История литературной панорамы Мурманска

Мурманск всегда притягивал внимание художников слова. По-другому, наверное, быть и не может. Несмотря на типовую застройку разных времен и небольшое количество памятных мест — наш город имеет свое обаяние, не поддаться которому невозможно. Этот средний по российским меркам город — самый крупный за полярным кругом. Именно он должен был стать по проекту последнего российского императора «городом будущего», здесь гитлеровские войска так и не сумели сломить волю мурманчан ежедневными бомбардировками. Сюда в 60-х и 70-х гг. съезжались люди со всей страны в поисках лучшей доли, верили — что здесь это возможно. Многие остались, несмотря на все трудности. Потому что этот город, с одной стороны, самый обычный, каких много по просторам нашей земли — с хрущёвками, девятиэтажками, провинциальным бытом и культурой. Да еще и с тяжелым климатом, утомительной, долгой зимой и отсутствием нормального лета. А с другой стороны — нет города загадочней и удивительней.

Почему люди любят этот край? Что заставляет их каждый раз возвращаться сюда? Ответы на эти вопросы ищут мурманские поэты. Ищут и находят.

Цель нашей работы: проанализировать историю развития литературы в творчестве современных поэтов Кольского Севера (Мурманской области) за период 1996 -2007 годы.

Задачи: рассмотреть наиболее характерные черты, проследить его эволюцию в данных временных рамках, выявить своеобразие образа города Мурманска в творчестве поэтов этого периода и сравнить с творчеством поэтов 60–80-х годов.

Объект исследования: стихи современных поэтов, появившиеся в печати в данные годы. Предпочтение при анализе отдавалось молодым поэтам, так как, по нашему мнению, их видение образа города Мурманска представляется нам наиболее интересным, потому что оно свободно от штампов предыдущей эпохи и еще не заполонено штампами следующей.

Методы исследования: комплексный анализ текста произведений, сравнение, наблюдение, синтез.

Актуальность: образ города Мурманска представлен в сознании большинства мурманчан образцами творчества 60–80 гг. При всей ценности этих произведений необходимо выявить, как воспринимается этот образ новым поколением.

Новизна: в исследовании мы отдавали предпочтение молодым авторам, уже имеющим печатные работы, но еще не получившим полные критические отзывы на них. Кроме того, мы брали и произведения уже известных авторов, появившиеся в указанные годы.

Литературная панорама Мурманской области предоставляет обширный и разнообразный материал для воспитания подрастающего поколения.

Литература Кольского Севера традиционно ведет свой отсчет с 40-х годов ХХ-го века. А именно — с творчества Александра Подстаницкого. Этому поэту принадлежат строки, во многом предопределившие поэтическое восприятие нашего города: «Мурманск, город мой широкоплечий, / Грудью дамб улегся на залив. / День ушел. У окон бродит вечер, / У причала сердится прилив…» [8, с.33]. В стихотворении «Мурманск вечером» перед нами предстает образ города-моряка, города-труженика, города-воина, бесстрашного, сильного и строгого, в чем-то наивного и простодушного, но всегда готового к бескорыстному служению Родине. Подобное восприятие города не было чем-то необычным в те годы: у Константина Бельхина, Александра Решетова мы найдем подобные образы Мурманска: «город беспокойных людей», «смелых и веселых моряков-большевиков».

Во время войны в стихотворных строках поэтов того времени усиливаются черты образа города-воина, не заслоняя, а лишь иногда оттеняя уже обозначенные: «Город-порт заснеженный и гордый, / Вечно у экзотики в плену, / Город — порт у Кольского фиорда, / Мужественно встретивший войну» — пишет Раиса Троянкер [21, с.42].

Северные мастера поэтического слова последующих лет каждый по-своему дополняли и расширяли этот образ. Представим лишь несколько примеров: «Распахнув россиянам двери / На просторы морских широт, / Мурманск людям надежным верит, / Их как друг настоящий ждет…» (Владимир Матвеев) [6, с.43]. «Стоишь ты в конце лукоморья, / Мой Мурманск, мой мачтовый город, / И ветры, посланцы Гольфстрима, / Про море тебе трубят…» (Виктор Тимофеев) [20, с.67]. «…Город юнг и капитанов, / Моря брат и океана брат!.../ Далеко твои простерлись дали, / Ты за них спокоен, ими горд. / Корабли пахать моря устали / И передохнуть заходят в порт…» (Александр Прокофьев) [11, с. 45].

