Песенная цитата как интертекстуальная единица и ее воспроизведение (на примере немецкоязычных переводов произведений Юрия Андруховича)

Песня — это культурное наследие народа, корни которого достигают определенных часовых рамок, традиций, событий и тому подобное. Заложенный в песню внутренний голос сориентирован на разного рода реципиентов в зависимости от авторского замысла. Песни имеют особенное влияние на человека, как на ментальном, так и на чувственном уровне. Коммуникативная функция песни заключается в общении с реципиентом через явные и неуловимые «каналы» языка и мелодии, которые являются часовым и эмоциональным «посланием», релевантным достижению авторской концепции. Не только песня является элементом культуры, но и культура является зеркальным отображением в песенных текстах, что удостоверяет их взаимосвязанность.

Существует категория песен, которые не имеют «культурных границ» и экслибриса принадлежности к той или другой нации. Они воспевают общие темы, доступные и понятные любому слушателю (песни о любви к женщине, матери, природе). Есть много предпосылок творения песен (определенное событие, ситуация, случай и связанные с ними ощущения радости, грусти, разлуки, восхищения). Несмотря на это, есть много факторов внутри культуры, которые порождают новые текстовые идеи и становятся отблеском того или другого часового измерения. Носитель такой культуры понимает причины их творения, то есть узнает провоцирующее зерно для зарождения песенных текстов.

Культуру, как и язык, чеканит народ. У каждого народа своя ментальность, творимая многими факторами (уровнем развития, местожительством (например, горная местность), сферой влияния территориальных соседей, политическим влиянием, рейтингом страны на международном уровне и тому подобное). Кроме того, существуют «закулисные» знания, чуждые для другой культуры.

Каждая культура имеет рамки «относительной предсказуемости». Умение оценить «свое», не просто известное, но и генетически близкую культурную среду на уровне предсказуемости, характерно для большинства носителей культуры. Оно является результатом «врастания культурной информации» в индивидуум. Такое врастание происходит на протяжении жизни или в определенном промежутке пребывания индивидуума в определенной среде и побуждает к выработке навыков предсказуемости. Если таким индивидуумом является переводчик, который определенный период времени находится в культуре языка-реципиента, культурного врастания ему не обойти. В таком случае перед переводчиком и результатом его творения формируется гипотетичность, то есть культурная интуиция (возможность предусматривать), являющаяся результатом увиденного, услышанного, пережитого (переводчик: врастание культурной информации > гипотетичность > перевод). Если для представителя определенной культуры гипотетичность является инструментом его повседневных действий, то для переводчика она является необходимым средством в распутывании труднопереводимых конструкций. В таких случаях речь идет о перенимании на себя ответственности за правильность перевода. Ответственность за перевод нельзя путать с ответственностью за авторскую мысль, которая носит полностью другой характер. Если первое касается качества перевода, то второе — качества текста оригинала. Переводчик не имеет права поддаваться искушению, исправлять или не воспринимать мнение автора. Речь идет о праве на индивидуальное мнение каждого, и ни в коем случае о «выгораживании» автора переводчиком в рамках чужой культуры на уровне культурно отдаленных точек соприкосновения, что обычно есть нежелательным и часто недопустимым трансляторным шагом.

Ожидаемый результат — это путеводитель переводчика. Он не должен быть построен на личностных прогнозах, а в соответствии с авторским замыслом. «Перечеркивание» авторского замысла не должно оправдывать переводчика и считаться средством выхода из тупика непереводимости. Исключением есть полностью непонятная для реципиента из другой культуры периферийная информация, которая не влияет на общее содержание. Песенные тексты, заимствованные автором для оживления текста, яркости образов или изображения «закулисной информации», нередко принадлежат к периферийной информации. Потребность в закулисной информированности — это одно из перманентных желаний переводчика. Закулисная информированность — это скрытые фоновые знания, которые черпаются на протяжении длительного времени методом наблюдения, получения официальной и неофициальной информации, слухов, кривотолков, огласки и тому подобное, о которых вспоминается или намекается в тексте оригинала.

Перевод любых песенных текстов является очередным испытанием для переводчика и требует знаний культуры языка-источника. Несмотря на то, что наличие фоновых знаний принадлежит к важнейшим трансляторным узусам, у переводчика существует потребность именно в закулисных знаниях, которые часто заводят мастера перевода в дебри непереводимости.

Известный украинский писатель-постмодернист Юрий Андрухович с целью более широкого раскрытия характера героев, изображения часовых рамок реальности удается к цитированию в своих произведениях эстрадных песен. Они принадлежат к интертекстуальным единицам, каждая из которых нуждается в отдельном подходе при их воспроизведении на другой язык.

