Проявления иррационального в политическом поведении

В основе анализа проявлений иррационального в политическом поведении лежали работы З.В.Сикевич, О.И.Крокипской, Ю.А.Поссель, В.В.Мясищева, Д.Н.Узнадзе, В.В.Крамника, К.Г.Юнга, Г.Лебона, С.Московичи. Как указывает З.В.Сикевич, помимо самосознания, в поведении человека играет роль и то, что обычно называют иррациональным или бессознательным [5]. О наличии иррационального момента в регуляции поведения личности писали многие ученые. Так, в трудах Ф.Арриеса, Ф.Броделя, Ж.Дюби, Ж.Ле Гоффа, Р.Мандру содержатся многочисленные указания на неосознаваемый характер большинства форм и механизмов коллективной психологии людей различных культур. А.Дюпрон подчеркивает необходимость изучения бессознательных аспектов психики. Он пишет: "Спецификой истории коллективной психологии, по сравнению с традиционной историей, является постоянное углубление, имеющее целью достичь "заднего плана" человеческих действий или представлений, глубинных, неизведанных уголков коллективной души или глубинных уровней текста, который подвергается постоянному "прослушиванию", обнаружению того, что находится по ту сторону его буквального смысла" [6, с.24].

Политическое сознание, по мнению Г.Г.Дилигенского, во многом, мифологично. Архетипы, культурные и политические символы живут своей особой жизнью в сознании каждого человека, образуя фундамент его нравственных установок, политических убеждений и конкретных поступков.[4, с.63] Стереотипы обыденной психики это зачастую внешние проявления глубинных мифов. Интеллектуал способен критически оценить собственный миф, представитель более низкого социокультурного слоя не обладает такой возможностью. Мифы незримо пронизывают всю нашу жизнь, внедряются с раннего детства и, фактически, составляют живую ткань глубинной психики, некую "душу культуры". "Миф – интересный зверь. Он питается самим собой, и чем больше ест, тем крупнее вырастает" (А.Тойнби) [4, с.319].

В XIX веке началось собственно психологическое изучение бессознательного (И.Ф.Гербарт, Г.Т.Фехнер, В.Вундт, Т.Липпс). Динамическую характеристику бессознательного вводит Гербарт (1824), согласно которому несовместимые идеи могут вступать между собой в конфликт, причем более слабые вытесняются из сознания, но продолжают на него воздействовать, не теряя своих динамических свойств [5].

Многие исследователи впоследствии пришли к мнению, что бессознательное существует и активно влияет на жизнь и поведение каждого из нас. Быстрая смена ориентиров, системы ценностей и норм, проблемы, связанные с социальной идентичностью, радикальные перемены в целом, происходящие в нашем обществе в последнее время, привели к тому, что этот фактор стал играть весомую роль в жизни не только отдельного человека, социальных групп, но и общества.

Существование индивидуального бессознательного было показано в работах З.Фрейда, К.Г.Юнга, А.Адлера и других. Оно полагали, что каждый индивид, являющийся в то же время членом той или иной группы, неизбежно использует бессознательное в качестве одного из ресурсов своего поведения, деятельности и взаимодействия [4].

Адлер констатирует, что человек от природы является социальным существом. Разумеется, одного этого недостаточно для понимания подлинных связей и отношений в общественной жизни. Раскрытие социальных детерминант человеческого поведения проводится Адлером на бессознательном мотивационном уровне развития человеческой психики. Именно от Адлера, который обратил внимание на социальные детерминанты человеческого поведения, начинается оформление и развитие "социологизированного психоанализа" [4].

Леви-Стросс считал, что в основе человеческой деятельности лежит подлежащая выявлению в ходе исследования концептуальная схема, коренящаяся в бессознательном и выступающая активным формообразующим моментом деятельности. "Не подвергая сомнению бесспорный примат инфраструктур, мы считаем, – пишет Леви-Стросс, – что между практикой и отдельными видами деятельности всегда вклинивается посредник в виде концептуальной схемы, с помощью которой материя и форма, не имеющие каждая в отдельности независимого существования, осуществляется как структура, то есть как нечто одновременно эмпирическое и умопостигаемое" [5].