В поэтических произведениях с 60-х до 80-х гг. преобладает позитивное восприятие северного города. Характерны такие эпитеты, как «добрый», «нежный», «верный», «гордый», «откровенный», «мудрый», «теплый». Даже эпитет «суровый» лишен негативной окраски. Поэты, как правило, отмечают тесную связь города с морем: «Мурманск — многопалубный корабль» (Игорь Давиденко) [22, с.28]. В большинстве произведений присутствуют такие детали, как корабль, чайка, пристань, волны, порт, даже названия улиц порой связанны с морем: «Белые ночи притихшие. / Город к заливу швартуется. / Чутко вздремнула под крышами / Рядом Прибрежная улица…» (Викдан Синицын) [6, с.33]. Трудности северного климата воспринимается как положительный, экзотический момент: «Но как бы Мурманск штормом ни качало, / Не жгло метелью, скрученною в жгут, / Горжусь: здесь океан берет начало, / Пути морские здесь отсчет берут…» (Виктор Тимофеев) [20, с.104]. Почти отсутствует конкретизация деталей, город возникает как единое целое, одушевленное, живущее своей жизнью, и в то же время — как часть огромной страны. Характерно для того времени романтизированное восприятие города, его идеализация и даже мифологизация: «С порога — тропка на вершину мира, в окошко справа — Арктика видна» (Борис Романов). Определенное восприятие переносится и на людей, живущих в этом городе — они все связаны с морем, мужественны, трудолюбивы, добры и честны, хотя иногда и бесшабашны: «И днем, и ночью, круглый год / Живет и трудится не зря — / Делами славит / Рыбный порт / Надежных докеров семья…» (Владимир Матвеев) [6, с.27]. «До свиданья, Мурманск, / До свиданья. / Жди назад с добычей / Рыбаков!» (Николай Гудовский) [6, с.45].

Так большинством поэтов воспринимались город и горожане в то время, а все плохое, негативное отбрасывалось, как досадное недоразумение. Обыденное просто не замечалось.

Уже с середины 90-х годов образ Мурманска в произведениях местных поэтов начинает приобретать иные черты. Он становится более конкретным и четким, появляется много деталей: улицы, люди, дома, черты городского повседневного быта и т. п. Город перестает быть только морским, хотя некоторые образы морской тематики могут сохраняться, а иногда автор может об этом и не упоминать. В целом образ Мурманска теряет свой романтический ореол, но в то же время приобретает реалистические черты — как положительные, так и отрицательные. Меняется и лирический герой — это уже не некий обобщенный образ, а конкретный человек, мурманчанин, переживающий вместе со своим городом и горести и радости.

В творчестве Максима Салтыкова, молодого поэта 90-х годов, город предстает таким: «Израненные улицы-морщины, / Мужчины суетливые как женщины / И женщины как пьяные мужчины — / И плачут и смеются без причины…» [15, с.10]. В этих строках основной мотив — боль, усталость, суета, причем суета безысходная, не приносящая результата. Здесь уже нет плакатной мужественности: мужчины уподобляются женщинам, а женщины — мужчинам, причем в самых неприятных, отрицательных своих качествах. Город показан как издерганный больной усталый человек, не понимающий, как прекратить эту изматывающую его сутолоку, которой нет конца: «...Улиц — километры, герцы, тонны…» [15, c.34]. Это город суеты и одиночества: «Я спешу. Меня никто не ждет» [15, с.9]. Он угрожающ, он порождает нечто странное и неживое: «Холод. Молот. Голод. / Заметенные снегом проспекты…/ Город. Странное имя. / Тени каменных гнезд. / Картоном смёрзшимся плит бетонных / Время высится и растет…» [15, с.10]; «Кружатся заснеженные улицы, / Катятся беззвучной горькой музыкой…» [15, с.9].

И сами люди — не люди, а просто выживающие существа, одержимые низменными желаниями продать-купить: «Я звеню продрогшим гордым хохотом / На багровый люд торговых сот…» [15, с.9]. Это город, у которого нет настоящего, а будущее его неясно: «Город спит, умирает, мчится / Неприкаянною ездой…» [15, с.10]; «Странный город. / Каменные сны. / Нового потопа ожиданье» [15, c.34].

Подобные мрачные мотивы восприятия Мурманска встречаются и в других произведениях того времени: «Город ночью злей и проще, / Да и я в его горсти — / Пешеход с кошелкой тощей / И трудны мои пути…» — так говорит в своем стихотворении Дмитрий Коржов [5, с.5]. Город и человек одиноки во враждебном мире, во времена темные, неопределенный, трудные, вокруг не дороги, а «…угрюмые тоннели», а дворы только проходные. Либо город становится послушным инструментом природы: «Искусный ветер музыкант. / В холодных, но живых руках / Звучат дворы, проулки, крыши — / Прислушайся! И ты услышишь» [5, с.25].

