Проблемы квалификации семейных преступлений в правоприменительной практике



В данной статье рассмотрена проблема соотнесения общественно-опасного деяния — семейно-бытового преступления, с конкретной нормой уголовного права.

Ключевые слова: семейно-бытовые преступления, уголовное право, квалификация, уголовное дело, предварительное расследование.

В целях правильного и точно соотнесения совершенного общественно-опасного деяния ввиду мотивов бытового характера, заключающегося в причинении умышленно смерти иному лицу, с конкретной нормой уголовного закона первоначально следует осуществить ряд действий, среди которых важно определить два основных этапа — рождение и смерть человека, впрочем, это положение касается и иных видов причинения смерти. Помимо прочего, отметим тот факт, что подобному вышеуказанному общественно-опасному деянию свойственны абсолютно идентичные и тождественные уголовно-правовые и иные вопросы — проблемы, свойственные для иных, сходных по родовому объекту, преступных деяний [1, c. 63]. Если рассматривать и анализировать вопросы, коррелирующие с тематикой определения начального этапа жизни человека, стоит отметить, что в правовой реальности, в коннотации законодательного установления, как и в доктринальной среде, нет единообразия понимания.

В этой связи, стоит отметить, что большинство ученых предлагают в контексте наук криминального цикла считать целесообразным установление начального этапа жизни homo sapiens со времени произведенного его воздушно-лёгочной системой начального сокращения, знаменующего его первичный вздох, однако в этом случае, справедливо отмечается, что в таком случае плод человеческий, в качестве специальной нормы, будет приравниваться к общему правилу, в ситуации его насильственной и иной неестественной гибели и без произведенного его воздушно-лёгочной системой начального сокращения, знаменующего его первичный вздох. Это мнение далеко не единственное в доктринальной среде, а также не является превалирующим. Критики и рецензенты подобных воззрений, задают вопросы относительно процедуры «caesarea sectio», будет ли в таком в таком случае гибель плода, искусственно извлекаемого из утробы матери рассматриваться с точки зрения рассматриваемого нами выше общественно-опасного деяния? [2, c. 110]

Проанализировав и исследовав существующую правоприменительную практику, отметим, что сегодня назрели вопросы относительно правильного и точного соотнесения совершенного общественно-опасного деяния ввиду мотивов различного характера, заключающегося в причинении умышленно смерти иному лицу с конкретной нормой уголовного закона. Подобного рода вопросы касаются, как правило, части нормы, предусматривающей квалифицированный состав умышленного причинения смерти иному лицу, то есть части второй статьи сто пятой уголовного закона. Пункт «в» данной нормы касается специально указанного потерпевшего, на практике данные вопросы весьма актуальны и требуют дополнительного рассмотрения и уяснения.

Если вопросы дефиниции и свойств малолетнего лица еще ясны, то категория беспомощности состояния лица актуализируется ввиду сразу нескольких или, иначе говоря, совокупности детерминантов. Так, презюмируется ли на практике относимость нахождения потерпевшего в состоянии сна либо состояния алкогольной/токсической/наркотической и иной абстиненции, либо интоксикация той или иной степени к случаям, которые квалифицируются как беспомощное состояние лица? Здесь стоит отметить, что необходимо для решения вопроса, углубиться к разъяснениям по вопросам правоприменительной практики к актам высшей судебной инстанции Российской Федерации, а также к истории данных актов и их эволюции в историческом контексте.

