Тропами и взглядами великих: образ Подмосковья сквозь призму далеких лет



Ключевые слова: образ Подмосковья, стихотворение, образ Пушкина, Анна Ахматова, Дмитрий Кедрин, Надежда Цветкова, русская литература, мифопоэтическое пространство, литературное наследие, дорога, осень, историческая память, историческое наследие, место памяти, воспоминание, встреча, невстреча, прошлое.

В. А. Викторович, обращаясь к словам французского историка Пьера Нора («О памяти столько говорят только потому, что ее больше нет» [12, с. 17]), отметил: «когда мы перестаем жить в памяти <…> нам, как костыли, нужны места памяти, все эти «музеи, архивы, кладбища, коллекции, праздники, годовщины, монументы, храмы, свидетели другой эпохи, иллюзии вечности» [7, с. 21]. Национальная память складывается из всех этих элементов культуры, литературы и искусства, чтобы явить нам хотя бы частичку давно ушедшего, на что мы в последствии могли «опереться». Владимир Александрович указывает на то, что не материализовавшиеся объекты национальной памяти (литература, искусство и история) являются продолжением устных народных легенд и преданий. В то время как, архитектура, памятники и т. п. — замещение этих преданий, явления памяти в материализованном состоянии [7, c. 21]. Однако не стоит забывать, что архитектура имеет двойственную натуру, одновременно являясь реальным пространственным местом в городе и эстетическим произведением, частью природного и культурного.

Архитектурные памятники и другие исторические ансамбли, исторические личности входят в «городской текст», занимая в нем важное место, как часть исторической и духовной памяти народа. Как человеческая память нуждается в постоянном повторении информации для лучшего усвоения, так и историческая память становится актуально ценной только в том случае, если к ней хотя бы иногда обращаются.

Обратимся к одному из городов Подмосковья, Коломне. В истории сохранилось такое выражение о данном городе: «Коломна городок — Москвы уголок». Коломна как часть Подмосковья играла значительную роль в истории, экономике и военном деле XIV века. Этот город являлся крупным рынком хлеба и других товаров, следующим на юг и на запад, но наиболее ценным было то, что Коломна являлась «крепостью», закрывающей вход с Оки в Москву-реку. Во время своего похода Дмитрий Донской (тогда еще просто Дмитрий Иванович) был встречен в городовой башне или во вратах города. Во второй половине этого же века в Коломне возникают два монастыря. Так, например, Голутвин монастырь, по одной из версий, основан Сергием Радонежским. Немаловажную роль играют Кремль, сердце города, и Пятницкие ворота, через которые, также по легенде, проходил Дмитрий Иванович, и через несколько веков здесь же сфотографировалась Анна Ахматова, когда впервые посетила Коломну в 1936 году вместе с С. В. Шервинским и Л. Горнунгом. В это время Подмосковье стало для поэта душевным пристанищем, возможностью прийти в себя и вновь вернуться к стихотворениям.

Память — это «путешествие» прошлого в настоящем, «пучок», связь времен, а также воплощенный и философски осмысленный образ в поэзии А. Ахматовой. В стихотворении «Меня влекут дороги Подмосковья», написанном в 1956 г., (связанном с другим, «По той дороге, где Донской…» [4, c. 219–220] цикла «Шиповник цветет»), стоит отметить, что Ахматова упоминает дорогу, по которой шло войско Дмитрия Донского в 1380 г. на Куликово поле (часть войска шла по Серпуховской дороге через древнее село Молоди, где в будущем побывал Пастернак), этим же путем пользовались татары для своих набегов на русскую землю («где ветер помнит супостата» [4, c.219]). Концепт «память — прошлое» в лирике Анна Андреевны используется в общеупотребительном значении (глагол «вспоминать» чаще всего ассоциируется с «прошлым», например, былым, детством и т. п.; «вел рать великую когда-то» [4, c. 219]). На этой же земле справлялась свадьба Дмитрия Донского с суздальской княжной. Много событий истории связаны с этой дорогой, «дорогой памяти».