Г. Лебон говорил: «...силы, создаваемые нашими бессознательными стремлениями, всегда непреодолимы. Разум не знает их, а если б и знал, то ничего не мог бы сделать против них. А между тем эти темные и верховные силы и являются настоящими двигателями истории. Человек движется, а они его направляют, и притом часто совсем наперекор самым очевидным его интересам».

Самым широким определением бессознательного, видимо, можно считать следующее: бессознательное — это совокупность психических процессов, актов, состояний, обусловленных явлениями действительности, во влиянии которых субъект не отдает себе отчета.

З.В.Сикевич указывает, что данный уровень регуляции политического поведения в своей основе имеет два источника: индивидуальное бессознательное, которое связано с индивидуальным жизненным опытом каждого человека, и социальное, которое аккумулирует опыт той или иной социальной общности. В литературе он фигурировал как составная часть «национального» и «социального характера». В отличие от коллективного бессознательного К. Юнга — некоторой общей, универсальной неосознаваемой ментальной основы всего человечества, социальное и этническое бессознательное является специфичным для людей, принадлежащих к определенной культуре, народу, тому или иному типу общества [4].

И. Маркова утверждает, что бессознательное выступает в форме особого вида мышления, которое возникает из ограничений, воздвигаемых социальным окружением, и мешает человеку мыслить независимо. Встраиваясь в символическое социальное окружение, такое мышление осваивается в бессознательной деятельности. Исходя из его многомерности, исследуя социальные представления на эмпирическом уровне, необходимо использовать методы изучения не только осознанных, но и неосознанных уровней мышления.

Присутствие иррационального можно найти в таких феноменах, как социальная идентификация и дистанцирование. Самоопределение группы как целого, да и само существование сплоченных социальных групп разного масштаба, во многом является результатом «скрепляющего» действия коллективного бессознательного. В числе таких групп — семья, группы сверстников, профессиональные коллективы, социальные классы, этносы, нации. Сплочению группы способствуют:

• единая общая эмоция, находящая выражение в не требующем доказательства чувстве «мы» (Ч. Кули);

• коллективные представления», в том числе религия и идеология, рождающие общую символику (Э. Дюркгейм, К. Юнг);

• телесный и душевный комфорт пребывания в «своей» группе («теплота коллективной плоти» у Н. Бердяева) и невозможность полностью интегрироваться в «чужой» (3.Бауман);

• обычаи и традиции, поддерживающие и подтверждающие групповую идентичность;

• тот или иной уровень мимикрии, конформизма и других видов уподобления индивидуального и специфического коллективному и универсальному [5].

Конечно, это не полный перечень явлений, в которых, так или иначе, присутствует иррациональное. Особенно это проявляется в идентификации «других» и «чужих» в системе социальных дистанций (Р.Парк, Э.Берджесс), так как базируется на древнейших архетипах поведения, в том числе антропологическом оценивании, чувстве «мы» и «не-мы», предубеждениях. (Н.Элиас, Г.Бейтсон, Ю.М.Лотман, З.В.Сикевич).

Одно из воплощений иррационального как выход за рамки сдерживающих механизмов сознания демонстрирует феномен массового поведения: митинг, демонстрация, паника, погром, поведение подростковых банд, участников спортивных и других массовых зрелищ (М.Бахтин, Г.Лебон, Г.Тард, Г.Блумер, Н.Смелзер).

К разряду иррациональных типов и форм активности может быть отнесено так называемое ритуальное поведение, действия с вытесненным или неактуализируемым смыслом, функция которых — быть практическим средством поддержания порядка (Б.Малиновский), а также жесткое и стереотипное поведение, оформляющее рутинные действия повседневности (Э.Гофман).

