Произведение Ю. Буйды было впервые напечатано в 1998 году в литературном журнале «Октябрь», сборник рассказов не увидел отдельного печатного издания.
Произведение имеет кольцевую композицию: действия первой и последней частей происходят в одном и том же месте — в Красной столовой — с одними и теми же героями (Колька Урблюд, Феня, слепой старик, «полусумасшедший» Лепа, Иван Тихонин, Юрий Михайлов Тетерин, Толя Ячневский, Николай Алексеевич Кривошеев, Шеберстов, Мороз Морозыч и Буяниха). Место становится объединяющим для разных по уровню образования, социальному положению, достатку людей: учителя, доктора, пастуха, библиотекаря-инвалида и прочих «лучших в городке лжецов, краснобаев и брехунов» [1] (важно отметить, что конкретизации городка в произведении также нет). Герои эти представляются читателю как завсегдатаи некой Красной столовой — «полуподвального помещения со сводчатым потолком в старом кирпичном жилом доме» [1], — при этом их объединяет только любовь к выпивке и рассказам, многие из которых похожи на вранье, так как «в них ценилась не правдивость, но занимательность» [1]. Таким образом, произведение неспроста начинается с предложения: « Не любо — не слушай, а лгать не мешай » [1], которое позже автор относит к творчеству русского переводчика Н. П. Осипова, работавшего в XVIII веке над первым переводом истории о приключениях барона Мюнхгаузена. Использование как цитаты названия авторского перевода рассказов об одном из главных «лжецов» мировой литературы дает представление о том, что далее читателю будут представлены истории, во многом приукрашенные или в чем-то измененные героями. Учитывая, что по сюжету первого произведения «Суммы одиночества» постоянные посетители упомянутого выше заведения делились между собой различными рассказами (на некоторые вообще были персональные права: « Юрий Михайлович Тетерин был единоличным держателем истории о Черной Кошке» [2]), дальнейшее содержание сборника можно принимать, с одной стороны, как рассказы перечисленных героев-завсегдатаев данной столовой. И, в таком случае, в произведении можно увидеть такой литературный приём, как рассказ в рассказе, представив все последующие части ничем иным, как истории посетителей Красной столовой. Однако, с другой стороны, герои, сюжеты, смысл, настроение, композиция и даже речевые обороты не «кольцевых» рассказов сильно расходятся, что является доказательством скорее самостоятельности каждой части «Суммы одиночества». Иными словами, читатель не сможет увидеть ожидаемого «закругленного в себе события в один решающий момент с непредвиденным пуантом на узком пространстве» [4].
Кроме того, исходя из композиционных особенностей этого сборника рассказов, стоит отметить, что хронотоп данного произведения одновременно достаточно широк: например, место действия постоянно меняется от Красной столовой до Лондона, от ивовых зарослей (без конкретики) до Италии, Египта, Москвы, и в то же время органичен рамками упомянутой выше Красной столовой. Действие каждого рассказа из текста происходит вне зависимости от предыдущей или последующей частей. Время равным образом представляет собой абстрактную единицу для данного произведения: оно меняется так же часто, как и место действия: здесь и древность, и античность, и XVI век, и прошлое столетие, и настоящий для героя-рассказчика момент. При этом время непостоянно даже в рамках одного рассказа, как в частях «Булавка» и «Третий». Время, место и действия в произведении меняется регулярно, плавно и неожиданно одновременно: автор может представить читателю историю солдата, вернувшегося с войны, тут же обратиться к мифологическому сюжету про Эдипа и, в итоге, переключить внимание на рассказчиков в «полуподвальном помещении». Иными словами, настоящее, происходящее в упомянутой выше Красной столовой, — единственные обобщающие и постоянные время и место действия во всём сборнике, если не считать абстрактное «нынешнее время» и героя-рассказчика. Тем не менее, внутри каждого рассказа есть некая централизирующая история, «стержень» сюжета. Это может быть герой (как Магеллан в «Магеллановой магии»), деталь (булавка в одноименной части) или ощущение, чувство (одиночество в «Одиночество с видом на комнату с видом на одиночество»). В прочем, одиночество — одна из центральных тем произведения.
