Общество и полиция. Взгляд в прошлое



В статье освещается отношение общества к полиции с начала её образования в начале XVIII века до реформ периода 1860–1870 гг. Анализируются основные причины послужившие негативному отношению общества к служащим полиции и непосредственно полиции, как органу государственной власти в целом. Приводятся примеры высказываний видных государственных и общественных деятелей, в отношении полиции.

Ключевые слова: Российская Империя, полиция, обер-полицеймейстер, служащий полиции, общество, охрана общественного порядка, борьба с преступностью

The article highlights the attitude of society to the police from the beginning of its formation at the beginning of the XVIII century to the reforms of the period 1860–1870. The main reasons for the negative attitude of society towards the police officers and the police themselves, as the state authority as a whole, are analyzed. Examples of statements by prominent state and public figures regarding the police are given.

Key words: Russian Empire, police, ober-police master, police officer, society, public order, crime control

В первой четверти XVIII в. волей Петра I был создан государственный орган, получивший название «полиция». В понятие «полиция» Пётр I вкладывал широкий смысл. Пётр I называл полицию «душой гражданства». Ведь действительно, охрана порядка является одной из важнейших сторон жизни государства и общества. На протяжении 200 лет полиция неоднократно подвергалась преобразованиям в целях повышения эффективности. Однако решить эту задачу правительству Российской Империи не удалось. На протяжении длительного периода полиция была перегружена многочисленными обязанностями, не относившимися к охране общественного порядка и борьбе с преступностью. Кроме того, маленькое жалование, малограмотность и низкий моральный уровень служащих полиции, приводили к халатности при выполнении служебных обязанностей, взяточничеству, нарушению закона его служителями и т. д. Это стало причиной отсутствия доверия полиции и привело к непрестижности службы в учреждениях полиции. Поэтому, для полноты исторической картины необходимо показать, каков был взгляд на полицию со стороны, как современники, общественность, простые люди относились к ней, как оценивали её роль, результаты её. деятельности.

Различные мнения о полиции стали появляться с момента её учреждения в начале XVIII в. О Канцелярии полицеймейстерских дел созданной в Санкт-Петербурге в 1718 г. сохранились впечатления иностранцев. Так, прибывший в российскую столицу в свите голштинского принца камер-юнкер Фридрих-Вильгельм Берхгольц в 1721 г. отмечал, что действия полиции, и особенно её руководителя А. Девиера, «внушают здешней черни и вообще всем обывателям города такой страх, что они дрожат при одно его имени» [1]. А посол Пруссии добавлял, что столичная полиция довольно быстро приводит в действие все распоряжения властей, но при этом допускает многочисленные злоупотребления, и среди самих полицейских нередки случаи пьянства [2].

В процессе развития полицейских учреждений оценка их состояния и деятельности становится более массовой и разносторонней. В связи с чем власть была вынуждена признать, что служащие полиции не соответствуют моральным требованиям. В Указе императрицы Анны Ивановны 1730 г., к примеру, отмечалось: «Едва не все из них штрафованы в прошлом за побеги и кражи, да и ныне состоят в непристойных непотребностях и пьянстве» [3].

Служба в полиции, даже в высоких чинах, для российских дворян была не престижна. Так, князь Я. Шаховской, бывший генерал-полицеймейстером в период правления Анны Ивановны, вспоминал: «В 1740 году обещали меня сделать сенатором, а назначили генерал-полицеймейстером. Но я никогда о таком для меня неавантажном месте не думал» [4].

В начале своего царствования Екатерина II поставила задачу «учредить в государстве хорошую и точную полицию» [5]. Реализуя свой план в «Уставе благочиния, или полицейском» 1782 г., она определила качества, которыми должен был обладать полицейский:

1. Здравый рассудок;
2. Добрая воля в отправлении порученного;
3. Человеколюбие;
4. Верность службе Императорского Величества;
5. Усердие к общему добру;
6. Радение к должности;
7. Честность и бескорыстие.

В том, что «честность и бескорыстие» присущи далеко не всем полицейским служащим, Екатерине пришлось убедиться в первые годы своего царствования. В 1762 г. она утвердила приговор, вынесенный известной помещице Дарье Салтыковой (Салтычихе), осуждённой за истязание и убийство 38 своих крепостных. В процессе следствия выяснилось, что многочисленные жалобы на Салтычиху в московскую Полицеймейстерскую канцелярию оставались без рассмотрения, так как начальник этой канцелярии регулярно получал взятки от помещицы [6].