Память для Ахматовой является «укладкой», шкатулкой воспоминаний, впечатлений, событий, используемых в качестве источника вдохновения. В «Рассказах об Анне Ахматовой» А. Г. Найман упоминает, что у поэта была прекрасная память: «Как будто из бездонного мешка, набитого ее прошлым, она доставала нужные ей или собеседнику факты, эпизоды, фразы, при надобности снабжаемые академически пунктуальным комментарием дат, мест и обстоятельств, а чаще ‒ без ссылок на происхождение, оторвано во времени, или упоминания о нем приблизительно, или намеренно темно» [11, с. 204]. Сама Ахматова в «Автобиографической прозе» отзывалась о свойствах своей памяти следующем образом: «Память обострилась невероятно. Прошлое обступает меня и требует чего-то. Чего? Милые тени отдаленного прошлого почти говорят со мной. Может быть, это для них последний случай, когда блаженство, которое люди зовут забвением, может миновать их. <…> Попытки писать воспоминания вызывают неожиданно глубокие пласты прошлого, память обостряется почти болезненно: голоса, звуки, запахи, люди, медный крест на сосне в Павловском парке и т. п., без конца» [6, с. 519–523].

С. Э. Козловская отмечает, что «сам процесс поэтического творчества в поздней лирике Анны Андреевны начинает связываться с памятью, поэтому вполне закономерно, что воспоминание (которое у Ахматовой отчетливо ассоциировался с «нижним миром» подсознания) оказывается в корреляции с поэтическим творчеством, которое начинает интерпретироваться в тех же пространственных категориях» [9, c. 115].

Ахматова напоминает нам о временной дистанции, хотя и повествует о событиях так, словно они происходят на глазах читателя. Ю. Щеглов назвал данное свойство «претворением мгновенного в вечное», где «совместное переживание» [17, с. 280] нередко совмещается с мотивом «лирическая героиня и ее друг идут рядом» [17, с. 280] или где друг следует за ее взглядом, как в данном стихотворении.

В поэзии Ахматовой герои способны перемещаться сквозь временные рамки пространства прошлого, настоящего и будущего. В такие моменты активируется мотив памяти, прежде всего исторической: рассказ / загадка о «кладе Подмосковья», словно затягивает нас вместе с лирической героиней в кинематографические кадры прошлого этих мест. Сначала мы находимся в лесу, или скорее над ним, выступающим хранителем тайн; мы наблюдаем за умиротворением природы с высоты. Ожившие образы природы в ранней лирике Ахматовой («…за окном шелестят тополя: / Нет на земле твоего короля» [4, с. 44]) являются «двойниками» лирической героини, передающими эмоционально-духовное напряжение, тогда как в поздней лирике становятся самостоятельными собеседниками [8, с. 410) («Не здороваются, не рады!» [4, с. 279]).

Одной из особенностей лирики Ахматовой является то, что зачастую пространство стихотворения вмещает в себя разные виды времени. Топоров характеризует эту особенность как мифопоэтическое пространство: «в мифопоэтическом хронотопе время сгущается и становится формой пространства» [14, с. 232], преобразуясь в нечто новой и целое, «четвертым» измерением. «Пространство же, напротив, «заражается» внутренне-интенсивными свойствами времени (темпорализация» пространства), втягивается в его движение, становится неотъемлемо укорененным в разворачивающемся во времени, мифе, сюжете (т. е. в тексте). Все, что случается или может случиться в мире мифопоэтического сознания, не только определяется хронотопом, но и хронотопично по существу, по своим истокам» [14, с. 232].

В данном стихотворении Подмосковье кажется лирической героине местом, где время не просто обратилось вспять («дорога, где Донской когда-то вел рать свою»; «ветер помнит клики супостата», а слилось с настоящим, образовав оазис исторической памяти, еще способной поведать о днях минувших. Сон здесь выступает сдерживающим время фактором. Таким образом, «город-сон/ сонное царство», место памяти, становится основным мифом «подмосковного текста» в данном стихотворении.

«Биография» городов у Ахматовой складывается из определенных мироощущений, определяющих структуру ее текстов. Анна Андреевна соотносит Москву с Пастернаком и Мандельштамом («Я чувствую Петербург, Пастернак ‒ Москву, а Осипу дано и то, и другое» [3, с. 668], Петербург ассоциирует с Пушкиным, Достоевским, Гумилевым, Блоком. В таком случае строчкой «И Пушкин, Герцен. Что за имена!» [5, с. 180], Ахматова показывает, что соотносит Подмосковье именно с именами этих людей, имеющими непосредственное отношение к подмосковной земле: детство А. С. Пушкина проходило в усадьбе Захарово под Москвой, а молодые годы А. И. Герцена (писателя, о котором часто любили говорить А. А. Ахматова и Л. К. Чуковская в 50-е годы) в селе Покровское.