Отметим, что с момента принятия нового уголовного законодательства, вплоть до конца прошлого тысячелетия был издан лишь один единственный судебный акт, в котором ВС РФ попытался урегулировать рассматриваемый нами вопрос касательно общественно-опасных деяний, коррелирующих с умышленным причинением смерти иному лицу, указав однозначно, что состояния алкогольной/токсической/наркотической и иной абстиненции, либо интоксикации той или иной степени не являются относящимися к категории беспомощности состояния лица, даже в случае перманентности данного состояния. Относительно вопросов сна, указывалось, что с позиции уголовно-правового и уголовно-процессуального характера, при квалификации преступных деяний, необходимо отталкиваться от того медицинского факта, что согласно сомнологии человеческого существа, данный процесс является естественной психофизиологической нуждой и потребностью биологического организма homo sapiens, ввиду чего, тождественно не признанию состояния алкогольной/токсической/наркотической и иной абстиненции, либо интоксикации той или иной степени относящимися к категории беспомощности состояния лица, сон как процесс и состояния лица также следует не признавать относящимися к категории беспомощности состояния лица. На тот момент подобная позиция сразу встретила широкое критичное восприятие в доктринальной и правоприменительной среде и должной поддержки, справедливо, не получило, поскольку даже с медицинской точки зрения беспомощность существа определяется и синонимизируется с категорией беззащитности, то есть неспособности осуществлять собственную защиту ввиду психофизиологических факторов [3, c. 86].

Спустя половину десятилетия, в середине десятых годов двадцать первого столетия, в связи возросшей практикой по делам, коррелирующим с общественно-опасными деяниями по категориям дел, где объектом уголовно-правовой охраны выступали половая свобода и неприкосновенность, Высшая судебная инстанция решила пересмотреть свои взгляды относительно состояния, анализируемого нами.

Так, состояние алкогольной/токсической/наркотической и иной абстиненции, либо интоксикации той или иной степени стали признаваемыми беспомощным ввиду возросшей криминальной практики использования насильниками для облегчения в совершении своих преступных замыслов вышеперечисленных химических средств [4, c. 99]. Созданы трудности в правильности и точности соотнесения действий виновного лица с привилегированной нормой умышленного причинения смерти иному лицу. С криминологической точки зрения — количественное кратное увеличение численности подобных преступных проявления с момента принятия нового уголовного закона и юридического выделения в отдельный состав нормы, коррелирующей с умышленным причинением смерти матерью своему новорожденному дитю.

Конечно же, стоит понимать деятельность законодателя в тот период, стремление «приземления» и имплементации действия принципа гуманизма во все без исключения области права. Однако, не стоило забывать о банальном криминологическом прогнозировании, поскольку на практике получилась пресловутая ситуация — желание сделать «как лучше, а получить — как всегда», поскольку, как правило, такими благими намерениями угодить западноевропейским государствам и Совету Европы «вымощена дорога в ад». В данном же случае — ухудшение ситуации по превенции совершения преступных деяний, связанных с насильственными действиями в отношении несовершеннолетних лиц [5, c. 157]. Что же касается вопросов определения конечного этапа человеческой жизни, то здесь стоит отдать должное правоприменителям, поскольку данный фактор сугубо медицинский, соответственно, установление критериев, а именно — выделение стадий в виде агонии, клинической и биологической смерти, а также человеческого мозга, вопросов остановки осуществления действий, направленных на регенерацию жизненно важных функций, в том числе дыхания и кровообращения, нейронной деятельности мозга и так далее, отнесены к функциональным полномочиям профильного органа государственной исполнительной власти [6, c. 244].

Существуют и проблемы правильного и точного соотнесения совершенного общественно-опасного деяния ввиду мотивов бытового характера от иных мотивов, побуждений и направленности умысла, правильности квалификации при наличии обстоятельств совершения преступления, содержавшихся в ст. ст. 61 и 63 уголовного закона, а также в нормах Особенной части УК РФ [7, c. 181]. Для правильного и точного соотнесения совершенного общественно-опасного деяния, коррелирующего с причинением вреда здоровью той или иной степени тяжести, с конкретной нормой уголовного закона следует руководствоваться правилами и нормами, установленными федеральным органом исполнительной власти в области здравоохранения [8, c. 437].

В этой связи отметим, что круг проблематики вопросов о квалификации деяний, связанных с нанесением потерпевшему вреда здоровью той или иной степени тяжести по мотивам семейно-бытового характера идентичен и тождественен схожим деяниям по иным мотивам. Среди подобных вопросов выделяются дифференциация типов и категорий нанесения вреда здоровью потерпевшего, разграничение от смежных деяний, таких как: побои, истязание и другие, дифференциация по признакам субъективной стороны состава общественно-опасного деяния, среди которых выделяются мотив, цель и эмоциональное состояние виновного лица [9, c. 272].