Бессознательное самым активным образом участвует в социальном конструировании реальности. Процедуры символизации действительности, «чтения» ее текстов и контекстов раскрыты в социальной феноменологии и этнометодологии. Создатели этих научных школ (А.Щутц, П.Бергер, Т.Лукман, Г.Гарфинкель) в своих работах показали, каким образом эмпирическая картина повседневности, да и сама картина мира содержат ресурсы как сознания, так и бессознательного.

Таким образом, можно согласиться с Г.Г.Дилигенским, утверждающим, что политическое поведение в определенной степени иррационально и базируется на мифологическом или мифологизированном мышлении, ведущим к интерпретации действительности на основе архаических схем.

Следует также сказать о ментальности, по определению Ж. Дюби, представляющее собой систему образов, которые лежат в основе представлений человека о мире и своем месте в нем [2].

Московичи считал, что менталитет формируется и существует на основе системы социальных представлений, которые трактуются С. Московичи как «теории здравого смысла», то есть элементы социального знания, сконструированные социальной группой. «Наши представления, — пишет С. Московичи, — основаны не на тех вещах или ситуациях, которые в них упоминаются, они основаны на коммуникации, касающейся этих вещей и ситуаций» [3].

Менталитет, как понятие, достаточно по-разному трактуется представителями различных научных школ. Однако в данных работах менталитет практически отождествляется с массовым сознанием. При анализе коллективной ментальности следует исходить из того, что данное понятие описывает именно специфику отражения внешнего мира, обусловливающую специфику способов реагирования достаточно большой общности людей [3].

Совместно с верованиями знания составляют представления об окружающем мире, которые являются базой менталитета, задавая вкупе с доминирующими потребностями и архетипами коллективного бессознательного иерархию ценностей, характеризующую данную общность.

В структуре имеющихся знаний следует, прежде всего, выделить перцептивные и когнитивные эталоны (социальные нормы), играющие важную роль в регуляции поведения и наряду с ценностями характеризующие менталитет. В упрощенном, схематизированном виде взгляды на мир, оценка окружающей действительности выглядят как стереотипы сознания, выделяясь в сфере общественных отношений как социальные стереотипы.

Менталитет наиболее отчетливо проявляется в типичном поведении представителей данной культуры, выражаясь, прежде всего в стереотипах поведения, к которым тесно примыкают стереотипы принятия решений, означающие на деле выбор одной из поведенческих альтернатив. Здесь следует выделить те стандартные формы социального поведения, которые заимствованы из прошлого и называются традициями и обычаями. Типовое поведение, характерное для представителей конкретной общности, позволяет описать черты национального или общественного характеpa, складывающиеся в национальный или социальный тип, который в упрощенном и схематизированном виде предстает как этнический или классовый стереотип.

Таким образом, менталитет раскрывается через систему взглядов, оценок, норм и умонастроений, основывающуюся на имеющихся в данном обществе знаниях и верованиях и задающую вместе с доминирующими потребностями и архетипами коллективного бессознательного иерархию ценностей, а значит, и характерные для представителей данной общности убеждения, идеалы, склонности, интересы, установки, отличающие указанную общность от других.

В исследованиях наиболее часто подчеркивались следующие характерные черты русского народа: спонтанность, обыденность (В.Ключевский), державность (А.Хомяков, С.Уваров), иррациональность (Н.Бердяев), церковность, соборность (В.Соловьев). П.Флоренский отмечал в русских как характерную черту "перевес начал этических и религиозных над общественными и правовыми" [1].

Н.А.Бердяев подчеркивал: "русское мышление имеет склонность к тоталитарным учениям и тоталитарным миросозерцаниям. Только такого рода учения имели у нас успех. В этом сказывался религиозный склад русского характера" [1, с.77].

З.Фрейд связывал русский тип с "женским" началом и в связи с этим "обретение жениха" рассматривают как ведущую функцию русского этноса.

Н.М. Лебедева считает, что особенностью русской ментальности являются:

• органичная потребность делать добро;

• терпение, страдание, смирение;

• внеисторичность, апокалиптичность мышления, непривязанность к материальному и вещному;

• жажда праздника, радости, катарсиса;

• бескорыстное служение идее и другим людям, самопожертвование;

• любовь, жалость как основа добровольной жертвенности [3].