Наделённая большими правами по отношению к обывателям, вплоть до вмешательства в частную жить, полиция России использовала в свой деятельности приёмы, которые нередко вызывали недовольство населения. Это нашло отражение в мемуарной литературе. Вот один из примеров. Московской полицией во времена Екатерины руководил обер-полицеймейстер Н. П. Архаров. Для поддержания порядка он и его подчинённые, не смущаясь, применяли методы, не предусмотренные законом. За это московские полицейские получили прозвище «архаровцы», ставшее синонимом произвола и грубости [7].

Говоря о больших правах полиции, в том числе о праве закрывать топографии, изымать книги, А. Н. Радищев писал, что это может привести к тому, что «один несмысленный урядник может величайший в просвещении сделать вред и на многие лета остановку в шествии разума» [8]. А неизвестный автор, в конце XVIII века издавший книгу очерков о своём путешествии по России, отметил, что «везде крестьяне и простые горожане испытывают страх при виде полицейского» [9].

Недовольство горожан действиями полиции заставило Александра I, вступившего на престол после убийства отца, издать указ «О подтверждении полицейским чиновникам, чтобы они за границы своей деятельности не выходили» [10]. Указ с удовлетворением был принят обществом. В нём говорилось, что полицейские чиновники за «злоупотребления не избегнут наказания». В это же время Московский генерал-губернатор издал приказ, которым обязал обер-полицеймейстера «… подтвердить всем чиновникам полиции, чтобы они соблюдали благопристойность и во всех случаях имели должное уважение к чинам, летам и званию каждого. Без сего они не произведут к самим себе у порядочных уважения, а у беспорядочных-страха» [11]. Но и это не помогло. Назначенный в начале 1812 г. генерал-губернатором Москвы Ф. В. Ростопчин считал, что «… корпус полицейских офицеров города состоял почти целиком из людей испорченных и негодяев, дурно оплачиваемых, презираемых и с малой надеждой на повышение по службе» [12].

Александр I, чуткий к общественным настроениям, поручил своему генерал-адъютанту Е. Комаровскому подыскивать достойных, пользующихся уважением в обществе людей, способных возглавить полицию крупных городов [13].

По окончании Отечественной войны 1812 г. и заграничных походов русской армии в стране начала развиваться общественно-политическая жизнь. Усилился критический настрой к существовавшим в России порядкам, к деятельности государственных учреждений, и в частности полиции. По замечанию одного из героев войны адмирала П. В. Чичагова, многих подданные Российской империи стали ощущать, что полиция «обременительна для государства» и — что самое главное — «стеснительна для граждан» [14].

Попытки усовершенствовать российскую полицию расценивались критически настроенными к существующей власти подданными как неудачные, как проявление «растерянности и непостоянства правительства в управлении государством» [15].

Поэт Ф. Н. Глинка, служивший адъютантом при генерал-губернаторе Санкт-Петербурга и участвовавший в деятельности ранних декабрьских организаций, считал, что надо распространять в обществе сведения о злоупотреблениях полиции, так как это является важным направлением критики существующих порядков [16].

После подавления восстания декабристов новый император Николай I был вынужден признать, что многое из критики деятельности государственного аппарате справедливо. Генерал-адъютант Николая I А. Х. Бенкендорф, участвовавший в следствии по делу декабристов, пришёл к выводу, что «многое доказывает ничтожность нашей полиции и необходимость организовать новую полицейскую власть» [17].

О состоянии полиции в первой половине XIX в. свидетельствует отчёт, поступивший государю из III Отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии в 1829 г. В нём отмечалось: «Полиция в губерниях … в плачевном состоянии, везде, даже под стенами Петербурга, кишит беглецами и бродягами, и особенно их много в Шлиссельбургском округе…».

В 1832 г. в отчёте специально велась речь о столичной полиции. «Все единогласно согласуются в том, что полиция здешняя столь ничтожна, что можно сказать, она не существует. Она не пользуется вовсе ни малейшим уважением жителей, особенно со времени бывших в прошлом году беспорядков… Жалобы на полицию — и, должно сказать, жалобы правильные-беспрерывны… Несогласие, существующее между военным генерал-губернатором и обер-полицеймейстером, немалую также составляет преграду к успешному ходу дел полиции».

Недовольство состоянием и деятельностью полиции высказывали многие крупные государственные деятели, чьё мнение было авторитетно для общества. Так, М. М. Сперанский, говоря о необходимости реформы полиции, в тоже время признавал, что это трудно сделать в ближайшее время, так как большая часть полицейских служащих малограмотна и не способна достойно выполнять свои обязанности [18].

После значительного усиления сельской полиции, введения института становых приставов в 1837 г. III Отделение отметило заметное «улучшение в земских полициях».

