Восток — дело тонкое: теология педагогической и психологической мысли в истории мусульманства



В современных условиях развития общества обостряется и научный интерес к исламской религии. В недавнем прошлом религия была подвергнута негативному обсуждению в связи с идеологической политикой.

Между тем, в настоящее время стала очевидной необходимость анализа исторических и современных постулатов ислама, теоретических предпосылок становления научной мысли, и естественно, изучения философских, культурных, педагогических и психологических факторов развития религиозной мысли.

Педагогическая и психологическая части исламской мысли не были воссозданы схоластично, последователями религии или арабским народом, это было началом плодов так называемой до исламской культуры, отчасти свойств научной, а может и псевдонаучной мысли того, что могло принадлежать традициям восточных народностей.

Понимание вопросов воспитания в традиции восточных народов как об особом направлении, рассматривались, прежде всего, как образы аскетизма, жизни дервишей, «устазов» (учителей) и их последователей, духовного наследия и т. д.

Восточные народности, страны не сомневались в своем политическом и культурном превосходстве в период начало ислама.

Несмотря на внешние и внутренние войны, политику не было перерыва в передачи культурных традиций, чему свидетельствуют египетские, ассирийские формы письменности.

Например, в VIII веке крупную библиотеку по многим научным направлениям назвали как «Дом мудрости». Развитие научной мысли не могло не отразиться на уровне образования общества. Арабскими народами (племенами) уже начинает осознаваться различие между человеком ученым (алим) и образованным человеком в понимание вопросов воспитания, писателем (адиб). Во многих восточных странах, скажем в Египте, государство оказывает материальную помощь науке, но труд ученых пока ценится гораздо дешевле чем труд чиновников.

Как отмечал академик В.Бартольд, «…в настоящее время можно считать доказанным, что главный фактор прогресса — общение между народами, что прогресс и упадок отдельных народов объясняется не столько их расовыми свойствами и религиозными верованиями, не столько даже окружающей их природой, сколько тем местом, которое они в разные периоды своей исторической жизни занимали в этом общении». (1)

Известный исламовед А. Д. Кныш смотрит на религию, как на средство, оказывающее психологическое воздействие и рассматривает феномен веры с точки зрения вопросов мистицизма. (3)

В сфере разных теологических проблем определение основных типов научной исламской мысли, выявление истоков их формирования, теоретические причины и закономерности их появления, пересмотр тенденции исторических обстоятельств и эмпирических этапов развития оказалось возможным благодаря трудам историков, философов, этнографов, психологов и др.

Отсюда возникают задачи изучения каждой отдельно взятой научной идеи, и место этой идеи в общинной жизни мусульман исторического общества. И, наконец, необходимо, проследить эволюцию основных теологических идей ислама, как принципиальную основу сложно разветвленного и разнонаправленного развития научной среды средневекового мусульманства.

Уже тогда были известны такие арабские ученые, как Ибн-аль-Хайсам, труд которого «Сокровище оптики» в XII в. был переведен на латынь, Джабир ибн Хайян, занимавшийся алхимией. Большим авторитетом в Европе был Ибн Сина (Авиценна), особенно его медицинские труды. Переведенный в XII в. На латынь «Канон медицины» стал основой в преподавании медицины вплоть до конца XVI в. В XV в. он выдержал 16 изданий, а в XVI — 20. (5, с.4).

Вместе с тем, поскольку современная арабская культура остается в основном определяемой религией ислама, т. е. в значительной степени религиозной, то естественно обращение к тем традициям, которые ориентировались на решение проблемы связи науки и религии, знания и веры.

Этот интерес сохраняется и в наши дни. 70–80-е гг. — годы исламизации, и поэтому возрастает интерес к традиционной исламской мысли. (5, с.5).

Изучая восточный мир, петербургский ученый П. А. Грязневич отмечает, что в историческом плане для исламского мира большое значение имеет смысл этико-правовая сторона жизни, как пример для подражания или осуждения. Во-вторых, этнический интерес через понимание сути событий, иногда ориентированный на воспитательное значение окружения. (2)

Известный философ Е. А. Фролова в контексте культурных традиций более широко рассматривает вопросы научной мысли: Понимание ранних этапов зарождения мысли у арабов имеет значение для выявления интеллектуальной базы, на которой возникло новое вероучение, поскольку верования арабов эпохи джахилии образуют один из элементов коранического учения и проливают свет на начало пути, на источник возникновения философской мысли в исламе. В несколько иной «эпистемологической» ситуации находились соседние неарабские народы, вошедшие потом в состав арабского халифата и создавшие сложный комплекс мусульманской культуры. Сирийцы, персы и другие народы уже до ислама имели свою развитую культуру и внесли значительные ее элементы в новую арабо-мусульманскую цивилизацию. Конечно, и в культуре аравийцев, о чем свидетельствует бедуинская поэзия, и в культуре соседних народов, поскольку в них существовали и верования и определенные формы знания, имел место также и определенный тип взаимоотношения между ними: культовое знание и знание практически-хозяйственное. Но это взаимоотношение было еще теоретически неразвито, оно еще не было осознано и сформулировано в виде проблемы.(5, с.13)

В то же время в изучении исламской религии пока ещё отсутствует классификация и оценка степени эффективности духовно-научных школ и соответствующих по статусу ей теоретической мысли, которая опиралась в своих подходах как на научные методы с привлечением многовекового опыта мусульманства, так и на исламское понимание сущности научных идей и взглядов.

Литература:

1. Бартольд В. В. Культура мусульманства (публикация по изданию: Сочинения в 9 томах. Том VI. Изд. «Наука». Главная редакция восточной литературы. М., 1966.) — М., 1998. — 112.
2. Грязневич П. А. Южная Аравия. Памятники древней истории и культуры. Вып. II. Материалы экспедиции П. А. Грязневича 1970–1971 гг. Ч. 2: Г. М. Бауэр, А. Г. Лундин. Эпиграфические памятники древнего Йемена. Ответственные редакторы: П. А. Грязневич, А. В. Коротаев, С. А. Французов. — СПб.: Центр «Петербургское Востоковедение», 1998. — 320 с.
3. Кныш А. Д. Мусульманский мистицизм: краткая история / А. Д. Кныш; пер. с англ. М. Г. Романов. — СПб.: «Издательство «ДИЛЯ»», 2004. — 464 с.
4. Коротаев А. В., Клименко В. В., Прусаков Д. Б. Возникновение ислама: Социально-экологический и политико-антропологический контекст / А. В. Коротаев, В. В. Клименко, Д. Б. Прусаков. — М.: ОГИ, 2007. — 112 с. — (Нация и культура/Новые исследования: Антропология).
5. Фролова Е. А. История средневековой арабо-исламской философии: Учебное пособие. — М., ЦОП Института философии РАН, 1995. — 175 с.