числа класса предметов определяет то, что она оформляет слово как номинативную единицу. Поэтому ей свойственно отображение класса предметов как такого. При таком употреблении в значении числовой формы доминирующими компонентами являются указание на целостность и на качественное своеобразие класса предметов (например, Собака давно стала домашним животным). А. А. Реформатский определил как один из “самых загадочных парадоксов: как множественное передается через единственное?” [10]. Цель статьи — проанализировать имеющиеся в лингвистической литературе попытки решения данного вопроса и наметить особенности употребления несобирательных имен существительных в единственном числе со значением множественности в русском и английском языках.

Случай, когда форма выходит за рамки своей семантической области, употребляясь для обозначения другого референта либо класса референтов, С. С. Ермоленко определяет как экспрессивное употребление грамматической формы. В данном случае ученый говорит о возникновении у формы переносного значения или транспозицию формы в несвойственный для нее контекст [1, с. 8]. Роль контекста тут определяется тем, что он противоречит первичному (производящему, категориальному) значению грамматической формы и вместе с тем указывает на новое, переносное значение [1, с.8–9]. Анализируя пример У. Чейфа “Аn elephant likes peanuts” ‘Слон любит арахис’, С. С. Ермоленко отмечает, что, поскольку речь идет о слонах вообще, то контекст противоречит значению конкретной единичности, которое, как правило, свойственно сочетанию неопределенного артикля и существительного, и обозначает здесь не какого-то слона, а всю совокупность этих животных, то есть форма единственного числа передает тут значение множественности. Согласно С. С. Ермоленко, переносное значение, появляющееся у грамматической формы вследствие ее транспозиции, представляет собой сложное образование и включает в себя образно-эстетический, коннотативный и денотативный компоненты. Денотативное содержание формой непосредственно не выражается. Сначала реципиент замечает в речевом акте слово с формальным показателем определенной грамматической категории (в данном случае — единичности), что ассоциируется со своим основным, прямым значением. Далее, под влиянием контекста, значение этой формы переосмысливается в сторону множественности, и вместе с тем новый референт, множественность, образно интерпретируется как единичность. Исходным пунктом в данном процессе, который порождает значение множественности, является материальный аспект грамматической формы единственного числа. Между множественным числом в прямом значении и его переносном употреблении С. С. Ермоленко отмечает как смысловые, так и формальные связи: идентичность в плане выражения и “внутренняя”, смысловая производность, то есть отношения семантической деривации [1, с.10–11].

Лингвисты акцентируют внимание на том, что в реализации значения родового единственного числа английский и русский языки выявляют определенное отличие, связанное с наличием в английском языке категории артикля. Согласно С. С. Ермоленко, форма единственного числа в русском языке может выражать родовое понятие и при прямом своем употреблении: Осенью лист желтеет. В английском языке родовое значение выражается с помощью той же формы, но с определенным артиклем: The elephant likes peanuts ‘Слон любит арахис’. Наличие категории артикля, согласно с ученым, обеспечивает возможность формальной дифференциации переносного и непереносного выражения определенной грамемой родового значения. О. Есперсен среди возможных пяти способов выражения так называемого “всеобщего числа” в английском языке называет: 1) существительное в единственном числе без артикля — это существительные man и woman: Man cannot live by bread alone ‘Не хлебом единым живет человек’, а также названия массы, материальной и нематериальной: Blood is thicker than water “Кровь плотнее воды”; History is often stranger than fiction “История часто чуднее придуманного”; 2) существительные в единственном числе с неопределенным артиклем: A cat is not as vigilant as a dog “Кошка менее бдительна, чем собака”; 3) The dog is vigilant “Собака бдительна” [2, с. 235–236]. Обобщающее значение свойственно неопределенному артиклю. В грамматиках такие случаи определяют как обозначение целого класса предметов посредством одного его представителя: A hacker is usually a very proficient programmer ‘Как правило, хакер — искусный программист’.

Различие референтного и нереферентного употребления существительного Е. В. Красильникова [6] иллюстрирует на примере: Книга лежит на столе — Книга источник знаний. Тут в первом случае идея количества не является релевантной, поскольку предмет не индивидуализирован. Во втором случае имеем не указание на конкретный предмет действительности, а выражение понятия об этом предмете.