Но рассчитывать на какое-либо улучшение при довольно оригинальном отношении монарха к полиции было трудно. В марте 1848 г., обращаясь к дворянству Санкт-Петербургской губернии, Николай I заявил: «Господа! У меня полиции нет, я не люблю её …». Если какое-то время эти слова передавались устно или в письмах, то в 1883 г. с ними могли познакомиться широкие круги-обращение Николая I было опубликовано в сентябрьском номере популярного журнала «Русская старина» [19].

Главной причиной недостатков, злоупотреблений в деятельности полиции дореформенной России, по мнению многих современников было то, что в ней служили люди с низким моральным уровнем.

В 1958 г. специальная комиссия, созданная по повелению императора Александра II для «обследования состояния полиции», сообщала, что «наделение полиции самыми разнородными обязанностями, происходящими от смешения судебной, следственной, хозяйственно-распорядительной деятельности», приводит ко многим недостаткам в её работе, и в частности к тому, «что она не может вселять к себе доверия». Такая оценка полиции в верхах не могла не повлиять на смелость критики её в обществе [20].

Для периода общественного подъёма 60-х гг. XIX в. были характерны надежды на то, что реформы очень много исправят в российской жизни. При этом острой критике подвергалось многое из дореформенной России, особенно полиция. Она «… едва ли не сконцентрировала в себе все недостатки нашего дореформенного времени» [21].

Многие полицейские даже в столице не соответствовали не только высоким, но и элементарным требованиям. Когда столичного обер-полицеймейстера Ф. Ф. Трепова спросили: «Как вы держите на службе Н, ведь он же форменный подлец?» — тот ответил: «Э, батенька, в полиции и такие годятся» [22].

Негативное отношение общества к полиции признавалось и руководством Министерства внутренних дел. Министр граф Н. П. Игнатьев в 1881 г. в записке на имя императора Александра III отмечал, что «население уклоняется от всяких сношений с полицией и от сообщения о готовящихся преступлениях или опасных личностях» и далее следует вывод: «… у нас сложился именно неприятный характер отношения обывателя с полицией» [23].

Негативное отношение к полиции значительной части общества можно считать одним из проявлений социально-политической, культурной жизни пореформенной России. В условиях либерализации общественной жизни и ожидания обществом политических реформ полиция рассматривалась многими как «оплот незыблемости самодержавия», «олицетворение реакции» и т. д. [24].

Литература:

1. Дневник камер-юнкера Берхгольца. — М., 1857. — Т.1. — С. 94.
2. Сборник Императорского Русского исторического общества. — СПб., 1875. — Т.15. — С. 184.
3. ПСЗРИ. — Собр.1. — Т.8. — № 4970 (1728–1732 гг.).
4. Записки Я. П. Шаховского. — М., 1877. — С. 22.
5. Записки Екатерины II. — СПб., 1907. — С. 132.
6. Студенкин Г. И. Салтычиха // Русская старина. — 1874. — Т.10. — № 7. — С. 537.
7. Памятные записки московского купца М. Евреинова // русский архив. — 1891. — № 8. — С. 137.
8. Радищев А. Н. Избранные произведения. — М., 1949. — С. 173.
9. Путешествие критики. Сочинения: Памятники русской сатирической публицистики. — М., 1951. — С. 27.
10. ПСЗРИ. — Собр. 1. — Т. 26. — № 19 799 (1801г.).
11. Центральный исторический архив Москвы (ЦИАМ). — Ф. 46. — Оп. 8. — Д. 466.
12. Москва и 1812 год в записках Ростопчина / Пожар Москвы; в 2 ч. — М., 1911. — ч. 2. — С. 25.
13. Записки графа Е. Ф. Комаровского. — М., 1990. — С. 77–83.
14. Записки адмирала П. Чичагова // Русская старина. — 1888. — № 7. — С. 23.
15. Восстание декабристов: Документы; под. ред. М. В. Нечкиной. — Т. 14. — М., 1976. — С. 182.
16. Русская старина — 1904. — Т. 2. — С. 512.
17. Русская старина — 1904. — Т. 124. — С. 615.
18. Корф М. жизнь графа М. М. Сперанского; в 2Т. — СПб., 1861. — Т. 1. — С. 217.
19. Российская Империя. История полиции / А. В. Борисов, А. Я. Малыгин, Р. С. Мулукаев. — М.: РИПОЛ классик, Де’Либри, 2014. — С. 54.
20. Соловьев Я. Н. Записки // Русская старина. — 1882 г. — № 3. — С. 563.
21. Искра. — 1863. — № 13.
22. Из записок Петербургского полицеймейстера // Исторический вестник. — 1903. — № 3. — С. 491.
23. Записки Министра внутренних дел Н. П. Игнатьева // Источник. — 1995. — №. 2.