Т.А.Айзатулин предлагает следующую матрицу российской ментальности:

• культурно-духовная сущность – поликонфессиональный симбиоз языческо-православного религиозного чувства последовательно с исламской и буддийской культурами;

• социальный биотип – вожаческая стая/стадо (без вожака – стадо);

• социальный генотип – традиционное общество, воспроизводящее солидарные патриархальные отношения тина семейных с патернализмом в своих ячейках (производственных, административно-национальных, криминальных);

• глубинно-социальный психотип – открытый слабый нерешительно-терпеливый и предельно-самоотрекающийся рефлексант;

• доминирующий архетип – континентальный аграрно-военный народ.

Л.Д.Столяренко среди сущностных характеристик русского человека назвал следующие:

• доминирование невербальных средств передачи информации;

• интровертированность, релятивность;

• созерцательность;

• склонность к мифологизации бытия.

В.В.Крамник утверждает, что россиянам всех постов и рангов в той или иной мере присущ и своеобразный дизайн мышления, характеризующийся преимущественно эмоциональным, умозрительным, ортодоксальным мировосприятием, склонным к абсолютизации, идеализации идей и решений, «словесным», а не деловым подходом. Такое понимание отражает способность оценивать политику преимущественно с ценностных, идейных, моральных, а не практических позиций [5].

Таким образом, политические структуры и процессы получают в основном психологическую, культурную интерпретацию и мотивацию [3, с.8]. Можно допустить, что ментальность есть реальность, то есть, в конечном счете «жизнь народа, его учреждения... суть только видимые продукты его невидимой души», в силу чего «каждый народ имеет ту форму правления, какую он заслуживает», «трудно допустить, чтобы он мог иметь другую» [3, с.13]. Видоизменяясь, передаваясь из поколения в поколение, культурно-психологические особенности россиян влияют на их политическое поведение и отношения в системе человек-власть.

Важным является исследование З.В.Сикевич, О.К.Крокинской и Ю.А.Поссель [14,с.83], которые под социальным и этническим бессознательным понимают неосознаваемые языковые, культурные, идеологические, когнитивные или иные схематизмы, мифы и социальные нормы, определяющие мировосприятие людей, принадлежавших к данной культуре и данному типу общества. Эти образцы, передаваемые из поколения в поколение как набор ценностей, латентных представлений о добре и зле, стереотипов восприятия социальных объектов и ситуаций, которые, усваиваясь через такие механизмы социализации, как подражание и идентификация, определяют особенности поведения субъекта именно как представителя данной социальной и этнической общности, то есть социально-типические особенности поведения, в проявлении которых субъект и группа выступают как одно неразрывное целое.

В ряде случаев, особенно в межэтнических конфликтах или экстремистских молодежных акциях данные факты социальных отклонений не объяснимы только с позиций рационализма. Зачастую люди поступают против собственной выгоды, руководствуясь, скорей неосознаваемыми инстинктами, чем логикой и здравым смыслом.

З.В.Сикевич говорит в данном случае, что «...если где-то не работает сознание, то там, вероятно, «включается» бессознательное». От этой посылки отталкиваемся, полагая, что в указанных и других подобных ситуациях мы имеем дело с проявлением социальных форм иррационального поведения.

Литература:

1. Бердяев Н.А. Русская идея // Вопросы философии. -2000. -№. 1.

2. Дубов И. Г. Феномен менталитета: психологический анализ // Вопросы психологии. -2003.

3. История ментальностей, историческая антропология: Сб. обзоров / Сост. М.Е.Михина. — М.: Изд-во Российского гуманитарного ун-та, 2006.

4. Лебедева И. М. Архетип личности в русской культуре. / Трибуна русской мысли. -2002.

5. Лебон Г. Психология народов и масс. СПб.:Макет, 2005.

6. Сикевич З.В., Крокинская O.K., Поссель Ю.А. Социальное бессознательное. -СПб.: Питер, 2005.

7. Юнг К.Г. Архетип и символ. -М., 2001.