Перевод интертекстуальных единиц является одним из важных звеньев переводоведения. Его исследовали такие ученые как Ю.Лотман, М.Бахтин, В.Лейч, И.Ильин, Р.Барт, Г.Блум, И.Смирнов, Н.Чуприна, Ю.Татьянов, Н.Кораблева, Р.Рыжкова, В.Ротова, Н.Кобзар и др.

Термин интертекстуальность был предложен в 1969 г. Ю.Кристевой для обозначения “текстовой интеракции в пределах самого текста” [5, с.32] на основе теории диалогичности М.Бахтина. Каждый текст — это новая ткань, сотканная из старых цитат [3, с.418]. Через призму интертекстуальности, по мнению И. Ильина, мир восстает как огромный текст, в котором все когда-то уже было сказано, а новое возможно лишь по принципу калейдоскопа: смешивание определенных элементов дает новые комбинации [4, с.218]. Именно такое смешивание порождает «текстуальный метисаж» (термин М.Ткачивской). Плановая или неожиданная импровизация в сочетании разного рода текстов, компоновки взаимоисключающих текстуальных единиц, результатом которых становится их смешивание и рождения новой текстуальной помеси, что являются основным принципом «текстуального метисажа» (от «метис»; метисаж — смешивание крови). Термин «текстуальный метисаж» касается также и текстуальных неуместностей. Например, «...і Шуфик, и не валяй дурака, и как упоїтельни, и дорогое [1, с.183]. Русскоязычный читатель сразу узнает песенную цитату «Как упоительны в России вечера», которая в большинстве случаев неизвестна иноязычному читателю.

Переплетение прозаических текстов с поэтическими, в том числе песенными текстами (песенно-прозаический метисаж), демонстрирует не только красочность произведений Ю.Андруховича, но и их рельефность, эффектность и выразительность, что является характерным для произведений писателя. Песенные цитаты инкрустируют ассоциацию читателя на чувственном и ментальном уровне, наглядно показывают часовое и ситуативное пространство. «Адресат делает произведение средством реализации определенной новой ситуации, которая может заключаться в том, что просматривается новая ситуация, базирующаяся на реализации других эстетичных переживаний, психических и политических влияний» [8, с.41].

Именно это и налагает на переводчика очередную тренировку трансляторной бдительности. Переведенная песня имеет уже не два творца, а три: автора текста, композитора, который перекодировал текст на уровень музыкального восприятия (в случае, если текст был создан первым) и переводчика, который декодировал результат двух предыдущих творений. Поскольку идет речь об интертекстуальности, переводчик должен был бы на гипотетическом уровне почувствовать авторский замысел, часто только опосредствовано связанный с содержанием или мелодией. Речь идёт о часовых и ситуативных рамках, которые отсылают реципиента к определенным обстоятельствам и причинам применения именно этой песни. Часто перед переводчиком постает задание не осуществления простого текстуально перекодирования, а воспроизведения текста в совокупности с ситуацией. Для иностранного читателя цитата из песенного текста, скорее всего, является неизвестной. Её текст и звуковые ассоциации ни на что не наталкивают реципиента. Переводчику остается самому выбрать метод приближения цитаты к иностранному читателю и донесению к нему элемента культуры, зашифрованного в тексте, в том числе авторского замысла, зашифрованного в подтексте.

Переводчик — это посланник определенной культуры для осуществления важной миссии: приближения реципиента к другой культуре. Сабинэ Штёр, переводчик большинства произведений Ю.Андруховича, по-разному подходит к переводу интертекстуальных песенных текстов, используя такие способы, как:

1. транскрипция: «Любо, братци, любо!» [2, c.97] — нем.: „Ljubo, bratzy, ljubo!“ [6, c.87];

2. дословный перевод: «Весільна» [1, с.120] — нем.: „Hochzeitslied“ [7, c.134);

3. графическое перенесение из оригинала в перевод (“Stairway To Heaven” [2, с.69] — “Stairway To Heaven” — [6, c.59];

4. воспроизведение с помощью иноязычного соответствия («Ветер с моря дул, ветер с моря дул» [1, c.260] — нем. “Azuuro da ta ta da ta ta Azuuro dam dam” [7, c.252]);

5. произвольное воспроизведение текста: «Ветер с моря дул, ветер с моря дул, ветер с моря дул» [1, c.183] — schtorm balschoje, schtorm balschoje [7, c.205];

6. комбинированная реноминация с использованием объяснительного элемента «а я нашел другую» [1, c. 211] — нем.: «Iwan hat eine andere, on naschol dryguju» [7, c.236].