Если возвращаться к образам героев сборника рассказов, то примечательно, что они все обезличены: ничего, кроме их имён и минимальных биографических данных, например, место работы или социальное положение (и то, далеко не у всех), о них ничего не сказано. Однако представляется возможным дать некоторую характеристику героям, анализируя их речь. Рассматривая героев под таким углом, можно еще раз подчеркнуть невысокое социальное положение героев, для которых их рассказы, часто повторяющиеся в условиях Красной столовой — одно из немногих развлечений и способ скрасить жизнь, хотя сами истории вовсе не содержат положительных эмоций.
Вместе с тем, если речь идёт о рассказах «Боб Грин, Loneman» и «Магелланова магия», то главным сюжетным персонажам даются более полные характеристики, ведь ими представляются реальные исторические персонажи. Но даже в этих случаях это важно только для того, чтобы герой-рассказчик мог на примере их биографий и каких-либо высказываний (как реально относящихся к героям, так и выдуманных) выстроить собственные рассуждения на волнующие его темы. Таким образом, главным героем произведения становится непосредственно рассказчик, который даёт оценку всему, что описывается в «Сумме одиночества», а также рефлексирует на темы религии, творчества, литературы в частности, одиночества (например: « Одиночество — это ожидание. Я смертен, ergo — я должен ждать. Всегда быть готовым к встрече. К любви и смерти. Ибо не существует никакого будущего, кроме того, что зовется «сейчас» или «Достоевский говорил, что философия есть высший градус поэзии. Пушкин утверждает двумя строками: поэзия и философия суть одно целое». ) [2]. В некотором смысле именно рассказчик выступает героем-резонёром. Именно он выражает авторскую позицию — позицию фундаментального аксиологического убеждения, позицию неоспоримой мудрости [2]. В данном случае, можно сказать, что он не является наблюдателем, скорее — судьей, даже мыслителем, чье мировоззрение, ощущение этических и философских вопросов частично совпадает с авторскими [5]. Однако, как и в любом другом литературном произведении, эти нравственно-философские понятийные высказывания нельзя полностью соотнести непосредственно с автором, остается некоторая разница в литературном произведении и авторском понимании мира. Таким образом, можно сказать, что рассказчик в «Сумме одиночества» частично отражает взгляд на мир самого Ю. Буйды. На философский подтекст произведения указывают также цитирования, например, Ф. Ницше: « Ночь. Die tiefe Mittelnacht. Was schpricht die tiefe Mittelnacht? (Что скажет глубокая ночь?)» [2], Эпикура, Магеллана, Гегеля, Рильке и т. д. Правда, стоить помнить, что правдивость цитирования последних вызывает сомнения из-за используемых речевых единиц.