Но не только у Анны Андреевны Подмосковье ассоциируется с А. С. Пушкиным, но и у Дмитрия Кедрина. Данную особенность рассмотрим на примере стихотворения «Подмосковная осень» («В Перово пришла подмосковная осень» ... [10, с. 161], написанном в 1936 г.

При прочтении данного стихотворения, невольно вспоминается “Осень” А. С. Пушкина. Оба автора начинают стихотворения с описания обычной деревенской/дачной осени (У Пушкина: «Октябрь уж наступил — уж роща отряхает/ Последние листы с нагих своих ветвей;/ Дохнул осенний хлад — дорога промерзает» [1]; у Кедрина: «В Перово пришла подмосковная осень/ С грибами, с рябиной, с ремонтами дач» [10, с. 161]), что создает ожидание проникновенных описаний природы. Однако Пушкин вместо этого предлагает детальный рассказ о быте помещика и пушкинском времени: мельница, ручей, пруд, сосед, охота, собаки, поля и озимь. Такой подход вызывает интерес читателя, ведь автор отходит от традиций романтизма. Дмитрий Кедрин в «Подмосковной осени» идёт следом за Пушкиным. Автор в первых строках приглашает читателя в Перово, район Москвы, где наступила осень. Упоминание о грибах, рябине и дачных ремонтах создает атмосферу умиротворенного быта в загородной местности («В Перово пришла подмосковная осень/ С грибами, с рябиной, с ремонтами дач» [10, с. 161]). Особое внимание уделяется образу людей, которые, насладившись прелестями лета, спешат покинуть свои дачи, словно птицы, спугнутые приближением холода и скорой зимы («Ты больше, пиджак парусиновый сбросив, / Не ловишь ракеткою теннисный мяч. / Березки прозрачны, скворечники немы, / Утрами морозец хрустит по садам:/ И дачница в город везет хризантемы, / И дачник увязывает чемодан» [10, с. 161]).

В своем анализе стихотворения Пушкина «Осень», Ю. М. Лотман отмечает отход поэта от романтических традиций и переход к реализму: «Поэтическое теперь отождествляется с повседневным, а исключительное воспринимается как искусственное и театральное, лишенное подлинной поэзии». Лотман подчеркивает, что Пушкин учится смотреть на мир глазами других людей, изменяя свою точку зрения на окружающее и адаптируясь к различным жизненным ситуациям. Исследователь В. Т. Фаритов вводит термин «бытовое самоощущение», описывая пушкинское видение мира в стихотворении «Осень». Этот подход позволяет Пушкину находить поэзию и красоту в обыденной жизни, где романтики видели бы лишь рутину. Пушкин учится видеть мир глазами другого человека, анализируя различные жизненные ситуации и обнаруживая в них источники красоты, истины и мудрости.

Дмитрий Кедрин поначалу наблюдает за бегством дачников, но вскоре, вслед за Пушкиным решил взглянуть на мир глазами другого человека, в его случае охотника («На мокрых лугах зажелтелась морошка. / Охотник в прозрачном и гулком лесу, / По топкому дерну шагая сторожко, / Несет в ягдташе золотую лису!» [10, с. 161]). Данные строки влекут читателя своей таинственностью и возможностью приключений, которые не заканчиваются с наступлением осени, но могут быть найдены далеко не каждым, уж точно не «перелетным» дачником.

А. С. Пушкин пишет, что теперь пришла его пора, пора той самой осени, которую отвергает большинство людей («Дни поздней осени бранят обыкновенно, / Но мне она мила, читатель дорогой, / Красою тихою, блистающей смиренно. / Так нелюбимое дитя в семье родной / К себе меня влечет» [1]). Но ни Александр Сергеевич, ни Дмитрий Кедрин не отворачиваются от этого времени года, а приветствуют, принимают и наслаждаются его присутствием (у Пушкина: «Унылая пора! очей очарованье! / Приятна мне твоя прощальная краса <...> И с каждой осенью я расцветаю вновь;<...> Легко и радостно играет в сердце кровь, / Желания кипят — я снова счастлив, молод, / Я снова жизни полн — таков мой организм» [1]; у Кедрина: «Бутылка вина кисловата, как дрожжи. / Закурим, нальем и послушаем, как / Шумит элегический пушкинский дождик / И шаткую свечку колеблет сквозняк» [10, с. 161]).