В тех случаях, когда переводчик прибегает к иноязычному соответствию, речь идет не о переводческой несостоятельности, и не о желании переводчика корригировать авторский текст. Его переводческая интуиция отыскивает понятные, по его мнению, цитаты из языка перевода, которые облегчают общую картину восприятия. Это касается, например, полной замены цитаты из русской поп-музыки, которая отождествляется с немецкой песней, построенной на повторе (сравни: “Ветер с моря дул, ветер с моря дул” [1, c. 260] — нем. “Azuuro da ta ta da ta ta Azuuro dam dam” [7, c.252]). Переводчик берет за основу итальянскую лирическую песню шестидесятых Вито Паллявичини «Azzurro», в которой идет речь о голубизне неба и любви. Основные денотаты как оригинала (море), так и перевода (небо) является носителями признака «голубизна». Расхождение во времени популярности песни не создают для целевого читателя никаких неудобств.

Если английские песни, являющиеся иностранными вкраплениями в текст оригинала, есть известными, не нуждаются в толковании и могут быть рассчитаны на любую иноязычную аудиторию, то русская песня «Любо, братцы, любо!» ни о чем не говорит иностранным реципиентам. В переводе они только фрагментарно представляют ее как песенную цитату.

Введение в ткань текста дополнительного объяснительного элемента в песне Нэнси «Дым сигарет с ментолом» облегчает понимание текста. Сравним: «…а я нашел другую» [1, c.211] — нем.: «Iwan hat eine andere, on naschol dryguju» [7, c.236]. Объяснительный элемент «Иван» помогает читателю разобраться с цитатой, потребность введения которой является инициативой переводчика, гипотетически упрощающего восприятие.

Семантически невоспроизведенной остается цитата из песни Игоря Николаева «Праздник детства». (Сравним, укр.: «Дзэнь раждэнья празнык дзэцтва» [1, c.213] — нем.: «Djen rashdenja prasnik djetstwa») [7, c.238]. Использование транскрипции сохраняет графическую форму текста, но не воспроизводит образно-эмоциональную функцию.

Полная замена текста и подбор ситуативного соответствия в виде немецкоязычной песенной альтернативы предложена переводчиком при воспроизведении цитаты из песни поп-группы «Руки вверх». Сравним: «…крошка, моя я по тебя скучаю» [1, c.210] — нем.: «heut nacht geht keiner bei uns schlafen» [7, c.235]. Не может не удивить переводческая предусмотрительность и изобретательность в том, что обе песни имеют русский источник. Песня «Нeut nacht geht keiner bei uns schlafen» принадлежит к русскому фольклору с немецким названием «Casatschok», которое является быстрее перепевом, чем переводом известной русской народной песни «Катюша». В конечном итоге, она является известной для языка-реципиента и гипотетически выполняет свою образно-эмоциональную функцию.

Следовательно, перевод песенных текстов как интертекстуальной единицы составляет достаточно большие трансляторные трудности. Применение транскрипции и соответствия из языка перевода при воспроизведении цитат из эстрадных песен теряет семантическое соответствие с текстом оригинала. Происходит отождествление с текстом своей культуры, приравнивание его элементов, принадлежащих к рамкам своего ментального пространства. Переводческая творческая активность и гипотетичность относительно получения лучшего результата проявляется при введении дополнительного комментария, который значительно облегчает понимание песенного текста, хотя не вполне отвечает оригиналу. Как видим, для перевода песенных интертекстуальных единиц важные как фоновые знания, так и переводческое творчество.

Литература:

1. Андрухович Ю. Дванадцять обручів / Ю.Андрухович. — Львів: Критика, 2003. — 323с.

2. Андрухович Ю. Таємниця / Ю.Андрухович. — Харків: Фоліо, 2008. — 477 с.

3. Барт Г. Избранные работы: Семиотика: Поэтика / Р.Барт/ Тэр. с фр. — Москва, 1989. — 615 с.

4. Ильин И. Интертекстуальность// Современное зарубежное литературоведение (страны Западной Европы и США): концепции, школы, термины: Энциклопед. дел. — Москва, 1996. — С. 215–221.

5. Кристева Ю. Бахтин, слово, диалог и роман / Ю. Кристева // Вестник МГУ,1995. — № 1. — С. 97–124.

6. Andruchowytsch J. Geheimnis / J.Andruchowytsch. — Frankfurt am Main: Suhrkamp Verlag, 2008. — 387 s.

7. Andruchowytsch J. Zwolf Ringe / J.Аndruchowytsch. — Frankfurt am Main: Suhrkamp Verlag, 2005. — 305s.

8. Hubig, Christoph. 1991. Rezeption und Interpretation als Handlungen. Zum Verhältnis von Rezeptionsasthetik und Hermeneutik. In: Danuser, Hermann/ Krummacher, Friedhelm (Hgg.) 1991, 37–56.