Переходя к лингвостилистическому анализу, стоит обратить прежде всего внимание на исторический период, в который создавалось произведение. Рассказы написаны в разный период времени от 1980 года до 1998. Это время в истории России характеризуется экономическими, политическими и социальными проблемами, перестройкой и общим кризисом. Поэтому произведение, написанное в данный исторический период, содержит определенные языковые единицы, помогающие не только лучше понять замысел автора, но и погрузиться в атмосферу времени и более правильно воспринять текст. Считается, что творческий писательский путь Ю. Буйды начался с 1991 года, однако одна из глав «Суммы одиночества» написана автором еще в его студенческие годы, поэтому логично предположить, что в данном произведении изложены воззрения автора раннего периода его творческой карьеры, однако писатель представляется человеком с уже сформировавшимся взглядом на мир и политически-социальные проблемы. Итак, стоит обратить внимание, что в первой и последних главах автор часто использует сниженную лексику («Вчера ты напился и блевал», «на исходе запоя мужик принялся вилкой выковыривать чертей из руки» [2]), это дает определенную характеристику героям. Ранее уже упоминалось, что данные герои представляют собой скорее людей невысокого социального положения, погруженных в определённые жизненные реалии. В остальных частях произведения Ю. Буйда так же периодически использует сниженную лексику, но уже в сочетании с научной (в том числе — термины), философской и литературной риторикой и великими именами, например, «Хемингуэй каждый свой трах называл «любовью»» [2] . Такое сочетание представляется возможным именно в рамках нравственно-этических, религиозных, мировоззренческих размышлений автора на фоне переломного момента истории страны. Ю. Буйда не только обозначает личные воззрения на вопросы, волнующие людей в продиктованный политической напряженность период сомнений и исканий, но и поднимает некоторые вечные философские, нравственные, этические вопросы, например, касается темы одиночества, что понятно уже из названия произведения.
Учитывая, что данный вопрос обозначен в заглавии, можно сделать вывод, что «изолированность» — это основная тема произведения. Сумма одиночества, исходя из рассуждений в рассказах, есть не что иное, как своего рода стимул к литературе, представляющий собой и творческую сторону процесса, и читательскую, подвигам, подобным путешествию Магеллана или самопожертвованию Иисуса, любви и вере. Так, например, рассказчик уверенно убеждает читателя, что одиночество и книга/литература неразделимы: «Для поэта одиночество сродни, увы, плодотворному сиротству. Трудолюбивому одиночеству пастуха. Одинок и читатель, склонившийся над книгой и переживающий встречу с иным миром, вступающий в диалог с другим Я» [2]. При этом автор делает акцент и на том, что читатель тоже нуждается в уединении, чтобы «потреблять» и воспринимать литературу. В этом же свете раскрывается и смысл названия произведения. Герой-рассказчик повествует как про нескольких известных людей, так и про себя самого, при этом отмечая значимость одиночества в контексте творчества или каких-либо достижений, в то же время, не романтизируя упомянутое чувство. Так, например, повествователь «кричал в подушку, кричал в замызганной, заплеванной рощице, тянущейся вдоль железнодорожной линии, в яму» [1] , когда всепоглощающие ощущение одиночества выбивает его из жизненной колеи. Одиночество, по мнению автора, становится одинаково полезным и убийственным для человека: рассказчик пребывает в таком тяжелом эмоциональном состоянии, что даже не замечает, как на столе, рядом с пишущей машинкой, медленно гниет апельсин.
При этом рассказчик убеждён, что одиночество, исходя из русского менталитета, представляет собой для русского человека особый вид награды: «Для общинного, коллективистского русского сознания, усматривающего в индивидуализме лишь зло, одиночество — это душевное состояние, ибо наша свобода — это свобода мистического восхождения индивидуальной души к Богу, свобода слияния с Ним. Столетиями русские люди жили на миру, в тесных жилищах, не имея возможности побыть наедине с собой и завидуя святым подвижникам, затворявшимся в лесных скитах и монастырях…Мы мечтаем о проклятии одиночества» [2]. Повествователь уверен, что русский человек не только не боится уединения, но стремится к нему, так как видит в одиночестве единение с богом: «Почему русский человек так жаждет