Последняя строфа стихотворения «Подмосковная осень» проводит окончательную черту между лирическим героем и дачниками, которые не могут увидеть красоты пушкинской осени и насладиться ею, ведь для них она прекрасна только на страницах его поэтических сборников. Автор переносит читателя в атмосферу уютного домашнего тепла. Упоминание о кисловатом вине, дождике и колеблющейся свече создает образ домашнего уюта и спокойствия.

Таким образом, А. С. Пушкин упомянут Дмитрием Кедриным не только в конце стихотворения, но и на протяжении всего повествования великий поэт сопровождает лирического героя, являясь его невидимым собеседником, наблюдающим за всем со стороны вместе с лирическим героем, который понимает великого поэта в его тяге к осенней поре и разделяет с ним радость её прихода. Здесь мы видим такую же связь времён, как и в стихотворении Ахматовой «По той дороге, где Донской» .... Время настоящего смешивается с временем прошедшим, создавая мифопоэтическое пространство для встречи двух поэтов.

А. С. Пушкин уже давно стал великим классиком нашей литературы. С ним связаны многие ассоциации людей и поэтов, такие как: осень и Подмосковье.

Александр Сергеевич Пушкин активно путешествовал по России, преодолевая огромные расстояния в своих путешествиях, которые можно сравнить даже с кругосветным. Например, время на все поездки по Владимирской губернии, затраченное Пушкиным составляет 15 дней, и проехал он 1500 километров по местным дорогам. Его путешествия начинались с Владимирки, где уже в его время существовала Балашиха с хлопкопрядильной фабрикой, которая вдохновила его на написание стихотворения «Дорожные жалобы». Тяжелые дороги, низкая скорость и различные трудности могли спровоцировать написание этого знаменитого стихотворения в 1830 году.

Пушкин выразил мысль о силе воспоминаний в одном из своих писем, считая, что воспоминания являются одной из сильнейших способностей нашей души, и все, что связано с ними, обладает особым очарованием («…Или воспоминание самая сильная способность души нашей, и им очаровано все, что подвластно ему» [2]).

Александр Сергеевич Пушкин оказал значительное влияние на образ Подмосковья своими произведениями, в которых он описывал эту местность с особым вниманием к её природным красотам, историческому наследию и обычаям её жителей.

Далеко не все места в Подмосковье, которые посещал или где проживал Александр Сергеевич Пушкин, нашли свое отражение в его произведениях. Однако среди всех этих мест выделяются те, где молодой Пушкин проводил много времени в детстве, которые стали вдохновением для его поэзии и прозы. Здесь формировались его взгляды на жизнь, здесь он начал писать свои первые стихи.

Любовь к деревне осталась с Пушкиным на всю его жизнь. В 1834 году он писал из Петербурга своей жене: «Как бы я хотел остаться в одной из ваших деревень под Москвой, так бы Богу свечку поставил» [13].

Подмосковные усадьбы имеют продолжительную историю, насыщенную воспоминаниями особенным воспоминаниями их обитателей. Эти усадьбы до сих пор продолжают оставаться памятными местами для русской литературы.

Дмитрий Кедрин упоминает Пушкина в своем стихотворении, вероятно, с целью провести некий мостик между классической литературой и символами русской культуры. Упоминание о Пушкине может служить не только отсылкой к его литературному наследию, но и символом русской идентичности и культурного наследия.

А. С. Пушкин создал образ Подмосковья как символа русской природы, культуры и истории, который стал неотъемлемой частью его литературного наследия и оказал, и продолжает оказывать значительное влияние на представление об этой местности в русской литературе и культуре в целом.

В одном из своих стихотворений «Я не уеду» [15, с. 182] (2013 г.) Надежда Цветкова также ассоциирует образ Подмосковья с великим поэтом. «Я не уеду» — это стихотворение, написанное Надеждой Цветковой, которая описывает чувства лирической героини, её мысли во внезапно сложившейся ситуации.

В начале стихотворения лирическая героиня выражает свою досаду и недовольство тем, что ей не удастся уехать в скором времени, ведь планы нарушены природой, чувствуется между строк некое бессилие человека перед замыслами судьбы («Я не уеду, вот — досада — / Я не уеду никуда… / Не потому, что мне не надо, / А просто талая вода / Размыла на сто вёрст дорогу, / И я сижу — погоду жду» [15, с. 182]).