Рассмотрим примеры анализа семантики числа, ориентированные на реальную или представляемую действительность, ситуации речи (выполненные в рамках теории референции). Е. В. Падучева определяет референцию как соотношение высказывания и его частей с действительностью — с объектами, событиями, ситуациями, состоянием верей в действительности (либо в мире сказки, мифа, фильма) [7, с. 291]. Хорошо известное в лингвистике введенное К. Доннеланом противопоставление операции референции (привязывание свойства к его носителю) и актуализации (индивидуализация конкретных носителей определенного свойства). Для нас существенно, что утверждение оппозиции референтных и атрибутивных употреблений предполагает и противопоставление конкретности и (неконкретности) абстрактности [3, с. 45]. В. А. Плунгян определяет такие два типа употребления существительных: 1) существительное обозначает один или несколько конкретных объектов: Я хочу видеть этого человека; — что в литературе называют референтным употреблением (specific); 2) существительное Х обозначает вообще целый класс объектов с именем Х, не делая никакой внутренней “индивидуализации”: Человек не может долго выдержать без воды и еды — не референтные (generic, non-specific) [8, с. 285]. Все референтные употребления соотносятся с конкретным представителем определенного класса объектов и предполагают апеллирование к некоторым индивидуальным свойствам этих представителей, что позволяет отличить их от остальных объектов [8, с. 286]. А. К. Киклевич [5, с. 187–188] в зависимости от денотативного статуса говорит о репрезентации именных групп двумя типами: референтным (индивидуализированным) и генерическим (нереферентным). Благодаря сигнификативному компоненту осуществляется характеризация объекта (передается информация и о его вхождении в определенный таксономический класс), денотативный компонент значения слова обуславливает его референтное значение.

Согласно Г. Г. Сильницкому [11, с. 271], область конкретной референции определяют денонативная и дейктическая квантификация, а область абстрактной референции — сигнификативная квантификация. Морфологическая оппозиция между единственным и множественным числом четко проявляется в сфере денотативной квантификации (Они увидили кита / двух китов) и выявляет тенденцию к нейтрализации в более абстрактной области квантификации (ср. Синие киты — самые большие животные и Синий кит — самое большое животное). Апеллирование к понятию референции при изучении артикля позволило Г. Г. Сильницкому [11, с. 278] сделать следующие выводы: при существительных в обобщенно-родовом значении оппозиция между артиклями в значительной мере нейтрализуется. Определенный артикль выполняет тут синтетическую тотальную функцию, которая отображает универсальную референтную область как целый класс, противопоставленный другим классам (англ. The whale is the largest of animals ‘Кит — самое большое животное’), в то время как неопределенный артикль указывает на аналитическое отображение этой универсальной области: A whale (every whale) breathes air ‘Кит (каждый кит) дышит воздухом’.

Анализ вопроса обозначения множественности формой единственного числа в литературе иллюстрирует разные подходы и попытки объяснения несовпадения формы и значения: переносное употребление, символ, синекдоха, либо же объясняется посредством нереферентного употребления существительного, принадлежностью к абстрактной референции, отображением универсальной референтной области как целого класса. Учет прагматического фактора — выявление отношения говорящего к сообщаемому — является перспективой дальнейшего анализа.

Литература:

1. Ермоленко С. С. Образные средства морфологии. — К.: Наук. думка, 1987. — 124 с.

2. Есперсен О. Философия грамматики / Отто Есперсен; Пер. с англ. В. В. Пассека, С. Сафроновой. — М.: Едиториал УРСС, 2002. — 404 с.

3. Загнітко А. П. Сучасні лінгвістичні теорії. — Донецьк: Юго-Восток, 2007. — 219 с.

4. Лешкова О. О. К вопросу о функционально-семантической категории собирательности в русском и польском языках // Советское славяноведение. — 1984. — № 5. — С. 92–101.

5. Киклевич А. К. Притяжение языка [в 3 тт.]: Т. 3. — Грамматические категории. Синтаксис. — Olstyn, 2009. — 460 с.

6. Красильникова Е. В. Некоторые проблемы изучения морфологии русской разговорной речи // Проблемы структурной лингвистики 1981. — Отв. ред. В. П. Григорьев. — М.: Наука, 1983. — С. 107–120.

7. Падучева Е. В. Референциальные аспекты семантики предложения // ИАНСЛЯ 1984. — Т. 42. — С. 291–303.

8. Плунгян В. А. Общая морфология: Введение в проблематику. — М.: Эдиториал УРСС, 2000. — 284 с.

9. Потебня А. А. Из записок по русской грамматике: [в 3 тт.] — Т. ІІІ.: Об изменении значения и заменах существительного. — М.: Просвещение, 1968. — 551 с.

10. Реформатский А. А. Число и грамматика // Лингвистика и поэтика / Отв. ред. Г. В. Степанов; АН СССР, Ин-т языкознания. — М.: Наука, 1987. — С. 76–87.

11. Сильницкий Г. Г. Система квантификаторов и квантитативные характеристики именных и глагольных групп // Типология итеративных конструкций / отв. ред. В. С. Храковский. — Л.: Наука, 1989. — С. 270–282 (311 с.)

12. Шелякин М. А. О функциональной модели форм числа существительных в русском языке // Ученые записки Тартуского государственного университета: Функциональные аспекты грамматики русского языка. — Тарту, 1985. — Вып. 719. — С. 3–21.