И все-таки даже в эти смутные годы многие традиционные, романтические черты, присущие образу Мурманска, сохраняются в стихах молодых поэтов: «Город мой — ветка, дрожащая на ветру. / Тонет в снегах и туманах он поутру. / Лица обветренные, губы упрямо сложенные. / Город мой — это характеры, на скалы похожие», «Черного неба овал бездонный, / Катер на рейде стоит полусонный…». Таким видит Мурманск Галина Сиротинская [18, с.16]. Такой город, по мнению автора, не может одолеть безвременье. Беззащитность и твердость одновременно даются как его характерные черты. Этому городу трудно, но эти трудности подобны природным явлениям, от них никуда не уйти, но это не трагедия, их надо просто пережить, и городу это под силу.

Об этом же пишет в то время и поэт Николай Колычев: «Мурманск — это взморье и взгорье, / Берег — негде спрятаться лжи. / Скалы обрываются в море / Резко и внезапно, как жизнь…» [11, с.74–75]. Более того, город воспринимается как важная и необходимая часть огромной страны, и в какой-то мере гарант ее сохранности: «Я стою, с трудом поднимаю / Тяжесть непонятной вины. / Это — край, дошедший до края / Некогда бескрайней страны» [11, с.74–75]. Несмотря на то, что автором обыгрывается многозначное слово «край» в значении граница, предел географический и предел моральный, в стихотворении ясно прочитывается надежда не только на светлое будущее города, но и всей страны.

В произведениях середины 90-х годов встречаются и такие описания: «Город лег в ладони сопок, / Белым куполом накрылся, / Распушив небесный хлопок, / Замер, словно затаился, / Провожая тусклым взглядом / Бег унылых электричек. / Ждет замерзшая ограда / Стаю красногрудых птичек» (Наталья Стефаненко) [19, с.20]. Кажется, обычная зимняя зарисовка, красивая картинка. Однако эпитеты «унылые», «замерзшая», «тусклый», да и образ железной ограды создают печальное, элегическое, даже тревожное, настроение.

Разрушение романтического образа города, произошедшее в 90-х годах, было во многом обусловлено положением в стране, преобладающими настроениями безысходности, неуверенности в будущем.

Новые настроения в изображении Мурманска появляются в начале нового века: «И взрываются лужи / Огнями бесчисленных радуг. / Просыпается город / От долгого зимнего сна. / … Эти странные люди / Чему они все-таки рады? / А тому, что настала / Банально-святая весна» (Петр Свиридов) [12, с.157].

Новые изменения, обретение надежды и устойчивости в стране отражаются в образе весны. Этот образ очень характерен для произведений того времени. Он связан с переменами, которые происходят в жизни общества: «И латаются давние дыры, / И сплетаются трубы-концы, / И ковры волокут из квартиры / На сквозняк и на солнце жильцы. / Неужели в обыденный вторник / От весны весь народец чудной? / Расскажи-ка чумбаровский дворик, / Что случилось опять со страной…» (Владимир Сорокажердьев) [13, с.180]. «Растаял снег на тротуарах…/ От света поотвыкшие дома / Глядят на мир спокойно и устало — / Водой становится зима…» (Дмитрий Коржов) [13, с. 270–271]. «И яркое небо синеет / Над городом милым моим. / И радостней мне и вольнее, / Стою благодатно пред ним…» (Татьяна Агапова) [13, с. 312].

Город приобретает и иные, ранее незнакомые черты: «Мурманск — набросок в карандаше. / Серый залив налинован штрихами снега, / Что рассыпает серый торшер неба. / Ты приезжай сюда, если здесь не был, / В Мурманск зимою, набросанный в карандаше./ Малый осколочек мира и Вечности слепок…» (Елена Кожеватова) [13, с.365]. Город связан уже не только с судьбой огромной страны, но и со всем миром, вселенной, включен во все временные процессы.

Мотив суеты приобретает также иное звучание: «Куда-то бабка с сумками торопится, / На остановке — дикая толпа, / В огромной луже грязный голубь топится, / И курит у киоска шантрапа…/…В песцовой шубе дама залезает — / Запахло псиной. Резкие духи. / Немой у светофора речь толкает / С рекламою от общества глухих. / Две модницы — одна из них в шиньоне. / Лихач промчался — взвыли тормоза. / Афиша, урна, лыжи на балконе — / И много еще можно рассказать…» (Эльвира Болдырева) [1, с.30]. Это уже не бестолковая, безысходная толкотня на неживых улицах, как у Салтыкова, это повседневная жизнь города. Она не удручает, она свидетельствует, что в городе живут люди, и значит, все в порядке, несмотря на некоторые комические моменты этой жизни.