Если в начале стихотворения лирическая героиня испытывает некоторую досаду и разочарование, то постепенно от строчки к строчке мы чувствуем принятие ситуации лирической героиней и даже в некоторой степени наслаждение ею и провинциальной жизнью («Провинция… / И слава Богу… / На счастье или на беду, / Сегодня мне забыть придётся / О лайнерах, такси, метро…» [15, с. 182]). Лирическая героиня описывает свои действия и внутренние переживания, включая размышления, внезапные мысли и воспоминания о начале своей поездки, прощания с другом («<...> Поворошу воспоминания, / Пред зеркалом поворожу / И повторю, как заклинанье: / «Не провожай!» — / «Нет, провожу!». / И вдруг подумается: «Если…» / Нет, ни за что и никогда…» [15, с. 183]).

Среди мыслей лирической героини мы видим проступающий постепенно образ Подмосковья как идеального укрытия от суеты и стресса городской жизни («Смотрю как с крыши / струйка льётся, / И переполнено ведро. / Сижу как в позапрошлом веке / И вечером зажгу свечу. / Полуприкрыв блаженно веки, / Подумаю и помолчу <...>» [15, с. 182–183]). Образ подмосковной сельской местности с ее тишиной, просторами и медленным течением времени создает ощущение умиротворения, спокойствия, комфорта. Лирическая героиня наслаждается видом струйки воды с крыши и упоминает переполненное ведро, что указывает на обыденность и простоту ее окружения. Этот образ Подмосковья соответствует идеалу уединения и умиротворения, которое характеризует этот регион.

Невозможность уехать, сдвинуться с места вперед создает образ некоей изоляции пространственной и мысленной. Но это только так может показаться на первый взгляд, ведь лирическую героиню внезапно вырывают из мысленного плена повседневных забот и перемещают в прошлое данного места, где в привычных для неё вещах могут мистическим образом угадываться исторические события русской литературы. Лирическая героиня становится свидетельницей творческого процесса создания стихотворений великим поэтом А. С. Пушкиным («И так легко себе представить, / Так просто, (вовсе не хитро) — / Вот Он чернильницу поставил / И опустил в неё перо: / «Блажен, кто в отдаленной сени…»» [15, с. 182–183]). Но все это становится возможным благодаря вмешательству природы данного литературного места («И словно кнут цыганский треснет / Ракитной веткой у пруда. / Покажется — не ветер свищет, / А — мчится по полю гусар, / И что — не дождь по окнам хлыщет, / А — переливный звон гитар» [15, с. 183]). Она как будто оживает на мгновение, даёт осознать лирической героине, что особенность Подмосковья не только в красоте повседневных мелочей и душевном спокойствии, но и в исторической ценности. Встреча с поэтом становится возможной благодаря связи времён настоящего и прошлого. Перед нами опять же создается мифопоэтическое пространство, как и в предыдущих стихотворениях. Вероятно, что встречи с историческими личностями становятся возможными только благодаря созданию такого острова безвременья.

Стихотворение заканчивается цитатой, взятой эпиграфом для данного стихотворения: «Блажен, кто в отдаленной сени…» [15, с. 182–183], что подчеркивает поэтическую и романтическую сущность образа Подмосковья с самим Пушкиным. Эта цитата подчеркивает уединенный и умиротворенный образ местности, в которой и сам поэт всегда находил вдохновение и спокойствие.

С учетом растущего интереса людей к обогащению своих знаний в различных областях и повышению уровня образованности можно заметить, что в современном мире становится все более популярным новое направление в туризме — литературный туризм. Под этим термином подразумевается форма культурного туризма, связанная с посещением мест и событий, описанных в литературных произведениях, а также с изучением жизни и творчества авторов этих произведений. Поэтому все чаще в современной поэзии можно встретить отклик поэтов на литературные маршруты Подмосковья, туристические места памяти.

Так, если в стихотворении «Я не уеду» Надежда Цветкова становится случайным туристом на литературной тропе, то в следующем стихотворении «Пушкин и русская Сафо» [16] (2020 г.) поэтесса намеренно проходит жизненными тропами А. С. Пушкина.