одиночества? Национальному самосознанию чужда культура одиночества, вызревшая на христианском Западе. Оборотной стороной европейского индивидуализма является индивидуальная ответственность, лежащая в основании свободы со времен евангелистов. Западное одиночество — это труд, который может восприниматься и как проклятие, но не сводимо к проклятию. Для общинного, коллективистского русского сознания, усматривающего в индивидуализме лишь зло, одиночество — это душевное состояние, ибо наша свобода — это свобода мистического восхождения индивидуальной души к Богу, свобода слияния с Ним» [2] . Другими словами, рассказчик пытается доказать читателю, что именно сумма одиночества пробуждает человека к творчеству, исканию, счастью, да и самой жизни в целом. Между тем, герои-посетители Красной столовой своими рассказами стремились от одиночества избавиться, получить если не любовь, то признание и внимание собеседников: «На постоялом дворе и в таверне, по пути к или в, во дворце или тюрьме, на биваке, в келье, больнице, казарме люди, рассказывая истории, стремились вызвать смех, сострадание либо страх. Но какую бы цель ни преследовали рассказчики, они хотели и хотят лишь одного — любви» [1] . Таким образом, тема произведения акцентирует внимание на отношении творчества автора к необарочной литературе, подчеркивая такие черты данного течения, как «культивирование авторского мифа, ремифологизация культурных руин и фрагментов, «настойчивая эстетизация всего, на что падает взгляд» [3]. Вместе с тем, авторский миф создается в данном случае на основе мировой мифологии, теологических положениях. Фактически, истории «Магелланова магия» и «Боб Грин. Loneman» также иллюстрируют отношение творчества Ю. Буйды к литературе постмодернизма, изображая факты развития человечества как авторские вариации истории, то есть показывает авторскую установку на нарративизацию истории. Иными словами, при социальном запросе в соответствующий тексту исторический период на рассмотрении жизненной философии как принятие, страдание и нищенствование, а так же их результативность как двигателя жизни; рассмотрении истории в поиске ответов на животрепещущие вопросы, автор бессознательно реагирует соответствующим образом: выпускает сборник рассказов, рассматривающих жизнь как сумму одиночеств, как «что-то в духе развесело-торжественной Gaudeamus igitur с ее шоково–патетическим nos habebit gumus» [1] .
Обращаясь к художественным особенностям текста, необходимо отметить, что автор в произведении использует такие средства языковой выразительности, как повторы (« Он был избран Аллахом, и он избрал Аллаха », «Пламя и пламя» [2]), антитеза («это не «вчера» и не «завтра», он — «всегда» [2] ) , уже упомянутые цитирования и парафраз, и другие, чуть менее значимые для данного сборника рассказов тропы и фигуры речи. Кроме того, у двух рассказов из девяти («Ивовые заросли» и «Третий») есть эпиграфы, помогающие акцентировать внимание на наиболее значимой проблеме в текстах. Также важно обратить внимание частое использование иностранной лексики (английской («story и history» ), немецкой ( «Die tiefe Mittelnacht» ), латыни ( «Occidendos esse») ), что дает возможность автору приводить прямое цитирование на языке оригинала и подчеркнуть глубину размышлений и поднятых этических вопросов в данном сборнике рассказов.
Итак, выделяя определенные литературные приемы, лексические особенности и принципы создания текста, можно доказать отношение данного текста к необарочной литературе и литературе постмодернизма.
Авторскими стилистическими особенностями данного текста можно назвать частое обращение в сниженной лексике, цитирование, авторская интерпретации исторических фактов и сочетание научности и абсурдности. Это помогает автору раскрыть главную тему сборника — тему одиночества и его двоякого влияния на человека.
Смысл произведения и обоснованность использования лексических единиц нельзя рассматривать вне исторического и биографического контекста создания сборника рассказов «Сумма одиночества».
Литература:
- https://bookscafe.net/read/buyda_yuriy-summa_odinochestva-79231.html#p1
- https://bookscafe.net/read/buyda_yuriy-summa_odinochestva-79231.html#p6
- Липовецкий М. Концептуализм и необарокко // Ng.ru: Независимая газета, 1997–2015. URL: http://www.ng.ru/kafedra/2000–09–07/3_postmodern.html
- Теоретическая поэтика: Понятия и определения. М., 2002. С. 390, 396.
- Тюпа В. И. Новелла и аполог // Русская новелла. Проблемы теории и истории. С.-Пб., 1993. С. 13–25.