Подводя итог вышесказанному, стоит отметить, что приведенный нами перечень проблем в вопросах правильного и точного соотнесения совершенного общественно-опасного деяния с конкретной нормой УК РФ — то есть проблема квалификации деяния, связанного с преступлениями по семейно-бытовым мотивам, далеко неисчерпывающий и носит открытый характер. Вдобавок, стоит отметить, что назрела острая необходимость преобразований законодательного характера в действующий уголовный закон. Встает также вопрос о необходимости разработки единых унифицированных практических положений и рекомендаций для органов правоохранительной и судебной систем. Решение данных вопросов носит долгосрочный характер, ввиду неоднозначности рассматриваемых общественных отношений и различий в конъюнктуре сегодняшнего дня. Необходима также консолидация доктринального сообщества с вышеперечисленными субъектами и координация деятельности в целях выработки алгоритмов, которые могут служить методической опорой в ходе предварительного расследования и судебного разбирательства.

Литература:

1. Blazhevska V. Personality profile differences among women victims of domestic violence and women Who are not victims of domestic violence / V. Blazhevska, K. Stoimenovska // International Research Journal. — 2017. — No 9–2(63). — P. 62–64. — DOI 10.23670/IRJ.2017.63.092.
2. Андрияшко М. В. Домашнее насилие — дополнительный показатель деградации института семьи как демографической угрозы / М. В. Андрияшко // Вестник Барановичского государственного университета. Серия: Исторические науки и археология, Экономические науки, Юридические науки. — 2018. — № 6. — С. 109–113.
3. Домашнее насилие: предупреждение и ответственность: Сборник статей / Редакторы: С. В. Ведяшкин, Д. В. Сенникова. — Томск: Национальный исследовательский Томский государственный университет, 2019. — 120 с. — ISBN 978–5-94621–882–5.
4. Матвеева Е. В. Домашнее насилие: проблема, факторы его определяющие и последствия у женщин, жертв домашнего насилия / Е. В. Матвеева, Н. М. Пинегина // Научный альманах. — 2021. — № 12–2(86). — С. 97–101.
5. Орфаниди Н. И. Закон «о декриминализации домашнего насилия» как условие для создания крепкой семьи: за и против / Н. И. Орфаниди, Д. А. Стадникова // Преподаватель года 2020: Сборник статей Международного научно-методического конкурса. В 2-х частях, Петрозаводск, 03 мая 2020 года. — Петрозаводск: Международный центр научного партнерства «Новая Наука» (ИП Ивановская Ирина Игоревна), 2020. — С. 156–159.
6. Тагирова М. И. Признаки домашнего насилия и меры предосторожности жертвы домашнего насилия / М. И. Тагирова // Актуальные вопросы устойчивого развития России в контексте ключевых целей национальных проектов: материалы XVIII Всероссийской студенческой научно-практической конференции. — Челябинск. — С. 244–245.
7. Чернышева К. А. Правовые способы профилактики домашнего насилия / К. А. Чернышева // Актуальные проблемы юриспруденции, Москва, 23–27 марта 2020 года. — Москва: Издательский Центр РИОР, 2020. — С. 178–185. — DOI 10.29039/02032–6/178–185.
8. Шимановская Я. В. Индивидуально-психологические особенности женщин молодого и среднего возраста, подвергшихся домашнему насилию: опыт социально- педагогического исследования / Я. В. Шимановская, А. С. Сарычев, Е. Гольдзин // ЦИТИСЭ. — 2021. — № 4(30). — С. 431–440. — DOI 10.15350/2409–7616.2021.4.40.
9. Шульженко Е. А. Проблемы квалификации убийства // Молодой ученый. — 2019. — № 44 (282). — С. 270–273.