В стихотворении «Пушкин и русская Сафо» Надежда Цветкова создает образ Александра Пушкина как великого поэта, чья душа пронизывает места, где он жил и творил. Образ Пушкина в стихотворении представлен как символ русской литературы, воплощение гения и таланта («И памятник нерукотворный» — / Прав гений, он — на все века! / И абсолютной, и бесспорной / Любовью славится строка» [16]). Образ Пушкина из данного стихотворения соотносится с образом Подмосковья как с особым символом истории и культуры. В стихотворении Подмосковье предстает как место, где присутствие Пушкина ощущается на протяжении всего времени («В шум городской с лесной опушки / Вернусь под вечер не спеша, / Здесь пребывал когда-то Пушкин, / И здесь живет его душа» [16]).

Образ Пушкина ассоциируется у автора с историческими местами (такие как храмы, усадьбы и дома, которые он посещал или где жил), связанными с его жизнью и творчеством, расположенными в Подмосковье и не только («В Пречистенке и у Никитских… / В Молчановке… его Москва. / Стихи в альбоме гимназистки / Хранят заветные слова. Храм Вознесения Господня, / Где он венчался с Натали <...> Жива Елоховская церковь, / Где он когда-то был крещён. / И дом Голицыных <...> Гостеприимен для поэта / Дворцовой набережной дом, / Он часто от толпы и света / Спешил укрыться в доме том» [16]). Эти места становятся частью культурного наследия региона, а Пушкин — символом его величия и влияния на русскую литературу.

Строки стихотворения передают общий настрой меланхолии и ностальгии, описывая как ценно для автора возвращение к местам, где жила душа великого поэта («День долог — не спешит к закату — / Июнь… черёмуха… жасмин… / Зайду в собор, где он когда-то... / Поставлю свечи за помин» [16]). Она вспоминает о встречах Пушкина с другими литературными деятелями своего времени («<...> восхищён / Знакомством первым с поэтессой / На первом для неё балу <...> Их души породнила рифма — / Не чуждая Ростопчиной <...> Через год — / Напоминанием о встрече — / Пакет Жуковский перешлёт <...> За гранью бытия земного — / Не долог расставанья срок — / Обещана им встреча снова / Для восхитительнейших строк» [16]), а также о его горькой судьбе и ранней гибели. Автор стремится передать свои чувства по отношению к Пушкину и его наследию («Тетрадь от Пушкина — стихи! / Великим было огорченье — / Непоправимо — так тихи, / Чисты в ней многие страницы» [16]). Эмоциональная составляющая поэта делает образ Пушкина более живым и реалистичным для читателя («На нем и гения сиянье, / И тайну высшего призванья, / И пламенных страстей порыв, / И смелость дум, наперерыв / Всегда волнующих поэта, — / Смесь жизни, правды, силы, света! / В его неправильных чертах, / В его полуденных глазах…» [16]).

Автор прекрасно передает образы мест, описывая их с проникновенностью и эмоциональностью, что делает стихотворение ярким и запоминающимся. Кроме того, Цветкова восхваляет величие Пушкина как поэта, его влияние на русскую литературу и его непреходящее значение для всех времен («Народу люб всегда он будет — / Не только Русь — весь мир у ног! / Он лирой столько струн разбудит / Пиитов — истинный пророк!» [16]).

Образ Пушкина и образ Подмосковья в стихотворении переплетаются, создавая ассоциации с великими страницами русской литературы и культуры. Пушкин становится частью ландшафта Подмосковья, а сам регион — местом, где живет его дух и наследие. Перед нами уже не мифопоэтическое пространство, а дорога памяти, к которой обращается поэтесса в своём монологе о Пушкине.

Подводя итог, Подмосковье часто изображается как место, наполненное исторической и культурной значимостью. В поэзии Ахматовой, например, Подмосковье становится местом, где переплетаются прошлое и настоящее, создавая мифопоэтическое пространство, в котором события прошлого оживают и становятся актуальными для современных читателей.

Образ Пушкина играл и продолжает играть ключевую роль в формировании образа Подмосковья в литературе. Его творчество и путешествия по этой местности создают богатый литературный контекст, в котором Подмосковье становится символом русской природы, культуры и истории. Пушкин не только описывает красоту этой земли, но и связывает её с важными историческими событиями и личностями.

Современные поэты, такие как Надежда Цветкова, продолжают традицию обращения к образу Подмосковья. В их произведениях Подмосковье выступает как место уединения и вдохновения, где прошлое и настоящее переплетаются, создавая особую атмосферу для творчества и размышлений.