В последующие годы образ города как бы «выправляется», обретая былую красоту и обаяние: «А в Мурманске вовсю полярный день / Лучами солнца капает на крыши. / И сопки с облаками набекрень / Хотят казаться и стройней и выше…» (Ирина Грецкая) [8, с.207]. Этот город красив в любое время года, даже образ зимы теряет былое угрюмое значение смерти: «Тихий город — это наважденье, / Плен сугробов, стон деревьев голых. / Осенью — усталое смятенье, / Шепот листьев, легкий, безглагольный…» (Александр Акопянц) [2, с.36].

А самые молодые поэты романтизируют образ города, не боясь некоторых перекосов в эпитетах: «Для меня этот город — храм вековой. / Для души своей здесь ищу я покой. / Характер северный, дикий, морской, / Где бы я ни был, возвращает домой…» (Антон Кириленко) [3, с.12].

Очень цельный образ города был представлен в одной из последних книг Елены Рыхловой «Мы кошки». Повествуя об обычных житейских ситуациях, обычных людях, она повествует и об обыденной, каждодневной жизни города. Ибо ее герои — мурманчане, северяне. И здесь они рождаются, любят, воспитывают детей. Переживают со своим городом тяготы и радости. И обыденное лишено ореола скуки, оно прекрасно, потому что окрашено любовью к близким и родной стороне. Однако городу посвящены и отдельные строки. Город дан как отражение души лирической героини. Вот образ поздней осени в городе: «На воде, от горя съеженной, / Солнца плавают обломки. / Тучи прут на город ордами — / Скрежет их гранитный тяжек, / И теснятся, небом стертые / Зубы девятиэтажек…» [15, с.19].

Природное явление полярной ночи дается как неотвратимость: «Я, к земле приникнув, слушаю / Декабря тугую поступь.».. [15, с.19].

Образ города-труженика, доброго, гостеприимного, духовного возникает в следующих строках: «…Новое солнце со стапелей / На воду плавно ложится. / Вот оно рдеет, хорошее, / После часов многотрудных! / Удочки кранов заброшены / В море — не клюнет ли судно. / Купол церковный над крышами / В дальнем сиянии глянцев…/ Я в этом городе пришлая, / Город, давай же брататься!» [15, с. 20 А связь города с космосом, со вселенной раскрывается обыденно и повседневно: «И мы из домов, сутулясь, / Выходим в открытый космос / Зияющих тьмою улиц…» [15, с. 34].

Но от этого город в произведениях Рыхловой не становится менее значительным: великое в повседневности, что может еще более прибавить образу величия?

Мы попытались рассмотреть развитие образа Мурманска в произведениях местных поэтов конца XX — начала XI века.

В настоящее время литературная панорама современной мурманской поэзии многообразна. Продолжаются как традиции 60-х — 80-х гг., которые проявляются в романтизации города, в связи его с морем, так и развиваются традиции реалистического изображения города, когда обыденное и повседневное тоже заслуживает самого пристального внимание, поскольку из него и складывается жизнь города, как часть жизни страны и в какой-то мере вселенной.

Литература:

1. Болдырева Э. Времена города. — Мурманск, [2005]. — 60 с.

2. Ваенга № 1. — Североморск, 2006. — 264 с.

3. Кириленко А. Отголоски печали. — Мурманск, 2007. — 48 с.

4. Колычев Н., Хунунен М. Звонаря зрачок. — Мурманск, 1995. — 96 с.

5. Коржов Д. Тепло человечье. — Мурманск, 1997. — 34с

6. Ляпин А. Любимый город: сборник песен. — Мурманск, 1996. — 48 с.

7. Мурманский берег № 8. — Мурманск, 2003. — 288 с.

8. Мурманский берег № 9. — Мурманск, 2004. — 320 с.

9. Мурманский берег № 11. — Мурманск, 2006. — 336 с.

10. Недопетая песня. — Мурманск, 1963. — 64 с.

11. Площадь первоучителей № 1. — Мурманск, 2000. — 288 с.

12. Площадь первоучителей № 3. — Мурманск, 2003. — 292 с.

13. Площадь первоучителей № 4. — Мурманск, 2004. — 396 с.

14. Площадь первоучителей № 6. — Мурманск, 2006. — 264 с.

15. Рыхлова Е. Мы кошки. — Мурманск, 2007. — 44 с.

16. Салтыков М. Ветер безвременья — Мурманск. — Мурманск, 1996. — 40 с.

17. Синицын В. Бабье лето. — Мурманск, 1998. — 48 с.

18. Сиротинская Г. Перед иконой богородицы. — Мурманск,1999.– 32 с.

19. Стефаненко Н. Ворожея. — Мурманск, 1996. — 32 с.

20. Тимофеев В. Мой мачтовый город.–Мурманск, 2001.- 304 с.

21. Была война… — Мурманск, 2004.

22. Давиденко И. Время не ждет. — Мурманск, 1970. — 44 с.