С помощью литературы поэты помогают сохранить и передать историческое и культурное наследие Подмосковья. Анализ произведений Ахматовой, Кедрина, Цветковой и Пушкина показывает, как места памяти связывают читателя с богатым историческим и культурным контекстом региона. Подмосковье предстает как символ национальной памяти и культурного богатства России, важность которого сохраняется и в современном литературном туризме.

Литература:

1. Александр Пушкин — стихи. — Текст: электронный // Культура.РФ: [сайт]. — URL: https://www.culture.ru/poems/4408/osen (дата обращения: 14.06.2024).
2. А. С. Пушкин Собр. соч. в 10 т. Т. 7. Отрывок из письма К Д.. — Текст: электронный // Русская виртуальная библиотека: [сайт]. — URL: https://rvb.ru/pushkin/01text/08history/03memoires/1149.htm (дата обращения: 14.06.2024).
3. Ардов М. Легендарная Ордынка // Чистые пруды: альманах. Вып. 4. — М.: Московский рабочий, — 1990. — С. 668.
4. Ахматова А. А. «Узнают голос мой»...: Стихотворения. Поэмы. Проза. Образ поэта [в воспоминаниях современников] / Анна Ахматова; [Вступ. ст. Л. А. Озерова, с. 5–21; Худож. Б. Шляпугин]. — М.: Педагогика, 1989. — 608 с.
5. Ахматова А. А. Собрание сочинений: В 6 т. / А. Ахматова; сост., подгот. текста, коммент., ст. Н. В. Королевой. — Москва: Эллис Лак, — 1998. // Т. 2, Кн. 1: Стихотворения, 1941–1959. — 1999. — 638 с.
6. Ахматова А. Стихотворения. Поэмы. Проза / сост. В. В. Рудаков, науч. конс. канд. филол. наук А. А. Ачатова. — Томск: Томское кн. изд-во, 1989. — 544 с.
7. Викторович, В. А. Коломенский текст: Сюжеты и портреты. — Коломна: Редакция литературно-художественного издания «Коломенский альманах», 2018–144 с. — (Библиотечка «Коломенского альманаха»)
8. Козловская С. Э. Структура художественного пространства в творчестве Анны Ахматовой: дис. кан. фил. наук: 10.01.01 / Козловская Светлана Эдуардовна; [Место защиты: Рос. ун-т дружбы народов]. — Москва, 2008. — 175 с.
9. Москва лирическая: Антология одного стихотворения / [Сост. Н. Тарасов]. — Москва: Моск. рабочий, 1976. — 495 с.
10. Найман А. Г. Рассказы о Анне Ахматовой: Из кн. «Конец первой половины XX века» / Анатолий Найман. — М.: Худож. лит., 1989. — 300 с.
11. Нора П. Проблематика мест памяти // Франция — Память. / Пер. с фр.: Дина Хапаева. СПб.: Изд-во СПб. ун-та, 1999. — С. 17–50.
12. Пушкин — Пушкиной Н. Н., около (не позднее) 14 июля 1834. — Текст: электронный // Александр Сергеевич Пушкин: [сайт]. — URL: http://pushkin-lit.ru/pushkin/pisma/601.htm (дата обращения: 14.06.2024).
13. Топоров В. Н.: семантика и структура: [сборник статей] / АН СССР, Ин-т славяноведения и балканистики; [отв. ред. Т. В. Цивьян]. — М.: Наука, — 1983. — 302 с. // Топоров В. Н. Пространство и текст // Текст: семантика и структура. — 1983. — С. 227–284.
14. Цветкова, Н. Земными и небесными путями.Избранная лирика / Н. Цветкова. — 1-е изд. — Москва: ООО «Издательство МБА», 2013. — 304 c.
15. Цветкова, Надежда А. Пушкин и русская Сафо / Надежда Цветкова. — Текст: электронный // Стихи.ру: [сайт]. — URL: https://stihi.ru/2020/06/05/4637 (дата обращения: 14.06.2024).
16. Щеглов Ю. К. Черты поэтического мира Ахматовой // Жолковский А. К., Щеглов Ю. К. Работы по поэтике выразительности: Инварианты — Тема — Приемы — Текст: Сб. статей / предисл. М. Л. Гаспарова. — М.: Прогресс: Юниверс. 1996. — С. 261–289.